Царица Проклятых - Райс Энн - Страница 103

Впереди, там, где пляж изгибался влево, я увидел еще одно изысканное старинное здание. Там тоже погибли люди. Я не сомневался, что это греческий остров, а вокруг простиралось Средиземное море.

Прислушавшись, я разобрал крики, доносящиеся из-за перевала. Там убивали мужчин. Я прислонился к двери, пытаясь успокоить бешено стучащее сердце.

Меня внезапно охватили воспоминания о бойне в храме Азима – я увидел, как врезаюсь в человеческую толпу и невидимым клинком пронзаю твердую плоть. Что это было – жажда или же просто вожделение? Я представил себе переплетенные конечности и скрюченные в последней агонии борьбы тела, окровавленные лица.

«Это не я! Я не мог…» Но это был я.

А теперь в воздухе стоял тот же запах костров, что и во дворе у Азима, где сжигали трупы. От этого запаха меня тошнило. Я опять повернулся к морю и как можно глубже вдохнул полной грудью. Если расслабиться, то ко мне явятся голоса со всего острова, с других островов, с материка. Я ощущал их присутствие, знал, что они ждут удобного момента, и вынужден был отогнать их подальше.

Потом где-то рядом послышался шум – женские голоса. Они приближались к спальне. Обернувшись, я увидел, как отворились двойные двери и в комнату вошли женщины, одетые в простые блузки, юбки и платки.

В пестрой толпе можно было увидеть женщин всех возрастов – от юных красавиц до тучных пожилых матрон и даже совсем хрупких созданий с потемневшей, потрескавшейся кожей и белоснежными волосами. Они расставляли принесенные с собой вазы с цветами. Вперед с природной грацией неуверенно вышла изящная женщина с прекрасной длинной шеей и начала зажигать многочисленные лампы.

Запах их крови. Как может он быть столь сильным и соблазнительным, если я не испытываю жажды?

Внезапно они все собрались в центре комнаты и уставились на меня, как будто впали в транс. Я смотрел на них с террасы, а потом осознал, что они увидели. Мой рваный костюм, вампирские лохмотья: черный пиджак, белая рубашка, плащ – все в крови.

Да и кожа моя значительно изменилась. Я высох, выглядел, разумеется, мертвецки бледным. Должно быть, мои глаза стали ярче – или же меня обманывало их наивное восприятие? Когда им прежде доводилось видеть одного из нас?

В любом случае… они походили на сон, эти застывшие на месте женщины с черными глазами и довольно мрачными лицами – даже у полных женщин были впалые щеки. Они долго смотрели на меня, а потом поочередно упали на колени. Ну да, конечно же, на колени. Я вздохнул. На их лицах читалось выражение людей, оказавшихся за пределами обыденности, – их посетило видение, и ирония заключалась в том, что этим видением был я.

Я неохотно прочел их мысли.

Они видели Святую Мать. Вот кто она для них: Мадонна, Святая Дева! Она пришла в деревни и приказала вырезать их сыновей и мужей; были убиты даже младенцы. Они выполнили ее приказ или же следили за его выполнением; а теперь их несла волна веры и радости. Они стали свидетельницами чуда: к ним обращалась сама Святая Мать, Древняя Мать, та самая Мать, которая всегда обитала в гротах этого острова, еще до Рождества Христова, Мать, чьи крошечные скульптурные изображения до сих пор иногда находили в земле.

Во имя Матери они опрокинули колонны разрушенных храмов, к которым приезжали туристы; они спалили единственную на острове церковь; палками и камнями они выбили в ней окна. Сгорели древние фрески. Осколки мраморных колонн упали в море.

А я – кто я для них? Не просто бог. Не просто избранник Святой Матери. Нет, здесь что-то другое. Оказавшись в плену их пристальных взглядов, я озадаченно пытался разгадать эту загадку, испытывая отвращение к их убеждениям, но одновременно находясь во власти чар и страха.

Боялся я, конечно, не их, а всего того, что происходило. Меня завораживало восхитительное ощущение устремленных на меня смертных глаз – совсем как тогда, на сцене. Столько лет я скрывался, а теперь смертные смотрят на меня и чувствуют мою силу, они меня боготворят. Такие же смертные, как те бедняги, что брели по горным тропам. Но ведь они были почитателями Азима. Они пришли туда, чтобы умереть.

