Новочеркасск. Кровавый полдень - Бочарова Татьяна - Страница 37

Тогда же, в предгрозовую осень 94-го, мы с радостью и гордостью встречали «великого отшельника». Александр Солженицын, вернувшись из Вермонта, проехал по всей России. Дон, Ставрополье — его родные места. Многое в жизни великого писателя связано с Новочеркасском. Бывал здесь, работал в архивах, здесь на него было совершено покушение. Он первым возвестил на весь мир о расстреле рабочих в Новочеркасске.

Мы ждали Александра Исаевича на День Памяти 2 июня. Однако он еще был в пути. Естественно, визит такого гостя максимально пытались сорганизовать чиновники всех мастей. Но у нас были свои капалы. Еще в начале 1992-го в Москве, в период «хождения по власти», я познакомилась с бывшими политзэками, один из которых, Евгений Исаков, отличался особой экстравагантностью. Тюрьмы и психушки сделали его и впрямь блаженным. Он заявлял: *Я не ем помидоры, потому, что они красные». Часто ходил с топором и, заходя в чиновничьи кабинеты, где надо было «пробивать» тот или иной вопрос, клал на стол справку из психушки и потом разговаривал. Но иногда его агрессивность казалась нарочитой и за простецко-анархистским поведением проглядывала разумная организованность. Он создал фонд «Матренин двор» и поддерживал контакты с Солженицыным.

16 сентября 1994 г. Евгений буквально втянул меня в вагон, в котором из Москвы ехал в Ростов-на-Дону Александр Исаевич с женой и ближайшими друзьями. Мы пришли па вокзал в Новочеркасске, чтобы приветствовать великого писателя. Короткая остановка поезда, выход Солженицина на перрон. Наш букет Наталья Дмитриевна присоединила к цветастой оранжерее в большом ведре на полу. Весь вагон и поезд знали, кто едет с ними в этот день, на каждой остановке чествовали долгожданного гостя.

По дороге от Новочеркасска до Ростова мы побеседовали с Солженицыным. Договорились о встрече в Новочеркасске через несколько дней. Он просил не афишировать его приезд, и просьбу я выполнила.

Солженицын с женой приехал, как и обещал. Это был неофициальный визит. Мы бродили по городу, посетили Собор. Мои экскурсоводческие комментарии дополнялись воспоминаниями Александра Исаевича. Он показал место, где в 20-е гг. была ВЧК, магазин на ул. Московской, в котором он был заражен через укол, улицу, по которой уходил, теряя сознание.

Надо было поговорить о событиях 1962 г., и мы пошли в музей Грекова. Народ все-таки прослышал об этом визите, и около музея уже стояло человек сто. Поприветствовав собравшихся, Солженицын попросил: «Нам надо поговорить с Татьяной Павловной», и мы прошли па уютную веранду художника. Но все хотели побыть с легендарной личностью и теснились вокруг. Наедине нам поговорить не удалось. Вокруг были лишние люди и очень внимательные глаза.

Я рассказала о том, что удалось сделать за эти годы, показала документы, фотоснимки, мы поговорили о нерешенных проблемах. От Натальи Дмитриевны исходило доброе понимание, а ласковая улыбка одобряла и поддерживала. Сфотографировавшись с нами на усадьбе, Солженицын заторопился на встречу с казаками, которые ждали его в театре. В музее остался автограф писателя, а на стол начальству легла докладная моей подчиненной о том, что музей был открыт вопреки режиму в выходной день и пропал… маленький огнетушитель у входной двери.

На встрече с казаками в городском драмтеатре Солженицын выступил с речью. Отметил основные тревожащие его моменты: слабое участие казаков в выборах — а ведь это путь мирного, законного прихода к власти, необходимость возрождения сельхозпроизводства, посоветовал «возрождаться от сохи». Подчеркнув, что казачество — гарант стабильности на юге России, поостерег от возможных политических манипуляций. Не одобрил Договор Войска Донского с Чечней, сравнив с ситуацией, где телега впереди лошади. Говорил о славянском воссоединении.

Потом еще были наши встречи на различных мероприятиях в Ростове-на-Дону. С горечью пришлось убедиться, что ни на местах, ни в столице в ажиотаже и суете текущих дней не слышали мудрого человека. Его предложение «Как нам обустроить Россию» не было воспринято ни Думой, ни президентом. Разные интересы, разные уровни духа и миропонимания….

