Время прощаться - Пиколт Джоди Линн - Страница 79

Он покачал головой.

— Нет, потому что я не сожалею.

Рот его искривился, раздался всхлип, и Гидеон упал на колени. Зарылся лицом в мой живот.

Я поцеловала его в макушку, обняла, прижалась крепко-крепко, чтобы он не сломался.

Через десять минут я уже неслась на вездеходе домой, где увидела широко распахнутую входную дверь. Может быть, в спешке я забыла ее закрыть? Вот о чем я подумала, когда вошла в дом и поняла, что Дженна пропала.

— Томас! — завопила я, выбегая на улицу. — Томас!

Она должна быть с ним, она должна быть с ним… Так я молилась. Думала о том мгновении, когда малышка проснулась и обнаружила, что меня нет. Она заплакала? Испугалась? Пошла меня искать?

Я была уверена, что научила ее правилам безопасности; что она способна усвоить урок, что Томас ошибается, — ей ничего не грозит. Но сейчас я смотрела на вольеры, на дыры в заграждениях, через которые так ловко пробираются малыши. Дженне было почти три. Она знала, как себя вести. А если она вышла на улицу и перелезла через забор?

Я связалась по рации с Гидеоном, который, услышав ужас в моем голосе, тут же примчался.

— Проверь сараи! — взмолилась я. — Вольеры…

Я знала, что наши слонихи работали с людьми в зоопарках и цирках, но это не означает, что они не бросятся на того, кто посягнет на их вотчину. Еще я знала, что слоны предпочитают более низкие, мужские голоса, — я всегда старалась, чтобы мой голос звучал сипло, когда я обращалась к слонихам. Зачастую, когда человек нервничает, его голос становится пронзительным, и слоны ассоциируют высокие, женские голоса с тревогой. И детский голос тоже попадает под эту категорию.

Я знала историю человека, жившего в заповеднике на холме, который пошел прореживать кустарники и взял с собой двух маленьких дочерей. Внезапно их окружили дикие слоны. Он велел девочкам лечь и свернуться калачиком, чтобы быть как можно незаметнее. «Что бы ни происходило, — велел он, — голов не поднимайте». Две крупные самки подошли ближе, понюхали детей и протиснулись между ними, но ни у одной из девочек и волос с головы ни упал.

Меня рядом не оказалось, чтобы приказать Дженне превратиться в крошечный комочек. К тому же она не боялась слонов, потому что видела, как я общаюсь с ними.

Я проехала на вездеходе через ближайший вольер с африканскими слонами, поскольку полагала, что слишком далеко Дженна уйти не могла. Я промчалась мимо сарая, пруда и возвышенности, где прохладным утром иногда лежали слоны, остановилась на вершине самого высокого хребта, достала бинокль и попыталась разглядеть хотя бы какое-то движение.

Двадцать минут я со слезами на глазах объезжала окрестности, не представляя, как объясню Томасу, что наша дочь пропала, а потом по радио прохрипел голос Гидеона:

— Я ее нашел.

Он велел идти мне к домику, где я увидела сидящую на коленях у Невви дочь, которая сосала леденец, — ладони у нее были липкими, а губы вишневыми.

— Мама! — обрадовалась Дженна, показывая мне леденец. — Мороженое.

Но я не смотрела на нее. Я не сводила взгляда с Невви, которой было наплевать на то, что я буквально дрожу от злости. Она положила руку на голову моей дочери, словно благословляя.

— Кто-то проснулся и расплакался, — сказала она, — и отправился тебя искать.

Она не обвиняла, она объясняла. Я была виновата во всем, я оставила ребенка одного.

Внезапно я поняла, что не буду орать, не буду упрекать Невви за то, что она забрала девочку, не спросив прежде моего разрешения.

Дженне нужна была мать, а меня рядом не оказалось. Невви нужно было дитя, чтобы она могла оставаться матерью.

В тот момент казалось, что само небо благословило этот союз.

Самое странное поведение у слонов я наблюдала в Тули-Блок на берегах высохшего русла во время продолжительной засухи в том месте, где проходило множество различных животных. За ночь до этого там заметили львов, утром на склоне появился леопард. Но хищники ушли, и слониха по кличке Мареа родила детеныша.

Это были обычные роды — стадо встало в круг задом к слонихе, а когда слоненок появился, все в экстазе затрубили. Мареа удалось, придерживая, поставить новорожденного на ноги. Она вываляла его в грязи и представила стаду — каждая слониха касалась детеныша, приветствуя его.

Неожиданно в русле высохшей реки появилась слониха по кличке Тато. Она была знакома с этим стадом, но членом его не являлась. Я понятия не имела, что она здесь делает одна, без своей семьи. Вдруг Тато подошла к новорожденному, обхватила хоботом за шею и стала поднимать.

Мы постоянно видим, как слонихи поднимают свое новорожденное чадо и заставляют идти, просовывая хобот ему под животик или между ногами. Но тянуть слоненка за шею неудобно, и ни одна мать намеренно этого не сделает. Маленький слоненок выскользнул из хобота Тато, когда она двинулась в путь. Чем больше он выскальзывал, тем выше она его поднимала. В конце концов он с глухим стуком упал на землю.

Это падение явилось для всего стада сигналом: послышался рев, трубные звуки, начался хаос. Члены стада стали касаться новорожденного, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, что он не ранен. Мареа подтянула слоненка и поставила его между ногами.

В этой ситуации я много чего не понимала. Я видела, как слоны вытаскивают своих детенышей, когда те падают в воду. Видела, как слонихи поднимали детенышей, когда те просто лежали. Но я никогда не видела, чтобы слониха несла детеныша, как львица своего львенка.

Не знаю, что заставило Тато думать, что она сможет уйти с похищенным детенышем. Не знаю, таковы ли были ее намерения или же она почувствовала приближение льва и леопарда и решила, что слоненок в опасности.

Не знаю, почему стадо не отреагировало, когда Тато пыталась забрать детеныша. Она была старше Мареа, но при этом не входила в стадо.

Мы дали ему кличку Молатлхеджи. В Ботсване это означает «Потерянный».

На следующую ночь после той, когда я едва не потеряла Дженну, мне приснился кошмар. Во сне я сидела рядом с тем местом, где Тато хотела забрать Молатлхеджи. Пока я наблюдала, как слоны поднимаются все выше, высохшее русло реки начало заполняться водой. Она журчала, становясь все быстрее и глубже, пока не начала плескаться у моих ног. Вдалеке я увидела Грейс Картрайт, которая, полностью одетая, вошла в воду. Она наклонилась ко дну русла, взяла гладкий камешек и сунула его за пазуху. Проделала это же еще раз, и еще, и еще, накладывая камни в штаны и в карманы куртки, — она уже едва могла стоять и наклоняться.

Потом Грейс стала заходить все дальше в реку.

Я знала, насколько глубока река, — поглотит, и не заметишь. Я попыталась закричать, но не издала ни звука. Открыла рот, и из него хлынули тысячи камней.

Неожиданно я оказалась в воде, меня потянуло вниз. Я чувствовала, как течение треплет мне волосы, высвобождая их из косы, как становится трудно дышать. С каждым вдохом я глотала камни — агат и острый кальцит, базальт, сланец и вулканическое стекло. Я тонула, глядя на акварельное солнце…

Я в панике проснулась. Гидеон зажимал мне рот рукой. Пытаясь оттолкнуть его, я пиналась, вырывалась, пока не оказалась на одной стороне кровати, а он на другой — между нами была баррикада из слов, которые мы должны были сказать друг другу, но так и не сказали.

— Ты кричала, — прошептал он. — Всех перебудишь.

Я увидела, что первые кровавые лучи рассвета прорезали небо. Что я заснула в тот момент, когда хотела украсть пару мгновений счастья.

Кода Томас проснулся, я уже лежала в гостиной на диване, обхватив крошечное тельце Дженны, как будто никогда бы не позволила ей проснуться и увидеть, что меня нет.

Он взглянул на меня, совсем сонный, и побрел в кухню в поисках кофе.

Я на самом деле не спала. Я размышляла о том, что все ночи моей жизни были темными, без сновидений, — с одним исключением, когда воображение разыгрывалось и полуночный час становился фантомом моих величайших страхов.