Царица Проклятых - Райс Энн - Страница 115

По ее щекам катились слезы. Две ярко-алые полосы. Ее губы расслабились, брови мрачно сошлись на переносице, но просветленное выражение ни на миг не покинуло ее лица.

– Нет, Лестат, – повторила она. – Ты не прав. Но мы должны довести дело до конца. И если, ради того чтобы ты тесно прижался ко мне, им придется умереть – каждому из них! – пусть будет так. – Она раскрыла объятия.

Я хотел увернуться, хотел ответить грубостью на ее угрозы, но она приближалась, а я не двигался с места.

Мы были здесь, рядом, – дул теплый карибский бриз, ее руки гладили мою спину, пальцы скользили по моим волосам… Вливающийся в меня нектар переполнял сердце. И наконец-то ее губы на моем горле… ее зубы стремительно пронзают мою плоть… Все так же, как тогда, давным-давно, в храме! Ее кровь смешивается с моей кровью. И оглушительно грохочет ее сердце. Да! Это был экстаз, но я все же не мог сдаться, не мог, и она это знала.

8. История близнецов: заключение

– Дворец оказался таким же, каким мы его запомнили, разве что, возможно, еще роскошнее благодаря награбленным в покоренных землях трофеям. Еще больше золотых тканей, еще более яркие картины, в два раза больше рабов, словно служивших простыми украшениями, их худые обнаженные тела были увешаны золотом и драгоценностями.

На сей раз нас поместили в царскую камеру с изящными стульями и столами, на которых стояли блюда с мясом и рыбой, пол был устлан красивым ковром.

Потом, на закате солнца, во дворце раздались приветственные возгласы в честь прибытия царя и царицы, весь двор вышел им поклониться, распевая гимны красоте их бледной кожи и мерцающих волос, а также телам, чудесным образом излечившимся после нападения заговорщиков. Эхо разносило эти хвалебные песнопения по всему дворцу.

Но по окончании этой небольшой церемонии нас препроводили в спальню коронованной пары, где впервые, при тусклом свете отставленных подальше ламп, мы своими глазами увидели произошедшую с ними перемену.

Перед нами были два бледных, но великолепных существа, в каждой детали походившие на тех, кого мы еще недавно видели здесь же. Но теперь от них исходило сверхъестественное сияние, их кожа уже не была кожей, а их разум перестал всецело оставаться их разумом. Но, как каждый из вас может себе представить, они были прекрасны. О да, прекрасны, словно луна сошла с небес и наделила их своим светом. В дорогих одеждах, они стояли среди ослепительной золотой мебели, и устремленные на нас глаза блестели, словно обсидианы. И тогда совершенно новым голосом, в котором, казалось, звучала музыка, царь заговорил.

«Хайман рассказал вам, что с нами стряслось, – начал он. – Вот перед вами двое благословенных великим чудом, ибо мы восторжествовали над смертью. Теперь мы стоим намного выше человеческих потребностей и ограниченности, мы видим и понимаем то, что ранее ускользало от нас».

Но с царицы моментально слетел показной блеск. Шипящим шепотом она произнесла:

«Вы должны объяснить нам! Что сделал ваш дух?»

Мы оказались в еще большей опасности, и я попыталась передать это предостережение Мекаре, но царица тут же засмеялась.

«Думаете, я не знаю ваших мыслей?»

Но царь умолял ее молчать.

«Пусть ведьмы воспользуются своей силой, – сказал он. – Вы же знаете, мы всегда относились к вам с почтением».

«Да, – усмехнулась царица. – А вы наслали на нас это проклятие».

Я сразу же заверила ее, что мы этого не делали, что, покинув царство, мы сдержали слово и вернулись обратно домой. Пока Мекаре молча изучала их, я молила их понять, что если это и сделал дух, то лишь по собственной прихоти.

«По прихоти?! – воскликнула царица. – Что значит – по прихоти?! Что с нами произошло? Кто мы?»

С этими словами она приподняла губу, давая нам возможность лучше разглядеть ее зубы. Во рту выросли клыки – крошечные, но острые как ножи. Царь продемонстрировал нам такую же перемену.

