Проспать Судный день - Уильямс Тэд - Страница 109

Но пока что я был свободен — с этим не поспоришь. Я был свободен, я был жив, и кто-то покрасил мне стены в квартире. Если я хочу выяснить, что все это значит, то придется остаться в живых еще некоторое время. Я уже подумывал об одном деле, которое мне хотелось бы завершить, были еще пара дел, которые давно назрели, хотя я и не был достаточно трезв, чтобы четко их обозначить.

Несмотря на еще один день, оставшийся у меня в моем личном распорядке, я отказался от предложения Клэренса и пошел домой пешком. По дороге купил еще бутылку водки. Ангельские тела очень крепкие. Надо залить в них немало алкоголя, чтобы отключить то, что я хотел отключить, заглушить чувство вины, одиночества и злобу, настолько, чтобы быть в состоянии уснуть.

На самом деле, я не ангел-алкоголик. Я ангел, занимающийся самолечением. Клянусь, есть разница, даже если я и не в состоянии объяснить ее прямо сейчас.

ГЛАВА 47

ОСТРЫЕ ВОПРОСЫ

Прежний Бобби отлежался бы пару-тройку дней, а потом протрезвел и принялся бы снова ворошить дерьмо, пытаясь спровоцировать события и найти ответы. Поскольку осталось слишком много вопросов, которые нужно было выяснить.

Почему никто из начальников со мной не общается? Что насчет моего суда? Являюсь ли я до сих пор обвиняемым в измене Всевышнему? Мое небесное начальство должно было узнать о Каз, об Элигоре, про Ад, поскольку я вывернул себя наизнанку перед Патиэль-Са, когда они заточили меня. Не говоря уже о более серьезных вопросах, типа того, что имела в виду Энаита, сказав, что следовало убить меня «еще раньше», до того, как я стал ангелом. Видения, которые у меня были, когда она промывала мне мозги — видения, воспоминания, чем бы они ни были, — все еще не давали мне покоя. Они были такими реальными — реальнее настоящих, если вы меня поняли. Был ли это проблеск моего прошлого, до моей человеческой смерти? Единственный, кто способен был ответить на этот вопрос, находился вне моей досягаемости, в небесной тюрьме одиночного содержания. Не то что она бы мне сказала, в любом случае. Если Энаита и раньше меня не любила, то теперь у нее было куда больше поводов для этого.

Вопросы, еще вопросы, куда ни глянь, без малейшего намека на ответы. Теперь я понял, как должен чувствовать себя мой друг Джордж, человек-свинья, — по уши в дерьме, делая вид, что это нормальная жизнь.

Как я уже говорил, прежний Бобби начал бы бузить по всему городу, чтобы все выяснить, но на этот раз я просто не мог начать. Несмотря на прилив жизненных сил, приведший меня в «Циркуль», мне просто было слишком все равно. Я чувствовал себя, как просроченный праздничный воздушный шарик: никто не держал меня за ниточку, но вместо того, чтобы улететь, я болтался между полом и потолком, не способный ни подняться, ни опуститься. Обреченный и болтающийся без дела.

Я не думал о том, чтобы покончить со всем этим. В смысле, на самом деле, что у меня осталось? Каз нет, ее у меня снова отняли. Мои боссы держали над моей шеей лезвие гильотины, не заботясь о том, чтобы сказать мне, надо ли мне встать и заняться делами, или просто лежать и ждать, когда забьют в барабаны и упадет лезвие. Это было тяжело. Как вы уже поняли, смерть и ангелы не всегда связаны — наши судьбы не в наших руках. Были приличные шансы того, что не будет разницы, что я с собой сделаю — даже если отправлюсь к Эфорату и настою на том, чтобы публично признаться во всех нарушениях правил, совершенных мною, все равно меня перенесут в другое тело, на этот раз с рефлексами послушания, более соответствующими моему рабочему месту. Сделают из меня барана-Бобби, блеющего и не задающего вопросов. Но что, если они поместят меня в новое тело, но я так и буду помнить, что это такое — быть недовольным кущами Божиими? Не в состоянии ничего с этим поделать?

