Пандора - Райс Энн - Страница 27

«Наверное, нет! Я с вами согласна. Но кто? Откуда они исходят? Зачем они преследовали меня в море? Кто этот человек, умеющий читать старые письмена?»

Она была потрясена. Она отпустила меня и отвела взгляд в сторону. Черная краска придавала ее глазам обманчиво свирепое выражение.

«Возможно, когда-то в детстве вы слышали древнюю легенду; может быть, вам рассказал ее старый жрец-египтянин. Вы ее забыли, а теперь она тревожит ваш измученный разум. Питается пламенем, на которое не имеет права, – смертью вашего отца».

«Да, очень на это надеюсь, но я никогда не встречала старых египтян. Жрецы в храме были римлянами. К тому же, если обдумать содержание снов, картина получается странная. Почему царица плачет? Почему меня убивает солнце? Царица – в оковах. Царица – пленница. Царица – в агонии!»

«Прекратите! – Жрица содрогнулась. Потом она обняла меня обеими руками, словно не я в ней нуждалась, а она во мне. Меня коснулся жесткий лен ее платья, густые волосы парика, а под ними я услышала быстрое биение сердца. – Нет, – сказала она, – вы одержимы демоном, и мы сможем изгнать его из вас! Вероятно, путь для гнусного демона открылся, когда на вашего отца напали у его собственного очага».

«Вы серьезно считаете, что такое возможно?» – спросила я.

«Послушайте, – сказала она беспечно, так же как те женщины снаружи. – Я хочу, чтобы вы выкупались, переоделись в свежее платье. Что касается денег… Какую сумму вы можете выделить? Если денег нет, мы все вам достанем. Мы богаты».

«Денег много. Они для меня не проблема».

Я вытащила кошель.

«Я распоряжусь, чтобы вам все принесли. Свежую одежду. Этот шелк слишком непрочный».

«Ну, мне-то вы можете об этом не рассказывать!»

«Накидка порвалась. Ваши волосы в беспорядке».

Я высыпала около дюжины золотых монет – больше, чем заплатила за Флавия.

Это ее потрясло, но она очень быстро взяла себя в руки. Неожиданно жрица посмотрела прямо мне в лицо, и ее маска пришла в движение, приобретая нахмуренное выражение. Я подумала, что маска может треснуть.

Я решила, что она сейчас заплачет. Я стала настоящим экспертом в вопросе доведения других людей до слез. Плакали Миа и Лиа. Плакал Флавий. Теперь и она собралась плакать. Царица во сне тоже плакала!

Я расхохоталась как безумная, запрокинув голову. Но вдруг увидела царицу! Увидела в смутно мелькнувшем воспоминании, и мне стало так грустно, что я сама чуть не заплакала. Моя насмешка была богохульством. Я лгала самой себе.

«Возьмите золото на храм, – сказала я. – На новую одежду, на все, что мне понадобится. Но моим подношением богине должны стать цветы и хлеб – теплый, прямо из печи, небольшой ломоть».

«Очень хорошо, – ответила она и энергично кивнула. – Вот что нужно Изиде. Кровь ей не нужна. Нет! Только не кровь».

Она помогла мне подняться.

«Поймите, в моем сне она плачет, – помолчав, принялась объяснять я. – Она недовольна теми, кто пьет кровь, она протестует, она страдает. Сама она не из тех, кто пьет кровь».

Жрица смутилась, но потом кивнула:

«Да, это же очевидно».

«Я тоже протестую и страдаю», – сказала я.

«Я понимаю, идемте», – ответила она, выводя меня в толстую высокую дверь. Она оставила меня на попечение рабов из храма. Я с облегчением вздохнула – я устала.

Меня провели в церемониальную ванную, очищенную и убранную девушками из храма.

Какое наслаждение, когда все делается как положено.

Я опасалась, что мне принесут одежды из белого льна и черный парик, но все платья были сшиты по римской моде, новые, расшитые по краям цветами. Эта роскошь, такая, казалось бы, незначительная, на самом деле была для меня ценнее золота. Она, безусловно, доставила мне гораздо больше удовольствия.

Девушки тщательно расчесали мои волосы и прочно уложили их в круг, оставив вокруг лица густые локоны.

Я так устала! Я была так благодарна!

