Умная толпа - Рейнгольд Говард - Страница 111

По мнению Эллюля, техника не злая, а слепая сила, по своей природе побуждающая людей сосредоточивать все больше средств для совершенствования все более действенной и могущественной техники. Изначальное «огораживание общей собственности», начавшееся в Англии в 30-е годы XVIII столетия, указывал Эллюль, явилось следствием применения техники как в сельском хозяйстве, так и в области имущественного права. Крестьяне, владевшие немногочисленной скотиной, могли использовать общинные земли для выпаса и пахоты в обмен на оброк в виде части живности и урожая и выставления при необходимости ополчения местному господину. С приходом новых, рыночных отношений прежняя феодальная иерархическая система стала приобретать менее иерархические, но существенно более динамичные очертания. Крестьян стали сгонять с мест, прежде считавшихся общей собственностью, когда крупные землевладельцы — купеческие преемники феодальной знати — прибегли к новой, научной технике земледелия и начали копить новую метатехнологию — капитал. Согнанные крестьяне подались в города, где послужили рабочей силой технике производства, поначалу в текстильной промышленности, а затем повсюду. Техника перекраивает людские занятия для нужд более действенной техники, от «мрачных фабрик преисподней»* промышленной Англии до нательных информационных средств Силиконовой долины.

* Уильям Блейк, «Милтон» (1804), пер. К. Фарая.

Если бы Эллюль был жив сейчас, я полагаю, он окрестил бы микросхему воплощенной техникой и сказал, что внедрение микросхем во все вокруг есть конечное, зримое торжество техники над всеми человеческими ценностями, которые не поддаются измерению, упорядочению и механизации. Но больше всего встревожила бы Элюлля не сама техника, а неспособность человека защитить ценные качества жизни от безжалостного обмеривания, механизации и оцифровки техникой всего, включая сами основы жизни и процессы эволюции, биохимию мысли и чувства, а также создание искусственных форм жизни, полностью оторванных от мира живого. Техника позволила людям обрести силы, которыми мы еще несколько веков назад наделяли богов. Весь вопрос в том, хватит ли у нас ума использовать наши могущественные орудия без утраты чего-то жизненно важного.

В 1967 году Льюис Мамфорд в книге «Миф машины» ( Myth of Machine ) предположил, что самым грандиозным и обезличивающим изобретением была не какая-то осязаемая, зримая машина, а машина социальная, где люди представлялись винтиками ее иерархической системы, выполнявшими задания по возведению пирамид и небоскребов, империй и цивилизаций [41]. Истоки того, что он порой именует мегамашиной, Мамфорд усматривает в некоем доисторическом устроении, что полностью согласуется с Фуко. Мамфорд считает, что предводители опирающихся на силу мускулов людей, вожди охотников, объединились с предводителями тех, кто владел магией чисел. Астролог-жрец сделал вождя помазанником божьим, а божественный царь поставил жреца во главе культа, распоряжавшегося жизнями подданных, — вот вам власть-знание в действии.

При иерархическом устроении рабочей и военной силы и разбиении их задач на части все население можно было организовывать в виде социальных машин на строительство пирамид и завоевание империй. Освобождение жреческой знати для умственных занятий давало возможность наладить управление империей, а орудия имперских управленцев — числа и буквы — подготовили почву для более действенной организации (в представлении Фуко — дисциплины) и власти-знания, приведших к распространению грамотности. Окажет ли объединенное виртуальной сетью большепальцевое племя некое противодействие иерархической мегамашине? Мы предполагали, какого рода тиранию могут породить умные толпы, но видим также, что письменность в руках месопотамских владык заложила основу демократии. Какого рода свободы может даровать разумное пользование мобильными и вездесущими информационными средствами?

Один из первопроходцев в изучении искусственного интеллекта — исследователь из MIT Джозеф Вейценбаум приложил выдвинутые Эллюлем и Мамфордом доводы непосредственно к будущему хорошо ему известной вычислительной техники. В появившейся в 1976 году книге «Возможности вычислительных машин и человеческий разум» { Computer Power and Human Reason ) Вейценбаум подчеркивает, что вычислительные машины воплотили наиболее машиноподобную сторону человеческой природы [42]. Он назвал это «экспансионизм [доел, imperialism] инструментального мышления», основываясь на хайдеггеровском представлении о технике как следствии человеческого стремления сделать мир средством для достижения целей [43].

Вейценбаум предостерегает от страшного заблуждения, что все человеческие проблемы вычислимы. Предчувствуя появление в последующие десятилетия добровольных киборгов, Вейценбаум говорит, сколь отвратительна сама попытка соединить нервную ткань живого существа («зрительную систему и мозг животного») с будущими вычислительными машинами. Учитывая, что часть устройства Wear Comp Стива Манна содержит ряд электродов, прикрепляемых к его телу для отслеживания сердечного ритма и других телесных отправлений, эра киборгов уже несколько лет как стала явью.

«Киборг», или «кибернетический организм» — понятие, которым Манн и прочие ревнители нательных компьютеров гордо характеризуют свои технически обогащенные возможности, говоря это без всякого смущения, подобно тому как если бы они говорили что носят очки или смотрят через микроскоп. По мере того как медицинская техника обеспечивает нас все теснее связанными с биологическими процессами организма механическими системами жизнеобеспечения и растущее число людей проводит все больше времени за общением с мыслящими приспособлениями, нарастает вал критической литературы, направленной против киборгов [44]. Один из критиков — Марк Дери в своей книге 1996 года «Скорость убегания: Киберкультура на рубеже веков» ( Escape Velocity : Cyberculture at the End of the Century ) утверждает, что отдельные киборговые субкультуры, представители которых именуют себя экстропийцами (в противовес понятию «энтропия») или послечеловеками, деятельно пытаются преодолеть плоть, выказывая чуть ли не мистическую веру в научные чудеса технологии [45]. Эти технофилы спрашивают, почему мы должны мириться с неудобствами, смертностью, ограниченностью разума и физической силы, свойственными человеческому телу, созданному в ходе биологической эволюции, теперь, когда мы, похоже, стоим на пороге создания более действенных заменителей жизненно важных органов. Разве не глупо, считают они, отказываться от изучения средств обретения бессмертия, когда вечная жизнь, вероятно, уже достижима для современной науки [46]? Дери предостерегает, что трансгуманизм может увести нас от привычной нам человечности в тот мир, где, как предсказывал Эллюль, мы будем подстраиваться под нашу ДНК, становясь винтиками беспрестанно потребляющей, разрастающейся, занятой производством прибыли машины.