На границе чумы - Петровичева Лариса - Страница 50

– У вас есть ко мне вопросы, ваша истинность? – поинтересовался Шани.

Судья наконец совладал с растерянностью и произнес:

– Да. Как вы полагаете, откуда у подсудимого знания и умения, необходимые для создания лекарства против смертельной болезни?

Некоторое время Андрей и Шани рассматривали друг друга, словно дуэлянты, готовые сделать выстрелы. Теперь в шеф-инквизиторе не было ни вальяжной расслабленности, ни наркотического безразличия: на Андрея смотрел самый настоящий хищник, стремительный и безжалостный.

– Возможны два варианта, – произнес Шани. – Обвиняемый после долгого изучения упомянутых им лекарских книг и травников получил невероятные врачебные и алхимические знания, благодаря которым смог создать лекарство. В конце концов, случаются научные озарения после долгой работы, и каждому ученому они известны. Однако я глубоко сомневаюсь в том, что в деревне Кучки, где жил подсудимый, есть какие-то книги вообще. Поэтому остается второй вариант: обвиняемый получил необходимые знания от Архиврага Змеедушца и сил тьмы. Я утверждаю это равно как слуга Заступника и государя и как частное лицо.

Андрей выругался и закрыл лицо ладонями. Дальше надеяться ему было не на что.

Никто не заметил, что притаившийся за занавесью в одной из лож Чистильщик наконец опустил направленный на Шани арбалет. Шеф-инквизитор сыграл порученную ему роль превосходно.

В столицу снова вводили войска. Если раньше армия обеспечивала порядок во время эпидемии, то теперь государь имел все основания опасаться бунта. Обвинительный приговор, вынесенный Андрею и его пособнице Нессе, ни для кого не стал неожиданностью, однако мало кого он смог убедить в виновности того, кто по-прежнему, несмотря на показания шеф-инквизитора, считался людьми Заступником на земле. К месту казни уже были подтянуты отборные армейские части, чтобы не допустить насильственного освобождения приговоренных. Инквизиционная тюрьма была плотно оцеплена охранцами – в городе ходили упорные разговоры о том, что группа молодых дворян планирует организовать побег для своего кумира.

Андрей об этом ничего не знал. Он лежал в камере, слушал, как сочится по стене вода, и в голове у него было удивительно пусто. Наверно, он просто устал ждать и надеяться на людей и обстоятельства – теперь оставалось только взойти на костер и все закончить. Пусть так и будет; во всяком случае, эти люди, которые завтра поведут его с Нессой на казнь и будут смотреть, как огонь как языки пламени лижут их тела, – все они живы. И у них все еще будет: дети, любовь, ненависть, история, своя судьба – в общем, жизнь, которая никогда не перестает, но ему, Андрею, места в ней уже не будет.

Пускай, думал Андрей, слушая шаги бродящего по коридору караульного. Доведись мне все переиграть, я бы все равно кинулся их лечить, все равно… В конце концов, я должен был умереть еще в Туннеле, но у меня все-таки были эти десять лет. Он услышал, как охранец остановился у камеры в конце коридора и спросил заключенную Нессу:

– Что? Плачешь?

И она ответила ему так тихо, что Андрей едва разобрал:

– Умирать не хочется.

Охранец какое-то время молча постоял возле камеры Нессы, а потом вдруг резко развернулся и щелкнул каблуками по уставу: Андрей услышал уверенные шаги и шелест одежды.

– Желаю здравствовать, ваша бдительность! – подобострастно рявкнул охранец. – Докладываю: происшествий не было. Заключенные на своих местах.

– Я пришел исповедать их, – голос Шани звучал ровно, почти безжизненно. – Покиньте коридор, но оставайтесь неподалеку.

– Слушаюсь, Ваша бдительность!

Анрей поднялся с лежака и увидел, как Шани входит в камеру Нессы. Некоторое время до Андрея доносилось какое-то невнятное бормотание, а потом Несса заплакала и залепетала что-то жалобно-обвиняющее. Как вы могли так с нами поступить – конечно, что еще можно услышать от женщины… Шани заговорил с ней ровным успокаивающим голосом, словно с совсем еще маленьким ребенком, боящимся темноты, и в конце Андрей услышал:

– Все будет хорошо. Поверь мне.