Страшный сон. Необходимо остановить его, прокрутить назад, вернуть все на свои места; нельзя допустить, чтобы я хоть с чем-то смирился!

Ведь в конце концов я могу и сам поверить, что я… Но я же знаю, кто я такой! А передо мной всего лишь несчастные, невежественные женщины, для которых телевизор и телефон – уже чудо, которые воспринимают как своего рода чудо любую перемену в своей жизни… А завтра они проснутся и увидят, что натворили…

Но сейчас всех нас окутывала атмосфера покоя. Чары… знакомое цветочное благоухание… Женщины получали безмолвные мысленные указания.

Произошло легкое волнение, и двое из них поднялись и вошли в смежную ванную комнату – одно из массивных мраморных сооружений, так любимых итальянцами и греками. Текла горячая вода, из открытых дверей валил пар…

Другие женщины открыли шкафы и вынули чистую одежду. Несчастный владелец этого небольшого дворца, который оставил там, в пепельнице, сигарету, а на белом телефоне – слабые жирные отпечатки пальцев, был богат.

Еще две женщины подошли ко мне, чтобы отвести в ванную. Я не двигался. Они дотронулись до меня горячими пальцами, и я почувствовал, как потрясла их необычная структура моей плоти. Их прикосновения вызвали во мне восхитительную дрожь. Их прекрасные глаза, влажные и темные, были обращены на меня, их теплые руки тянули меня, приглашая пойти с ними.

Что ж, хорошо, я позволил им себя увести. Белые мраморные плитки, резные золотые крепления – настоящее древнеримское великолепие; на мраморных полках – блестящие флаконы с мылом и благовониями. В бассейне плещется и пузырится накачиваемая насосами вода – все очень соблазнительно; во всяком случае, так бы я решил в любое другое время.

Они сняли с меня одежду, и я испытал совершенно потрясающее чувство. Никто еще не делал со мной ничего подобного. Разве что при жизни, и то, когда я был еще совсем ребенком. Вокруг меня поднимался пар, я наблюдал за маленькими смуглыми руками, и по моему телу бежали мурашки; в глазах женщин я прочел преклонение.

Сквозь пар я взглянул в зеркало – в зеркальную стену, и впервые с тех пор, как началась эта зловещая одиссея, увидел свое отражение. В какой-то момент я подумал, что не переживу этого шока. Это не я!

Я был гораздо бледнее, чем мог предположить. Я осторожно отстранил от себя женщин и подошел к зеркальной стене. Кожа моя приобрела перламутровый блеск; глаза, впитавшие в себя все оттенки спектра в сочетании с ледяным светом, стали еще ярче. Но я не был похож на Мариуса. Я не был похож на Акашу. На моем лице по-прежнему видны были все линии и морщинки!

Другими словами, кровь Акаши выбелила мою кожу, но не разгладила ее. Выражение лица осталось человеческим. Что самое странное – все черточки и морщинки стали еще контрастнее, заметнее. Даже рисунок кожи на пальцах рук приобрел более четкие очертания.

Но какое в этом утешение – знать, что я, столь не похожий на человека, буду привлекать к себе еще большее внимание?! В определенном смысле все стало еще хуже, чем двести лет назад, через час после смерти, когда я взглянул в зеркало и попытался отыскать человека в том, что увидел. Сейчас мне было точно так же страшно.

Я обследовал свое отражение: грудь белизной могла сравниться с мраморным торсом в музее; а тот орган, в котором мы не нуждаемся, поднятый вверх, словно готовый к тому, чего он больше никогда не сумеет и не пожелает сделать, стоял, как мраморный Приам у ворот.

Как в тумане, следил я за приближающимися женщинами; восхитительные шейки, груди, влажные смуглые руки и ноги. Я наблюдал за тем, как они снова протягивают ко мне руки. Сомнений нет – я казался им прекрасным.

Здесь, под струями пара, запах крови ощущался гораздо явственнее. Но настоящей жажды я не испытывал. Благодаря Акаше я был сыт, но их кровь чуть-чуть меня раздразнила. Да нет, не чуть-чуть, а даже очень.