Улыбка святого Валентина - Рич Лейни Дайан - Страница 35

– Ничего подобного! – Он покачал головой.

– Тогда объясни! – потребовала я.

Питер подался вперед и, оглянувшись по сторонам, прошептал:

– По-моему, ты неправильно истолковала мои слова. Я все еще хочу на тебе жениться. Но сомневаюсь, что того же хочешь и ты – после всего, что я натворил...

Я схватила бокал с водой и судорожно сделала глоток.

– Следует ли понимать это так, что ты пригласил меня в ресторан вовсе не для того, чтобы отказаться от своего предложения? – тоже шепотом спросила я.

У Питера вытянулось лицо.

– Ах, вот как, значит, ты подумала...

– Ну да...

– Но почему? Почему?

– Ну... – Я запнулась. – Ты так быстро ушел от меня в тот вечер, оставив меня в трансе...

– Но ведь ты же сама попросила меня об этом, кричала: «Не надо, Питер! Хватит!». И даже рыдала... Я испугался и ушел, решив, что тебе нужно побыть одной и хорошенько все осмыслить...

– О Боже! – простонала я. – Хорошо, тогда ответь мне, зачем ты втерся в доверие к моей семье? Зачем влез в наш семейный бизнес? Тоже чтобы дать мне возможность на досуге пораскинуть мозгами? Пока же ты добился только того, что я раздвинула перед тобой ноги... А потом всю ночь не могла понять, почему я так опрометчиво поступила.

– Прости меня, Порция! – пылко вскричал, он, сжав мое запястье. – Это маленькое недоразумение! Я хотел продемонстрировать тебе совсем иное... Ну почему я снова все испортил! – Он в отчаянии прикрыл лицо рукой.

Я внимательно смотрела на него, надеясь понять истинные мотивы его поступков. Он не отвергал меня, когда я была к этому готова. Но отчего-то убегал, когда я этого не ожидала. Проделал огромное расстояние на автомобиле из Бостона до провинциального Трули и стал администратором крохотного книжного магазина. Все это трудно было назвать логичным поведением нормального зрелого мужчины.

– Как твои литературные дела? – поинтересовалась я в надежде, что его ответ даст мне какую-то зацепку.

Питер выпил глоток вина, облизнул губы и ответил:

– Видишь ли, Порция, после выхода моей первой книги мне стало ясно, что к разряду писателей, живущих на гонорары, я не отношусь. И звонок твоей мамы навел меня на мысль, что...

– Что у тебя появилась возможность убить сразу двух зайцев: обзавестись и семьей, и моим бизнесом! – договорила за него я.

– Ты снова все превратно истолковала, – поморщился Питер.

– Тогда объясни же мне наконец все членораздельно! – потребовала я, стукнув кулаком по столу.

– Ну что же тут непонятного? Я хотел попытаться сделать наконец тебя счастливой. Не мог же я всю жизнь жить за твой счет. Мне хотелось создать крепкую семью, имеющую постоянный доход, и уделять тебе больше времени. Ты же сама понимаешь, что я никудышный писатель, заурядный неудачник, и это тяготит тебя...

Я шумно вздохнула, обескураженная его словами. Нет, я, конечно, и прежде знала, что он считает себя пропащим. Но не предполагала, что он догадывается, что я смирилась с этим.

Оказывается, он все знал, но молчал, втайне страдая от этого вдвойне.

– Порция! – тихо позвал он. – О чем ты задумалась?

– Скажи честно, Питер, это я виновата в том, что ты чувствовал себя неудачником?

– С чего ты это взяла? Нет, разумеется!

– Только не строй из себя джентльмена! Ответь честно, это очень важно для меня: ты был счастлив со мной?

– У нас получается какой-то странный разговор, Порция! – откинувшись на стуле, обреченно произнес он.

В его взгляде сквозила грусть, и я поймала себя на мысли, что фактически никогда и не пыталась угадать его настроение или поговорить с ним откровенно.

– Да, я жалкий неудачник! – вздохнул он.

– Но я никогда тебе этого не говорила!

– Да, не говорила, – кивнул Питер. – Но тебя удручало, что мою книгу плохо покупают.

– Естественно, меня это возмущало! – вскричала я. – Потому что твоя книга хорошая.

– Ты так считаешь? – Питер хмыкнул. – Что ж, тебе виднее.

У меня по спине пробежал холодок.

– Но она действительно хорошая, – повторила я упавшим голосом.

Питер снова вздохнул.

– В чем дело? – строго спросила я.

– Ты почему-то не проронила ни слова, когда в газетах опубликовали похвальные отзывы литературных критиков о моей книге. Но когда позже появились сведения об объемах продажи, ты начала реагировать на них очень бурно, – сказал он, глядя мне в глаза.

Я растерянно заморгала, вспомнив, что действительно вернулась домой вне себя от ярости, взглянув на сведения о реализации его книги в Сети. А когда прочла в журнале «Паблишерз уикли» очередной панегирик в его адрес, начала рассуждать о неспособности среднего читателя отличить подлинную литературу от пачкотни на стенах сортира в студенческом баре. Мне тогда казалось, что Питер воспримет это как мою поддержку. Он же хотел услышать от меня обыкновенную похвалу.

– У меня возникло ощущение, что я не способен что-либо сделать так, как надо. Мне стало казаться, что я теряю тебя. Но я любил тебя, Порция, и страдал от своей беспомощности и несуразности...

У меня подкатил к горлу ком. Прокашлявшись, я спросила:

– А теперь, Питер? Что сейчас тебя мучит?

Он посмотрел на меня затуманившимся взглядом.

– Теперь я, кажется, понял, что смогу сделать тебя счастливой, – хрипло выговорил он. – Я стал другим! Меня больше не терзают сомнения, смогу ли я стать твоей опорой. Я решил остаться в Трули и работать администратором в вашем книжном магазине. И искренне надеюсь, что ты останешься здесь со мной.

«Навсегда», – промелькнуло у меня в мозгу.

Я молча стиснула зубы.

Питер уставился в тарелку. После долгого молчания он добавил:

– Не знаю, хочется ли этого тебе, Порция, но коль скоро это единственное, чего я еще не попробовал, то я это сделаю.

Не помню, как мы закончили ужин и добрались до дома. Помню только, что едва лишь я захлопнула входную дверь, холодно поцеловав Питера на прощание, со мной случилась истерика. Я схватила сигарету, закурила и стала метаться по комнате.

Значит, это из-за меня он чувствовал себя неудачником!

Это я вынудила его сбежать от меня!

Я сама его оттолкнула!

И все-таки ему следовало откровенно мне об этом сказать, прежде чем уйти. А не оставлять мне весьма странную запись на титульном листе своей книги. Но теперь это уже не имело для меня никакого значения. Долгое время я не задумывалась о доле своей вины в разрыве с Питером, мои тефлоновые мозги были заняты смакованием своей беспомощности и жалостью к собственной персоне. Теперь же мне открылась ужасающая истина: я вся состою из этой проклятой антипенисовой субстанции и поэтому сама во всем виновата.

Я прикурила от окурка новую сигарету, готовясь утонуть в желчи нахлынувших горьких воспоминаний. Перед моим мысленным взором один за другим возникали все новые и новые эпизоды нашей с Питером совместной жизни.

Питер, светящийся от радости после выхода в свет своей первой книги. Питер, открывающий упаковку с сигнальными экземплярами, один из которых он вручает мне, словно Священный Грааль. Питер, заявляющий, что его не волнует, будет ли распродан весь тираж. И наконец, он же, погруженный в тяжкие раздумья и самобичевание, страдающий из-за своей самонадеянности.

Но еще больнее жалили меня совсем иные мысли – о том, что ему вовсе не безразлично то, что я его жалею. И о том, что, считая себя неудачником, он страдал больше всего именно потому, что я чувствую себя несчастной из-за его страданий.

А мне было невдомек, что я – главная причина всех его терзаний. Вот такая, оказывается, я «тефлоновая вагина».

И в этот момент меня словно осенило: а вдруг, подумалось мне, этот феномен вовсе никакое не родовое проклятие, ставшее причиной разрыва Веры и Бриджа, Мэгс и Джека, Бев и моего дедушки Генри, и не таинственное химическое соединение, а чисто психологический изъян, приобретаемый в процессе взросления? Особенность поведения, которую все «барышни» Фаллон передавали из поколения в поколение, сами того не осознавая?