Страна незаходящего солнца. Национальная политика Российской империи и самоназвание русского народа - Бажанов Евгений Александрович - Страница 46

«П.А. Столыпин погиб потому, что он намеревался вступить в борьбу с этим еврейским спрутом, что думал сделать посредством национализации кредита, т. е. ограничением процентной нормы кредита евреям в государственном и других банках, ибо русская торговля потому перешла в руки евреев, что они пользуются неограниченным кредитом в банках в то время, как русским коммерсантам этот кредит всячески стесняется, или «за отсутствием свободных сумм» совершенно прекращается.

Вот чем евреи выжили и выживают русских торговцев и промышленников, или держат их в рабском подчинении. Каждому известно, что во всяком коммерческом предприятии кредит – все.

Национализация кредита – смертельный удар еврейству, вот почему погиб П.А. Столыпин, и с его смертью идея о национализации кредита, как видите, заглохла.

Не менее опасен для евреев и проект о монополизации хлебной торговли в руках правительства, потому можно быть уверенным, что осуществление внесенного депутатами во главе с М.Д. Челышовым проекта, встретит самыя сильныя препятствия на своем пути».

Публикация вышла без подписи. Оставим на совести автора фразу «удар по еврейству». «Спрут» – это одно, а пестрое еврейство – это все-таки более широкое и противоречивое определение. Тем не менее наряду с государственной озабоченностью видна и обеспокоенность частного русского капитала. Судя по Самаре, сила еврейского капитала преувеличена, но постоянно росла, и его серьезно опасались. Впрочем, основная полемика шла в столицах, в Самаре шла спокойная, обыденная жизнь.

Тем удивительнее то, что еврейский капитал, особенно международный, американский встал на поддержку антиимперских группировок от анархистов и бундовцев до конституционных демократов и эсеров. Подвинуть русский капитал, который обладал значительными средствами производства (особенно в мукомольной промышленности) и огромными земельными латифундиями, имевший хорошую поддержку в региональных земствах, руками революционеров показалось очень соблазнительным.

После революции теневые представители западного капитала двигали идею НЭПа. Они же вели пропаганду против СРН как организации промонархической. В целях пропаганды и раздувался миф «погромного черносотенства».

Столыпина убили. Американский капитал не был единственной силой, заинтересованной в смерти Столыпина. На нем сфокусировались интересы нескольких спецслужб.

Коснулся этой темы и американский публицист У.Лакер, широко публикуемый и в США, и в России… Он замечает, что министра-реформатора убил революционер и полицейский агент Богров, выходец из семьи крещеного еврея (гордившегося терактом своего сына). Комментарий своеобразный и весьма заинтересованный: «Однако нет никаких оснований полагать, что останься он в живых, судьба России была бы иной». И здоровье де у Столыпина не то, и противники отставки добивались. Мол, рядовое убийство, и не надо преувеличивать. Отрицательный интерес у агрессивных группировок виден даже через восемьдесят лет.

Но даже если бы в России потекли бы молочные реки, то звериная ненависть лакеров все равно не успокоится: «Эти народы никогда не разделили бы его (Столыпина. – Прим. Бажанова) идею «великой России». В этой фразе – вся суть лакеров, обобравших нас в 1917 и 1992 годах.

В результате революции (финансировавшейся еврейским американским капиталом, масонами и спецслужбами ряда стран) как русские, так и еврейские финансовые дома в России были ликвидированы. Могучий русский хлебный рынок прекратил свое существование. В выигрыше остался североамериканский капитал, упрочивший свое положение в мире (в том числе и на хлебном рынке).

Русский капитал не был причиной погромов еврейских лавок и шинков. Погромы на Западной Украине и в Польше имеют свою историю, которая никак не связана с СРН. Еще раз вернемся к Украине, потому что этот регион используется пропагандистами в борьбе с Россией.

В то время (в средние века) как великороссы вели многолетнюю борьбу за свободу с татаро-монгольской ордой, малороссы сражались за свое выживание с оккупантами из Польши и Крымского ханства. Находились между молотом и наковальней. Самая вольнолюбивая и беспокойная часть украинцев в поисках воли и лучшей доли продвигалась в причерноморские степи, на Кавказ, на Волгу, в Сибирь. По образному выражению запорожцев, «За виру бились», «Погано падло изводили».

Известный историк Н.Костомаров в труде «История козачества…» пишет о том, что гайдамаки (гайдамак, видимо, от слов – гайда, айда. – Прим. Бажанова) писали на францисканских костелах: «Лях, жид да собака, усе вера однака!». Этим гайдамаки мстили врагам за то, что у них вошло в обычай называть православие собачьею верою».

Как говорится, в ходу крепкие слова. Но реальная жизнь этого региона еще круче пропитана кровью. Мы уже затрагивали этот вопрос, разграничивая события в данном регионе и отдаленность от него русского мужика с Волги или с Оки. Добавим, что в Поднепровье шла борьба малороссов не только с польской оккупацией, не только с крепостным правом (гораздо более жестким, чем в России или других странах Европы), не только с крымско-татарскими набегами (Польша сама находилась в вассальной зависимости от крымского хана, и этот тройной гнет душил малороссов до изнеможения), не только с евреями-арендаторами, которые на польский и татарский «налог» накручивали еще и свой интерес, но и против религиозного притеснения. Союз Русского Народ появился столетия спустя в Петербурге и никакого отношения к этим событиям не имел.

Приведем еще мнения классиков. Костомаров писал: «Борьба эта открылась возстаниями порабощенных крестьян (холопов) против польских панов и их управителей и иудеев-арендаторов. Эти возстания проходили спородически в Украине, Подолии и Польше».

Вековая ненависть к польским оккупантам переносилась и на присланных ими еврейских торговцев и управляющих. Проходили не еврейские или польские и татарские погромы, а восстания против крепостничества, работорговли и притеснения веры. Признаем, что ненависть угнетенных к XVII и XVIII векам достигла небывалого накала. В книге Эварницкого о запорожцах встречаем: «Татарина не убить, ляха не пограбить – так и не жить». Эта же тема и настрой прослеживается у десятков, сотен историков и мемуаристов задолго до Костомарова и Эварницкого да и в многочисленных песнях запорожских казаков (чего нет у волжских казаков).

Ненависть не сразу растворяется, нужно время. Если не ненависть, то неприязнь дошли и до XIX века. У известного литератора и этнографа В. Крестовского в очерке «Беловежская Пуща» в описании города, который основывался русскими (славянами), находился то в немецком, то в польско-литовском владении, есть отголоски того времени:

«Бельск основан, вероятнее всего, великим князем Ярославом Владимировичем около 1038 года».

«Сначала благосостояние города относительно торговли и промышленности далеко не процветало. В этом виновато, во-первых, самое местоположение, невыгодное в коммерческом отношении, так как Бельск стоит при маленькой несудоходной речонке; а во-вторых, евреи – эта вечная язва западного края. Но когда Витольд в 1430 году освободил Бельск от евреев, не дозволив им селиться в городе, то Бельск поднялся так, что еще до Люблинского соединения, во второй половине XVI века, стал считаться уже в числе самых лучших по количеству населения и самых благосостоятельных городов Литовского великокняжества. Главным занятием мещан было хлебопашество, но рядом с ним и ремесленность, вне убивающего влияния евреев, стала развиваться в столь обширных размерах, что Бельский магистрат должен был разделить ремесла на шесть цехов. Наиболее процветали в городе мясничество, кузнечное, столярное и оружейное дело, кушнерное, сапожное и кожевенное производства, а также солодовничество и пивоварство. Супруги польских королей в особенности покровительствовали городу вследствие того, что Бельск и Бельское староство состояли в их непосредственном владении. Но безпрерывные войны и переходы многих армий мало-помалу довели Бельск до такого плачевного состояния, что в половине XVII столетия число домов этого города уменьшилось в пятнадцать раз против прежнего, и весь Бельск состоял только из 48 жилых строений. Из этого положения город стал подыматься только с переходом его в немецкия руки, но все же тот Бельск, который, по его принятии от немцев, мы знаем по настоящее время, далеко и весьма не соответствует Бельску XVI века.