Сокол Ясный - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 74

– Когда сама я… – Лютава слегка переменилась в лице. – Уж не про… Хвалиса ли ты…

– Понимаешь, вижу! – Старуха кивнула. – Вновь его дорожки с твоими пересеклись.

– Так он еще жив! – Лютава привстала в изумлении, едва не выронив веретено. – Но как!

– Ведь он тогда, в Пекельном Кругу, не просто дух-подсадку в себя принял. Он еще и все те душеньки уловил, что на волю в тот день вырвались, а их было двадцать и еще две. Вот ему и отпущено было Бездной двадцать два года жить, подсадку в себе носить. А еще те годы не прошли, хоть и на исходе.

– Он где-то здесь! – Лютава так сильно задрожала, что это было заметно со стороны, и Унелада похолодела: ни разу в жизни она не видела свою сильную, уверенную мать в такой тревоге.

– Он – вблизи нее, – сурово поправила старуха. – И подсадка ее уже чует, молодую, сильную кровь. Потому и потянула к ней.

– Но она же… ничего не знает! – Лютава выронила веретено и заломила руки в смертельном отчаянии. – Ничего!

– Она не знает – мы знаем. Мы ей поможем, ведь так? Я вот весточку ей пошлю.

Старуха вытянула из кудели льняное волоконце, свернула, дунула на него. Оно вдруг превратилось в белое лебединое перышко и затрепетало в воздухе, будто бабочка.

– Лети к ней, к Младине, дочери Лютомера, внучке моей! – приказала старуха. – Приведи ее к нам. Скажи, матери рода на совет зовут.

Перышко устремилось ввысь и выскользнуло в оконце под крышей.

***

В Карачун Угляна и Младина приготовили особенно обильный ужин и уставили мисками весь стол. Там, где обычно стояли только две плошки – а недавно и вовсе одна, – теперь красовались мисочки и ложки для каждого из прежних хозяев ведовской избы: Хитрована, Раганы, Бержели, Ведоты. Только для Паморока миску не ставили: он не придет, ибо отправлен туда, откуда и мертвому нет возврата. Сев за стол, обе хозяйки, молодая и старая, держались особенно чинно, не дули на ложки, старались не стучать посудой и не шевелиться на лавках. Так положено держаться, выражая почтение к умершим участникам застолья. Обе отлично видели их: мужчину в расцвете сил, молодку, старика, старуху в голядском праздничном уборе. Сидя каждый перед своей миской, они ложками ели горячий пар от каши, причмокивая от удовольствия.

Молчаливый ужин подходил к концу, и вдруг в воздухе что-то мелькнуло. Младина первой подняла глаза: над столом реяло белое перышко.

– Это за тобой! – первой сказала Рагана.

– Тавяс атеё,– по-голядски проскрипела Ведота. – За тобой пришли.

И тут же обе призрачные гостьи встали и отстранились, освобождая место. У стола появилась женщина в белой одежде – уже знакомая Младине. Девушка тоже поспешно вскочила и поклонилась:

– Здравствуй, матушка! Садись, угощайся! Для тебя место готово!

Для Семилады она тоже приготовила миску с ложкой и тревожилась, что той все нет. Ее чур-вещун, к тому же кровный предок, не мог не прийти на угощение в первый день важнейшего кологодного праздника.

– Здравствуй, дочка! – Семилада приветливо кивнула и села, вдохнула пар от каши, которую Младина поспешно положила из покрытого горшка в ее миску. – Спасибо за угощение. Но нельзя нам с тобой за столом этим долго сидеть. Идем со мной.

Младина послушно встала, стараясь скрыть тревогу. Куда ее поведет неземная спутница в самую длинную ночь года?

– Женщины рода твоего зовут тебя на совет, – пояснила Семилада. – Прислали меня за тобой, чтобы от беды неминучей спасти. Грозит тебе большая опасность, и если не послушаешь их, то и жизнь, и душу совсем скоро навек потеряешь.

– Да как же я могу не послушаться? – пробормотала Младина, рассеянным взглядом глядя перед собой и удерживая в поле зрения и полупрозрачную фигуру чура-вещуна, и печь с лавкой позади нее. – Помоги, матушка! Не оставь советом, научи беды избыть!

– Не я тебе помогу, но отведу к тем, кто поможет. Ступай за мной!