Выражение «нет пророка в своем Отечестве» справедливо. Такое отношение к выдающимся людям, которые рядом, имеет ряд причин. Одна из них человечески-конкурентная: «Как, он же один из нас, и чем это он лучше меня? Из того же места, вместе росли, и родню всю знаем — обычные люди». Например, в 1995-1996 гг. везде восторженно встречали Александра Лебедя, а в родном Новочеркасске официальные лица не очень то благоволили опальному генералу. И те, кто близок к власти, выдерживали такую же позицию. Да и он, покровительствуя кадетскому корпусу, в целом держался особняком. Еще в 1993 году посланцы с Дона предлагали Лебедю атаманскую булаву, но он отказался, и контактов с атаманами не поддерживал.

Так же неоднократно приходилось наблюдать в Москве и в других городах иное, чем здесь, на местах, отношение к казачеству. С уважением и надеждой смотрели люди на статных снаряженных мужчин, за физической выправкой которых и воинской организованностью виделась сила, не раз спасавшая Россию. В смутные 1992-й, 1993-й годы буквально звучало: «Казаки, на вас вся надежда!». Оглядывалось на свою колыбель — на Дон — и все казачество России, и те, кто помогал, покровительствовал этому движению. Но на самом Дону не все было гладко. Казаки делились, враждовали, и в основе этих споров лежали не высокие идеи, а зачастую меркантильные, честолюбивые замыслы тех или иных лампасных вождей.

Красив сам ритуал Круга — зал строго стоит, вносится знамя, все молятся, войсковой священник благословляет Круг и с иконой все время находится на сцене. Здесь же, по другую сторону, отдельным рядом сидят старейшины Войска. У них и у батюшки надо испросить благословение, прежде чем выступить. Есаулец на сцене с плеткой зорко наблюдает за залом, его помощники прохаживаются меж рядов. Хорошо организованный Круг ведется жестко, но каждый казак может поднять шапку и высказать свое мнение. Громкоголосое «Любо!» или «Не любо!» в большинстве случаев решает вопрос. В особо важных моментах голосуют мандатами.

В ноябре 1994 г. Павел Барышников провел свой Круг. Осудили Козицына за Договор с Дудаевым и очень сильно ругали чеченцев.

А в начале декабря Козицын собрал свою команду. В городском драмтеатре, где, в основном, и проходили все Круги, при полном зале был посажен «народный» президиум с почетными приезжими гостями.

Накануне этого мероприятия прибыли в Новочеркасск и заходили ко мне домой приглашенные на Круг и среди них давний знакомый Лев Убожко. У него в Новочеркасске был еще один хороший товарищ — Афанасий Христюченко, ветеран казачьего движения.

В этот раз Лев Убожко представлялся как председатель Консервативной партии России. Его энергия и громкоголосье потрясали. Впервые мы встретились весной 1992 г. у Камня па Лубянке в Москве, а 2 июня того же года он был в Новочеркасске на митинге. Не слышала еще эта площадь такой громкой обличительной речи. В этот же раз, в 94-м, вспоминая свой предыдущий приезд, Лев Григорьевич смеялся: «Ага, испугались! Убрали Ленина с постамента!». Рассказывал о своей войне с коммунистами в Челябинске и других городах России. Маска бунтаря иногда сходила с него и, глядя на экран телевизора, он комментировал сводки новостей: «А ведь введет, введет войска, м…к!».

Я категорически отвергала такое развитие событий. Моим аргументом было наивное: «Этого не может быть, это глупо и абсурдно». В душе я надеялась, что новая власть, которой мы доверились, осудив преступления предыдущей, не повторит ее ошибки. Правда, события октября 1993 года уже породили сомнения…

ЧЕЧЕНСКИЕ ВАРИАЦИИ

Тогда, в первую неделю декабря 1994 г., не отрываясь от экрана телевизора, расширенными от неверия глазами я смотрела на движущиеся колонны и в голове была одна мысль: «Ошибка!». Она казалась настолько очевидной, что не верилось, как это не понимают в Москве. Когда начались бомбежки, вывод — «ошибка» сменился характеристикой действий власти: «преступление».