Царица Проклятых - Райс Энн - Страница 127

– Ты говоришь об интеллектуальном восприятии нескольких людей.

– Нет, – ответил он, – я говорю об изменении философии, я говорю об идеализме, из которого происходят подлинные реалии. Как ты не понимаешь, Акаша, пусть они несовершенны, но у них должно быть время, чтобы осуществить свои мечты!

– Я полностью с этим согласен! – раздался вдруг голос Луи.

У меня упало сердце. Он так уязвим! Если она обратит свой гнев на него… Но он продолжал в своей спокойной, изысканной манере:

– Это их мир, не наш. Без сомнения, мы потеряли на него право в тот момент, когда лишились смертной жизни. И мы не должны прерывать их борьбу. В противном случае мы похитим у них победу, которая стоила им слишком многого! Даже за последние сто лет они добились невероятных успехов, они исправили зло, которое человечество принимало как данность, они впервые разработали концепцию настоящей человеческой семьи.

– Меня трогает твоя искренность, – ответила она. – Я пощадила тебя только потому, что тебя любит Лестат. Теперь я вижу причину этой любви. Сколько мужества, должно быть, понадобилось, чтобы излить мне душу. Но при этом ты – самый хищный из собравшихся здесь бессмертных. Ты убиваешь безотносительно к возрасту, полу или воле к жизни.

– Так убей меня! – сказал он. – Мне бы этого даже хотелось. Но не уничтожай людей! Не вмешивайся. Даже если они убивают друг друга! Дай им время, чтобы воплотить в жизнь новые идеалы, дай городам Запада, пусть они и развращены, время, чтобы донести свои идеалы до страждущего, пришедшего в упадок мира.

– Время, – сказала Маарет. – Может быть, мы все просим именно об этом. Время. И ты в состоянии даровать нам его.

Наступила пауза.

Акаша больше не хотела смотреть на эту женщину, и слушать ее не хотела. Она выдернула свои пальцы из руки Мариуса, долго смотрела на Луи, но потом повернулась к Маарет, словно этого было не избежать, и ее лицо застыло и стало почти жестоким.

Но Маарет продолжала:

– В безмолвии ты веками медитировала над решением проблем. Что такое еще сотня лет? Конечно, ты не станешь спорить, что последний век превзошел все ожидания и что достигнутый в течение его технологический прогресс вполне мог бы дать пищу, кров и здоровье всем народам земли.

– В самом деле? – отвечала Акаша. Ее улыбку подогревала тлеющая в глубине ненависть. – Вот что дал миру технологический прогресс. Он дал миру ядовитый газ, взращенные в лабораториях болезни и бомбы, способные уничтожить всю планету. Он дал миру ядерные аварии, которые загрязняют пищу и воду на пространстве целых континентов. А армии занимаются своим делом с современной эффективностью. Аристократия целого народа, убитая в течение часа в заснеженном лесу, систематически уничтожаемая интеллигенция целой нации, включая всех, кто носит очки. В Судане есть обычай калечить женщин, чтобы порадовать их мужей, в Иране дети бегают под пулеметным огнем!

– Не может быть, чтобы ты больше ничего не видела, – сказал Мариус. – Я в это не верю. Акаша, посмотри на меня. Отнесись по-доброму ко мне и моим словам.

– Какая разница, веришь ты в это или нет?! – воскликнула она, впервые проявив долго сдерживаемый гнев. – Ты не принял то, что я пыталась донести до тебя. Ты не поддался прекрасным видениям, которые я рисовала в твоих мыслях. Как ты не понимаешь, что мой дар спасет тебя? И кто ты такой, если я этого не сделаю? Ты пьешь кровь, ты – убийца!

Я никогда еще не слышал, чтобы она говорила с такой горячностью. Когда Мариус попытался было ответить, она сделала нетерпеливый жест и повернулась к Сантино и Арману.

– Ты, Сантино, – сказала она. – Ты, кто руководил римскими Детьми Тьмы, когда они верили в то, что в качестве приспешников дьявола исполняют Божью волю, – помнишь ли ты, что значит служить цели? А ты, Арман, глава старой парижской общины, помнишь ли ты, что значило стать святым Тьмы? Ты имел свое место между адом и раем. Я предлагаю вам то же самое еще раз, и это не обман. Разве вы не можете вернуться к потерянным идеалам?

Они ей не ответили. Сантино был парализован ужасом, его душевные раны кровоточили. На лице Армана читалось только отчаяние.