«Чтобы удобнее было пить кровь, – прошептал он. – Знаете ли вы, что для нас жажда? Мы не можем ее утолить! Ради нашего насыщения умирают по три-четыре человека за ночь, но мы отправляемся спать в муках голода».

Царица вцепилась в волосы, как будто едва сдерживала крик. Но царь придержал ее за локоть.

«Дайте нам совет, Маарет и Мекаре, – попросил он. – Чтобы мы поняли суть этого превращения и знали, как использовать его во благо».

«Да, – проговорила царица, пытаясь прийти в себя. – Ибо подобные вещи не происходят без причины…»

Потом, словно потеряв уверенность в себе, она умолкла. Да, казалось, что ее прагматичный взгляд на вещи, и без того ищущий оправданий, разбился вдребезги, в то время как царь держался своих иллюзий, как это всегда делают мужчины вплоть до самой старости.

Итак, когда они замолчали, Мекаре вышла вперед и совершила наложение рук на царя. Она опустила руки ему на плечи, и закрыла глаза. Потом, не обращая внимания на злобный взгляд царицы, она проделала то же самое и с ней.

«Объясни нам, – сказала Мекаре царице, – что случилось в тот самый момент. Что ты помнишь? Что ты видела?»

Царица молчала, ее лицо исказилось подозрением. По правде говоря, это превращение только прибавило ей красоты, но в ней появилось что-то отталкивающее, словно она перестала быть цветком и превратилась в его белоснежную восковую копию. Пока она размышляла, ее лицо становилось все более мрачным и жестким, и я инстинктивно встала рядом с Мекаре, чтобы защитить ее от возможных последствий.

Но царица заговорила:

«Они пришла убить нас, предатели! Они обвинили бы во всем духов – таков был план. И все принялись бы снова есть плоть, плоть своих матерей и отцов, плоть тех, на кого они любили охотиться. Они пришли в дом и нанесли мне раны кинжалами – мне, своей повелительнице, своей царице! – Она помолчала, словно мысленно вновь увидела ту страшную сцену. – Они вонзили в меня кинжалы, они жестоко ранили меня в грудь. С такими ранами не выживешь, и, падая на пол, я знала, что умерла! Слышите? Я знала, что меня ничто не спасет. Кровь хлестала из меня фонтаном.

Но, увидев на полу лужу собственной крови, я осознала, что нахожусь не в раненом теле, что я уже оставила его, что смерть забрала меня и резко толкает вверх, как бы сквозь большой туннель, где я перестану страдать!

Мне не было страшно, я ничего не чувствовала, я посмотрела вниз и увидела на полу этого домишки себя, бледную, окровавленную. Но мне было все равно. Я стала свободной. Но внезапно мне что-то схватило, схватило мое невидимое “я”! Туннель пропал, я попалась в большую сеть, подобную рыбацкому неводу. Изо всех сил попыталась я вырваться, и она подалась, но не порвалась, она схватила меня и крепко держала, и я не могла подняться.

Когда я попробовала крикнуть, я снова оказалась в своем теле! Я билась в агонии, словно ножи резали меня заживо. Но эта сеть, гигантская сеть, не отпускала меня, она больше не была бесконечной, она сжалась в более плотную ткань, напоминавшую огромное шелковое полотно.

И эта сеть – одновременно видимая и невидимая – вихрем крутилась вокруг меня, поднимая, швыряя на пол, поворачивая из стороны в сторону. Из ран лилась кровь. И она намочила ткань, как произошло бы с любой сетью.

И то, что было прозрачным, перестало быть таковым. И я увидела чудовищную вещь, бесформенную, невероятных размеров, по которой текла моя кровь. Но у этой вещи была и другая материя, очевидно, какой-то центр, крошечный пылающий центр, который оказался внутри меня и бился в моем теле, как напуганный зверь. Он носился по моим рукам и ногам, бился, стучал. Словно сердце обрело конечности и теперь стремилось убежать. Оно кружилось в моем животе, а я рвала ногтями собственное тело и готова была взрезать себе живот, лишь бы оно убралось.

И мне показалось, что огромная невидимая часть этого существа – кровавое облако, которое окружило и обволокло меня, – подчиняется этом крошечному ядру, суматошно кружащемуся по моему телу, то кидающемуся мне в ладони, то появляющемуся в ногах. Оно помчалось вверх по позвоночнику.