Прошли еще два дня, и я позволил себе плыть по течению. Рождественская пора, недавно еще бывшая едва различимым кошмаром, приближалась с неумолимостью усыпанного блестками зомби. Я плыл по течению, болтался, пил, спал, смотрел телевизор, выключив звук. Клэренс несколько раз пытался вытащить меня куда-нибудь, но я отказывался. Я знал, что он попытается меня уговорить на что-нибудь, а я сейчас был не в состоянии ничего делать. У меня хватало проблем и с пустотой, охватившей меня.

О'кей, вот вам правда, какой бы неприглядной она ни была. Когда мой босс наконец-то связался со мной, я уходил из «Устрицы Билла» после позднего завтрака, реально размышляя, стоит ли завернуть в салфетку крошки от тостов, положить в карман и покормить голубей на Бигер-Сквер, или пойти домой и смотреть «Мори».

Я принял решение в пользу голубей, поскольку подумал, что должна быть хоть кому-то польза от моей дерьмовой жизни, пусть и для крыс с крыльями, и тут заметил невысокого мужчину восточной наружности, идущего рядом со мной. Это было не то же самое тело, которое я видел прежде, но я уже начал опознавать Мула на Земле по манере двигаться, если понимаете, о чем я.

— Бобби.

— Темюэль, — ответил я, не останавливаясь. На Бигер-Сквер было немного народу, поздним декабрьским утром, холодным.

— Не злись, Бобби.

— Злюсь? Я? Потому, что ты выдал меня боссам, на суд?

— Ты знаешь, что у меня не было выбора. Я знаю, что ты знаешь.

— Да, правда? Смешно, поскольку я бы не сказал, что знал что-то подобное.

Я выбрал первую скамейку, не испачканную молочным коктейлем, высыхающим на ней, и сел. Достал из кармана салфетку. Темюэль сел рядом. Я развернул салфетку, и самый смелый из голубей тут же спикировал, чтобы получить лучший кусок. С перепугу я едва не оторвал ему голову. Я так и не пришел в себя до конца после пребывания в Аду, даже за несколько месяцев. Не люблю, когда на меня бросаются без предупреждения.

— Если ты не знал, тогда почему ты не рассказал им обо мне? — спросил Темюэль. Он выглядел совершенно безобидным пожилым парнем, типа профессора семитских языков, просто сидящего на скамейке. Я не был уверен, хорошо ли мне здесь, но голуби ценили мое общество секунд тридцать, пока не кончились крошки.

— Я сказал. Я рассказал Патиэль-Са о тебе. Я рассказал этой сладкоголосой стерве все.

— Я не это имел в виду. С этим ты ничего не мог поделать. Но ты не сказал обо мне эфорам, на суде.

— Меня никто не спрашивал.

Это было правдой лишь отчасти. Еще на суде я начал понимать, что с Темюэлем все совсем не так просто, и он не просто предал меня. На самом деле, в некотором роде, он рисковал, защищая мои тайны — про квартиру Каз начальство, похоже, до сих пор не знало, к примеру. Как-то раз в пьяном угаре я приехал туда, огляделся, но было слишком больно оставаться там больше нескольких минут. Но я не обнаружил никаких признаков того, что ребята с Небес там побывали.

— О'кей, — сказал я. — Ты сделал кое-что, чтобы у меня было к чему вернуться. А с такси ты тоже сделал что-то особенное? Поскольку похоже, что небесные радары его не видели по какой-то причине, и им приходилось следить за мной по старинке. Я так понимаю, это ты устроил.

Темюэль кивнул, почти смущенно.

— Мне было интересно, заметишь ли ты.

— Ага, заметил. Спасибо.

Странно, но я не ощущал в тот момент особой благодарности.

— Так что тебе нужно от меня теперь? Все ведь кончено, так? Энаиту завалили, ты на свободе и ни при чем, а я все так же жду, когда меня придет исцелять инквизиция. Или ты просто хотел знать, буду ли я и дальше держать рот закрытым насчет тебя?

Я попытался угадать ответ по выражению его лица, но Темюэль ничем себя не выдал.

— Думаю, что постараюсь. Но я все вывалил Ангелу Утешения, все равно, так что кто-то на Небесах знает более чем достаточно, чтобы бросить нас обоих в Бездну на срок от вечного до большего. Вопрос лишь в том, почему они еще не воспользовались этой информацией. Другими словами, если ты беспокоишься о целости своих крыльев, я — не самая большая твоя проблема.