Потом девушки накрасили мне лицо, более искусно, чем я смогла бы сделать это сама, но, как выяснилось, по египетским канонам, и, увидев себя в зеркале, я вздрогнула. Вздрогнула! На меня смотрела не маска жрицы, но глаза обведены черным.

«Разве я имею право жаловаться?» – прошептала я.

Я положила зеркало. К счастью, без него я не буду видеть свое лицо.

Я прошла в главный зал храма – настоящая римлянка, экстравагантно накрашенная в восточном стиле. Типичное для Антиохии зрелище.

Там я нашла знакомую жрицу, а с ней – еще двоих, одетых так же официально, и жреца в старомодном египетском убранстве, только он носил не парик, а простой полосатый капюшон. На нем была короткая плиссированная туника. Когда я подошла, он обернулся и окинул меня взглядом.

Страх. Гнетущий страх.

«Беги из этого храма! Забудь о подношениях, или пусть они сами все за тебя сделают. Иди домой. Тебя ждет Флавий. Уходи!»

Я онемела от ужаса и безропотно позволила жрецу отвести меня в сторону.

«Выслушайте меня внимательно, – ласково обратился он ко мне. – Сейчас я отведу вас в священное место. Я допущу вас поговорить с Матерью. Но после этого вы должны прийти ко мне! Не уходите, не повидав меня. Вы должны пообещать, что будете приходить каждый день, а если вас снова посетят эти сны, вы подробно нам их опишете. Есть один человек, которому их следует рассказать, если, конечно, богиня не изгонит их из ваших мыслей».

«Я с радостью расскажу о них любому, кто способен помочь, – сказала я. – Я эти сны ненавижу. Но что вы так нервничаете? Вы меня боитесь?»

Он покачал головой.

«Я вас не боюсь, но мне необходимо кое-что вам доверить. Мы должны поговорить – либо сегодня, либо завтра. Непременно должны. Идите же к Матери, а потом возвращайтесь ко мне».

Меня провели в помещение святилища – место поклонения скрывали белые льняные занавеси. Я увидела свое подношение – гирлянду благоухающих белых цветов и теплый ломоть хлеба. Я преклонила колени. Невидимые руки задернули занавеси, и я оказалась в комнате одна, на коленях перед Regina Caeli, Царицей Небесной.

Новое потрясение.

Передо мной стояла древняя египетская статуя нашей Изиды, вырезанная из темного базальта. Головной убор – длинный, узкий, сдвинутый за уши. На голове – большой диск между рогами. Обнаженная грудь. На коленях – фараон, ее взрослый сын Гор. Рукой она поддерживала левую грудь, предлагая ему молоко.

Меня охватило отчаяние! Этот образ мне ни о чем не говорил! Я попыталась почувствовать в нем сущность Изиды.

«Это ты посылала мне сны, Мать?» – прошептала я.

Я возложила цветы. Я преломила хлеб. В молчании безмятежной и древней статуи я не услышала ничего.

Я распласталась на полу и простерла руки, от всего сердца пытаясь сказать: «Я принимаю, я верю, я твоя, ты нужна мне, нужна!»

Но я заплакала. Все потеряно. Не только Рим и семья, но и моя Изида. Эта богиня – олицетворение веры другой нации, другого народа.

Постепенно на меня снизошло спокойствие.

Так ли это, подумала я. Культ моей Матери распространился повсюду – на севере и юге, на востоке и на западе. Силу придает ему дух этого культа. Совсем не обязательно в буквальном смысле целовать ноги изваяния. Суть в другом.

Я медленно подняла голову и села на пятки. На меня снизошло настоящее откровение. Не могу в полной мере его описать. Но я познала его мгновенно.

Я поняла, что каждая вещь есть символ какой-то другой вещи! Я поняла, что всякий ритуал есть введение в силу другого события! Я поняла, что практичность человеческого ума заставила нас изобрести эти вещи с таким духовным величием, которое не позволит миру лишиться смысла.

А эта статуя воплощала собой любовь. Любовь превыше жестокости. Любовь превыше несправедливости. Любовь превыше одиночества и осуждения.

Только это и имеет значение. Я подняла глаза к лицу богини и узнала ее! Я посмотрела на маленькую фигурку фараона, на предложенную грудь.

«Я твоя!» – холодно произнесла я.

Ее застывшие примитивные египетские черты не чинили препон моему сердцу; я взглянула на правую руку, поддерживавшую грудь.