Семилада встала из-за стола и протянула Младине руку. Та робко подала свою и последовала за гостьей к двери. И с каждым шагом пол избы под ногами будто таял, делался все более зыбким. Семилада толкнула дверь и шагнула через порог; Младина видела, что на самом деле дверь осталась закрытой и гостья шагнула сквозь нее, но одновременно увидела свободный проход на месте двери. И тут же внутри нее будто раскрылся легкий пузырь и потянул наружу. Не успев сообразить, что уже вышла не из избы, а из тела и следует за проводницей только духом, она шагнула в темноту…

И сразу увидела впереди огонь. Три лучины горели во тьме: две напротив друг друга, третья между ними, чуть впереди. Каждая освещала лавку и женскую фигуру на ней. Позади женщин угадывались стены, увешанные длинными вышитыми рушниками.

Младина застыла, пытаясь разглядеть все это и понять, где, перед кем она оказалась. Взгляд Младины сразу привлекла та женщина, что сидела напротив нее: средних лет, с веретеном, на которое она мотала нитку, прибегавшую со стороны. С первого взгляда Младине показалось, что это и есть Семилада, но тут же она с трепетом узнала черты лунной женщины. Скользя по нитке, взгляд ушел ко второй женщине. Это оказалась старуха с морщинистым лицом, но удивительно статная и красивая для таких лет. И в ее лице Младина уловила знакомое сходство, да так, что растерялась – это точно была Семилада, но только лет на тридцать старше. А когда она перевела глаза к скамье напротив старухи, то и вовсе ахнула. Там сидела, сложив руки на коленях, девушка с длинной косой. И ее лицо было Младине знакомо, но теперь уже она знала почему. Это было ее собственное лицо – то самое, которое она видела отраженным в воде. Или скорее то, каким она хотела бы себя видеть. Сидящая девушка была очень похожа на нее, но еще красивее: ее волосы отливали золотом солнечных лучей, ростом она была выше. Весь ее облик источал некую светлую величавость и при этом приветливость, будто у самой Солнцевой Девы. Младина вдруг подумала мельком, что такой каждая девушка выглядит в глазах того, кто ее любит…

– Здравствуй, дочка! – сказала женщина, сидевшая в середине.

Старуха приветливо кивнула, девушка улыбнулась. Младина поклонилась по очреди всем трем и пробормотала:

– Здравствуйте, матушки…

Как обратиться к девушке, она не знала, и лишь бросила на нее еще один взгляд. Теперь она заметила, что рядом с той лежит на скамье какое-то блестящее орудие – нож, что ли? – но та ничего не делает, в отличие от прядущих старших.

– Подойди поближе, не бойся, – с дружелюбным любопытством глядя на нее, пригласила старуха.

Младина сделала еще пару шагов и остановилась точно на границе света от лучин. С ее стороны никакой лучины не было, и она стояла в единственной вершине четырехугольника, погруженной во тьму. Как Марена, Мать Темноты, перед Ладой, Лелей и Макошью.

– Вот и снова сблизились наши пути, – продолжала женщина с веретеном. – Я знаю тебя, но ты меня не знаешь: когда мы виделись, тебе было от роду два месяца. Я тебе не мать, но кровное родство между нами близкое. Вот это – твоя бабка по отцу, а это – сестра. – Она по очереди показала на двух других. – На твою мать было проклятье наложено, и пасть оно должно было на ее первого ребенка. Это оказалась ты. И она, чтобы спасти тебя, попросила дать тебе другую судьбу. Я тебя волчьей шкуркой обернула и в темный лес унесла. Вырастили тебя там, где никто рода твоего не знал, и сама ты не знала. Оттого и проклятье Чернавино с пути сбилось, след потеряло. Но есть еще одно. У отца твоего был сводный брат. Он и сейчас еще жив, хоть себе и не принадлежит. Двадцать лет назад завладел им подсадной дух, своей воле подчинил и много зла сотворить заставил. Тот человек, Хвалис, разбои чинит, людей губит, а душами их своего духа питает. И теперь он совсем близко от тебя. Он – вожак тех людей, что разорили Глуховичей. А ваша волость на них ратью идти собралась. Но если убить Хвалиса, то дух подсадной выскочит из него и завладеет первым, кто будет рядом. Он попытается взять тебя, потому что в тебе почует сильную княжескую кровь. Но если тобой он завладеет, то дух твой погубит и пожрет, и не будет ему пути ни в Навь, ни в Явь, а только в Бездну…