Вряд ли Несса поверила ему, но вскоре ее всхлипывания прекратились. До Андрея донеслась молитва к Заступнику, которую девушка читала вместе с шеф-инквизитором. Затем Шани произнес благословение, отпустил грехи и вышел в коридор. Раздался щелчок запирающего камеру замка, Андрей отступил от решетки и, опустившись на свой лежак, устало закрыл глаза.

– Привет, – услышал он русскую речь. – Как дела?

– Плохи мои дела, – также по-русски ответил Андрей. – Совсем плохи.

Охранец, возясь с замком в камеру Андрея, смотрел на Шани с удивлением, близким к потрясению: будучи родом из аальхарнской глухомани, он и не предполагал, что люди умеют говорить еще на каких-то языках, кроме его родного.

– Ничего страшного, – сказал Шани, проходя в камеру и осторожно усаживаясь на край лежака. Парадную мантию он уже сменил на штатский камзол, из кармана которого высовывался потертый край Послания Заступника. – Кстати, из этой самой камеры я тогда и сбежал…

Да уж, подумал Андрей, пожалуй, этой стране нужна как раз такая личность. Безрассудный авантюрист невероятной отваги, который сражается за себя до последнего. Я бы, например, никуда не побежал – сидел бы, как приготовленное на убой животное, и ждал смерти. Впрочем, я так и сижу. Это не мое место и не мое время.

– Молодец, – безразлично ответил Андрей. – Знаешь, пожалуй, не надо отпускать мои грехи. Я не слишком верующий.

– Я тоже, – заметил Шани и повторил: – Я тоже.

С пару минут они просидели молча, а потом Шани словно бы набрался решимости и проговорил:

– Побега не будет, Андрей. Прости.

До этого момента Андрей полагал, что уже ничто не способно его удивить или задеть – настолько всеобъемлющей и глубокой была пустота в нем и вокруг него, но тем не менее ощутил странное движение в душе: словно в глубине темного океана проплыла незримая рыба, махнула сильным хвостом и сгинула во мраке.

– Заговорщики арестованы? – предположил он равнодушно.

Шани кивнул и повторил:

– Прости.

Андрей хотел было спросить, положен ли им с Нессой яд до костра, но не стал. И так ясно. Вместо этого он поинтересовался:

– Гореть больно?

– Мне не приходилось, – сказал Шани, – но наверняка больно.

– Что будешь делать потом?

Шеф-инквизитор пожал плечами.

– Уеду в Шаавхази, – ответил он. – Здесь мне больше нечего делать.

…Чтобы они не могли колдовать, стоя на костре, и загасить пламя, им связали руки. Государь настаивал на том, чтобы перед сожжением еретикам еще и языки отрезали – мало ли что прокричат, однако шеф-инквизитор решительно воспротивился, заявив, что служит правосудию, а не мстительной кровожадности. Поэтому Андрея и Нессу прикрутили спиной к спине, стянули запястья веревками и надежно закрепили у позорного столба.

Хворосту и дров было много. Казалось, их собрали со всей столицы, чтобы еретики сгорели наверняка.

Неужели это все, думал Андрей, глядя на запруженную народом площадь; совсем недавно спасенные им люди стояли за кольцом армейского оцепления: кричали, плакали, молились, сжимали в руках цветы, а за ними простирался красивый заснеженный город, озаренный бледными лучами зимнего солнца: дома, окна, башни, мосты, замерзшая река, рассекавшая улицы, словно серебряное лезвие. Неужели это действительно все? За плечом всхлипывала Несса, Андрей чувствовал, что ее буквально трясет от ужаса.

– Не плачь, родная, – произнес он. – Не плачь, держись.

– Мы ведь к Заступнику попадем, да? – спросила Несса. – Там мама…

Карету государя Луша встретили презрительным свистом из толпы. Свистуны немедленно получили удары от охранцев, но шум не прекращался, и государь въехал на площадь, окруженный всеобщим презрением. Владыка тем не менее проигнорировал подобные мелочи – в сопровождении охраны он величественным шагом проследовал на почетные места на помосте, где уже стоял шеф-инквизитор Торн с иконой Заступника в руке. Удобно устроившись в кресле, государь запахнул плащ поплотнее и махнул рукой глашатаю, разрешая зачитать приговор.