Те же и скунс–2 - Воскобойников Валерий Михайлович - Страница 116

Рядом настырно звонил телефон. Ещё плохо соображая, журналист нащупал в темноте трубку.

– Квартира Благого Бориса Дмитриевича? – раздалось возле уха.

– Да, – пытаясь победить сон, ответил Благой. «Жалко старика, – подумал на другом конце провода милицейский капитан. – Как бы сообщить-то ему…» Услышав сиплый и сдавленный спросонья голос Благого, милиционер решил, что тому, должно быть, лет восемьдесят. Впрочем, было четыре тридцать ночи, самое собачье время.

– Дежурный такого-то отделения капитан Батурин говорит… – Капитан сделал паузу. В его милицейской жизни случались бесконечно разные эпизоды, но всё-таки самое скверное было – вот так сообщать родственникам. Иные из его сослуживцев успели обрасти панцирями, но Батурин всё ещё переживал. Он вздохнул, поёрзал на протёртом стуле и – делать нечего – стал продолжать: – У вас я извиняюсь, валидол под рукой? Я боюсь, тут болышие неприятности с вашим сыном… Или, может быть, внуком…

– Какие неприятности?!! – Благой вскинулся на локте, чувствуя, как пересыхает во рту. – Да говорите же!..

– Вам, отец, надо бы завтра с утра… или не вам, кому-нибудь из семьи… надю приехать в морг больницы номер два. Это на Поклоннюй горе. Только обязательно что-нибудь сердечное захватите… – Капитан помолчал, потом вздохнул и добавил: – Надо опознать тело… вашего сына.

От внезапной и страшной вести не обязательно разрывается сердце. Может ударить и в голову. Благой в одно мгновение ощутил, как: это бывает. Тяжелый молот внутри головы забил сразу и в полную силу.

Сын вчера остался ночевать у одноклассника. Позвонила родительница, сказала, что дети увлечённо обсуждают что-то математическое, чуть ли не теорему Ферма пытаются доказать, и" раз уж они в кои веки так самозабвенно говорят об учёгбе, а час достаточно поздний – не лучше ли, мол, Олету остаться у них ночевать?

Утром бы заодно и подкигаула обоих на машине до школы…

– Где… эта больница? – переспросил Благой, с трудом выговаривая слова. Непомерность случившегося так придавила его, что путались мысли. – Что… с ним, вы в курсе? Он… он же остался у одноклассника…

– Одноклассника? – уди:вился капитан. – Нет, его одного подобрали, на автобусной остановке… – Было слышно, как милиционер пошуршал какими-то бумагами, а потом прочитал: – Вот передо мной его визитная карточка. Благой Борис Дмитриевич, журналист…

Благой только и смог тупо подтвердить:

– Да, это моя визитная карточка…

– В каком смысле ваша? – вроде бы не расслышал Батурин.

– В том смысле, что моя!. – Благой нащупал выключатель и включил лампочку у кровати, чтобы записать адрес больницы. Он всё-таки шагнул в проклятую дверь и теперь нескончаемо шадал сквозь чёрную пустоту. В голове продолжал бить молот.

– Извиняюсь, так это ВАША карточка? – зачем-то переспросил милиционер.

– Да, моя, – горестно подтвердил Благой, – Борис Дмитриевич – это я. Так где мне… – он сглотнул, – опознать сына?

– Погодите, погодите вы с опознанием! – Голос милиционера неожиданно повеселел. – Тут у нас, похоже, накладочка! Слушайте, Борис Дмитриевич, сынку-то вашему сколько лет?

Внезапный рывок от отчаяния к надежде был точно парашют, сработавший над самой землёй.

– Четырнадцать… – Благой почувствовал, как у него затряслись руки. – Темноволосый…

– Ну вот, а у нас белобрысый такой парень, лет двадцати, может, двадцати двух. Нашли при нём три одинаковые визитки, ну и решили… А вашему, значит, четырнадцать? И тёмненький? Точно?..

– Да, точно.

– Тогда извините, ради всего святого, за то, что заставили вас переживать…

«Ничего себе ошибочка», – подумал Благой, но вслух выговорил:

– Да что… дело такое…

Дышать стало легче, хотя молот в голове бил по-прежнему.

– Борис Дмитриевич, раз уж так получилось… – Капитан Батурин сообразил, что теперь ему придётся сообщать о той же самой смерти во второй раз, и то, что для одних родителей обернулось помилованием на эшафоте, у кого-то другого реально откроит часть жизни. – Раз уж так получилось, Борис Дмитриевич, вы очень нас выручите, если припомните… у кого бы могли оказаться ваши визитные карточки? На вид, повторяю, двадцать – двадцать два года, рост сто восемьдесят, волосы светлые, вьющиеся, удлинённые…

Ответ лежал на поверхности. Однако в данный момент Благой не сумел бы сказать, как звали его собственных маму и папу. Он записал номер, пообещав немедленно позвонить, если что-нибудь вспомнит.

Телефон квартиры, где остался на ночь Олег, Валтасаровыми письменами горел у него в памяти, и он набрал его тотчас, как только распрощался с дежурным. Чувство было, словно перед прыжком в холодную воду.

На гудки долго никто не откликался.

– Ну давай же ты, просыпайся… – бормотал сквозь зубы Благой и, отчаянно зажмурившись, тёр переносицу, пока перед глазами не побежали круги. – Возьми трубку!..

Наконец к телефону подошла заспанная хозяйка квартиры. И на вопрос про Олега с недоумением ответила, что мальчики спят. Вечером, как водится, не угомонить, зато утром…

– Если сама, конечно, проснусь, – добавила она с укоризной.

– Точно спят? Я имею в виду… они оба дома? – Благому было глубоко наплевать, проснётся она завтра вовремя или проспит. Господи, как счастлив тот, у кого подобные мелочи составляют главную жизненную проблему!..

– Сейчас проходила мимо, видела обоих. Ваш – на диване, мой – на кровати. Сопят себе в четыре дырочки…

– Но вы уверены, что они – там?

– Да уверена, уверена! Вот, дверь открыла и сейчас на них смотрю, – отозвалась мать одноклассника. – А в чём дело-то?

– Спасибо вам огромное… – Благой засмеялся и понял, что близок к истерике. – Вы только, пожалуйста, Олегу не говорите, что я посреди ночи звонил…

Осторожно, словно боясь разбить, опустил трубку на аппарат и остался сидеть на кровати, тупо глядя перед собой.

– С кем это ты..? – удивилась Настя, входя в комнату.

Благой поднял голову и тут только вспомнил, что жена ещё с вечера засела готовить лабораторный отчёт. Ему вдруг показалось очень важным сообразить, то ли Настя уже встала, то ли так и не ложилась. Он хотел спросить её об этом, но тут опять зазвонил телефон. Благой ощутил новый приступ ужаса и мгновенно схватил трубку: