Генерал Скобелев. Казак Бакланов - Корольченко Анатолий Филиппович - Страница 53

Генерал говорил твердо, решительно, быстро, и драгоман едва успевал переводить. Но все и без того понимали смысл слов, с покорным видом молча слушали, изредка кивали; как бы соглашаясь. В голосе генерала слышался металл и угадывалась скрытая угроза. Его лицо изменилось, глаза позеленели, выдавая подступающий гнев. Подойдя к окну, он вдруг смолк: в отдалении от дома толпились туркмены.

— А они здесь зачем?

— С нами пришли. Чтобы выполнить нашу волю, — объяснил один из старейшин.

— И какова же ваша воля? — подступил к ним Скобелев.

— Дозволь нам остаться одним. Надо поговорить.

— Говорите! — И генерал вышел, оставив туркмен в комнате.

Вскоре они объявили решение: продавать верблюдов не будут, но пригонят, сколько нужно для транспортировки грузов.

— Через неделю-другую погонщики приведут четыре тысячи голов и доставят груз, куда надо.

Когда кочевники, миролюбиво распрощавшись, покинули дом, Гродеков, не скрывая улыбки, сказал:

— Поздравляю с новым именем. Кроме «Белого генерала», теперь вас называют Гез-канлы.

— Что это значит?

— Зеленые глаза.

— Да они-то у меня карие.

— Совершенно верно, только в гневе зеленеют.

— Ладно! Согласен и на зеленые, лишь бы скорей заполучить верблюдов.

Животных еще не пригнали, а Михаила Дмитриевича уже обуревала мысль совершить дальнюю рекогносцировку к крепости Геок-Тепе. Не одобрявший поначалу этот план Гродеков выразил желание идти вместе с генералом и принял живое участие в подготовке. К этому времени, заняв важный на маршруте пункт Вами, хозяйственники перевезли туда значительные запасы всего необходимого для последующего выдвижения к крепости Геок-Тепе.

— Это будет не только рекогносцировка маршрута, но и генеральная репетиция для окончательного штурма крепости, — определял Скобелев цель предполагаемого мероприятия.

Это был не только смелый, но и опасный шаг: по данным разведки, на подступах к крепости находились значительные силы текинцев, предположительно до 60 тысяч человек.

— У них количество, а у нас умение. — Михаил Дмитриевич был уверен в благополучном исходе.

В отряде всего 655 человек, 10 орудий и 8 ракетных станков. В течение нескольких дней подразделения незаметно сосредоточивались в Вами. О походе никому не объявляли, соблюдая строгую тайну. Вышли в путь глубокой ночью и к рассвету уже были далеко от Вами. За четыре дня отряд преодолел более ста верст и к вечеру 5 июля расположился в 12 верстах от крепости Геок-Тепе.

Внезапное появление русских вызвало в текинских отрядах переполох. Когда же на рассвете русские оказались у стен крепости, из ее ворот высыпали тысячи защитников и окружили их плотным кольцом. Возможно, они бросились бы в рукопашную, но русские солдаты шли в плотном строю и у каждого было наизготовке оружие.

И вдруг среди степи грянула музыка. В отряде находился духовой оркестр, и теперь генерал приказал ему играть громкий марш. Это было столь неожиданно, что вызвало у неприятеля замешательство. Опасаясь приблизиться из-за следовавших по всей колонне орудий, всадники-текинцы следовали по обе стороны дороги. Их смущала та уверенность, с которой шли русские солдаты взвод за взводом, рота за ротой. Колонну на белой лошади в белом мундире возглавлял генерал.

— Ак-паша! Ак-паша! — доносились голоса текинцев.

Сверкали на солнце штыки, гремела медь оркестра. Наконец послышалась команда самого Тыкма-сардара, и всадники бросились на колонну. Но одетые в белые рубахи солдаты неожиданно повернулись, залегли, хлестко прогремел залп. Все было проделано четко, согласованно, быстро. И выстрелы оказались меткими. А за винтовочными залпами ударили орудия, окончательно отбросив врага. Тыкма-сардар попытался напасть ночью, когда отряд расположился на отдых, но с тем же успехом.

Рекогносцировка окончательно убедила Скобелева в необходимости захватить крепость Геок-Тепе как можно скорее, максимально ускорив подготовку к выступлению.

Черная весть

В тот день, когда казачий разъезд доставил из Чикишляра почту, отряд находился на полпути к крепости Геок-Тепе. Разбирая ее, полковник Гродеков обратил внимание на телеграфный бланк на имя Скобелева. Он отложил его, полагая, что это личное, но в глаза бросилось слово «соболезнуем».

«Соболезнуем по случаю гибели несравненной Ольги Николаевны», — прочитал он. «Кто такая Ольга Николаевна?.. Жена?.. Но ведь у Скобелева жены нет… Возможно, мать?»

С телеграммой и письмами на имя генерала начальник штаба поспешил к Михаилу Дмитриевичу. Скобелев находился в палатке. Он сидел за небольшим походным столом, что-то писал. Светила лампа, над ней роилась мошкара.

— Что есть важного? — спросил он вошедшего, обратив внимание на телеграфный бланк и письма.

Гродеков молча положил на стол телеграмму.

— Что это? — произнес глухим голосом Михаил Дмитриевич, прочитав ее. И снова впился в текст. Лицо изменилось.

Зачерпнув из ведра, Николай Иванович поставил на стол кружку воды. Ничем более помочь не мог.

— Мама… мама… — вдруг глухо произнес Михаил Дмитриевич и уронил голову на стол.

И Николай Иванович понял наконец, кто такая Ольга Николаевна. И еще он увидел, как тряслись руки у генерала, когда читал письмо.

— Ах, Узатис!.. Будь ты проклят! Змея, пригретая ка груди!.. Шестого числа… Шестого числа… Она погибла в ту ночь…

Он вспоминал о той ночи, когда отряд совершил многоверстный поход к Асхабаду и крепости Геок-Тепе. Он долго не мог заснуть, душу терзали мысли, мрачные, гнетущие, отзываясь смутной тревогой и болью. Поначалу ему казалось, что предстоит неприятельское нападение, и он предупредил дежурного офицера о бдительности, а потом сам обошел посты. Заснул под утро и встал с тяжелой душой, не отрешившись от охватившего состояния. Нет, это была не хандра, а какое-то страшное предчувствие, вселилась необъяснимая печаль, от которой он не мог освободиться. И даже потом, на походе, он не мог отделаться от нее. Только теперь пришла скорбная разгадка. Но какая сила донесла сигнал несчастья? Кто подал его? Поистине жизнь необъяснима и полна загадок.

В последний раз он видел мать весной: он уезжал в Туркестан, а она — в Болгарию, намеревалась там строить храм на средства, собранные в России.

Деньги перевели в банк, и потому вместе с Ольгой Николаевной ехал его чиновник. В документах его именовали казначеем.

— Может быть, уговорить Алексея Узатиса сопровождать меня в поездке? — спросила тогда она Михаила Дмитриевича. — Он сейчас служит в полиции, в Филиппополе! Поможет мне решать дела с местными властями.

— Удобно ли, мама, отрывать от службы? — после некоторого замешательства ответил он. — Нет, к нему не следует обращаться.

— Но ведь он свой человек, — проявила настойчивость Ольга Николаевна. — Это его долг помочь делу.

— Не надо, мама. Прошу тебя, не обращайся к Узатису. Это не тот человек, на помощь которого можно рассчитывать. Лучше возьми Семена, он будет полезней. — Семен Иванов долгое время служил у Дмитрия Ивановича денщиком, и теперь после смерти Митрофаныча жил в доме Скобелевых.

Братья Узатисы, Алексей и Николай, действительно считались в доме Скобелевых своими людьми. Несколько лет назад они, черногорцы, спасаясь от преследования турецких властей, бежали в Россию. Оказывая покровительство несчастным беженцам, Скобелевы предложили им жить у них в доме, деля с ними крышу и стол.

Вежливые и тихие, молодые люди пришлись по душе всем домочадцам. Старший, Алексей, вызвав расположение хозяйки, стал называть Ольгу Николаевну мамой.

— Уж ежели я — мама, то пусть вы будете мне сыновьями, — ответила она.

С началом войны с Турцией Михаил Дмитриевич взял братьев с собой. Младший стал при нем ординарцем, старшему же, Алексею, исходатайствовал офицерский чин, а потом за боевые успехи представил к Георгиевскому кресту.

Но не зря говорят: чтоб познать человека, пуд соли надо съесть. Произошел случай, высветивший истинную натуру братьев. Штаб 4-го корпуса, которым командовал Михаил Дмитриевич, размещался в полусотне верст от Константинополя. Новый главнокомандующий Дунайской армии Тотлебен, сменивший великого князя, потребовал Скобелева в Адрианополь.