На ее лице появилось мрачное выражение обреченности. Бесполезно. Никто из них не пойдет за ней. Она посмотрела на Мариуса.

– Твое драгоценное человечество! – сказала она. – За шесть тысяч лет оно ничему не научилось. Ты говоришь мне об идеалах и целях! При дворе моего отца в Уруке находились люди, которые понимали, что голодных следует накормить. Знаешь ли ты, что такое современный мир? Телевизоры – сосуды чудес, а вертолеты – ангелы смерти!

– Ладно, хорошо, а каким будет твой мир? – спросил Мариус. У него тряслись руки. – Ты не считаешь, что женщины не станут убивать своих мужчин?

Она засмеялась. Она повернулась ко мне.

– Разве в Шри-Ланке они сопротивлялись, Лестат? А на Гаити? А на Линконосе?

Мариус перевел взгляд на меня. Он ждал моего ответа, ждал, что я поддержу его. Я хотел привести новые аргументы, ухватиться за нить, которую он протянул мне, и продолжить. Но в голове у меня было пусто.

– Акаша, – сказал я. – Не продолжай этот кровавый дождь. Прошу тебя. Перестань обманывать и дурманить людей.

Вот она – грубая, неискушенная, но единственная правда, на которую я был способен.

– Да, вот в чем суть, – сказал Мариус осторожным, опасливым и почти умоляющим тоном. – Это ложь, Акаша, очередная суеверная ложь! Разве мало их было? И сейчас, именно в то время, когда мир очнулся от былых заблуждений! Когда он сбросил с постамента старых богов!

– Ложь? – Она отстранилась, как будто он обидел ее. – В чем я солгала? Разве я лгала, когда обещала, что на земле воцарится мир? Разве я лгала, когда говорила, что я та, кого они ждали? Нет, я не лгала! Напротив, я могу подарить им первую частицу правды! Я та, за кого они меня принимают. Я вечна, я всемогуща, я защищу их…

– Защитишь? – спросил Мариус. – Как ты защитишь их от смертельных врагов?

– Каких врагов?

– Болезнь, моя царица. Смерть. Ты не целительница. Ты не можешь ни даровать жизнь, ни спасти. А они будут ждать подобных чудес. Все, на что ты способна, это убивать.

Молчание. Тишина. Лицо ее внезапно стало безжизненным, как когда-то в святилище, глаза остекленели – трудно сказать, то ли от пустоты, то ли от глубоких раздумий.

Ни звука – только в очаге трещат и поворачиваются дрова.

– Акаша, – прошептал я. – Время – вот все, о чем просит Маарет. Век. Ведь это такая малость!

Она посмотрела на меня затуманенными глазами. Я почувствовал на своем лице дуновение смерти, столь же близкой, как долгие годы назад, когда волки загнали меня в заснеженный лес, а я не мог дотянуться до обнаженных веток деревьев.

– Вы все мои враги, не так ли? – прошептала она. – Даже ты, мой принц. Ты – мой враг. Мой возлюбленный и одновременно мой враг.

– Я люблю тебя, – сказал я. – Но лгать тебе не могу. Я не смогу в это поверить! Это ошибка! Тем большая ошибка, что все кажется столь простым и логичным!

Она поспешно всмотрелась в лица остальных. Эрик снова пребывал на грани отчаяния. Я чувствовал, как в Маэле нарастает злость.

– И никто из вас не встанет на мою сторону? – прошептала она. – Никто не ухватится за ослепительную мечту? Не найдется никого, кто забыл бы о своем мелочном и эгоистичном мирке? – Ее глаза остановились на Пандоре. – А, вот и ты, бедная мечтательница, оплакивающая потерянную человечность, – ты не ищешь искупления?

Пандора смотрела на нее, как сквозь матовое стекло.

– Мне убивать не по вкусу, – ответила она едва слышно. – Мне хватает смерти в опавших листьях. Я не верю, что из кровопролития выйдет что-то хорошее. И в этом вся сложность, моя царица. Кошмары продолжаются, но повсюду есть хорошие люди, которые их порицают. А ты бы вернула к жизни старые методы, ты бы реабилитировала их и положила конец диалогу. – Она печально улыбнулась. – Я для тебя бесполезна. Мне нечего тебе дать.

Акаша никак не отреагировала. Потом она обвела глазами остальных, смерила взглядом Маэла, Эрика, Джесс.