Да здравствует королева! (СИ) - Ильина Ольга Александровна - Страница 22

— И вы свое вспомнили?

— Вспомнила, но не было в моем прошлом ничего хорошего, сплошная темнота. Скажи, а что за полукровку привел с собой господин?

— Это Семар, мой друг.

— Его он тоже по имени называет?

— Да.

— Хорошо. Полукровок нечасто в наших краях увидеть можно. И всегда, когда они появляются, ничего хорошего это не сулит.

— Почему?

— Потому что сильные очень. Рабами таких трудно сделать. Прежде сломать надо, а тут уж как повезет. Либо ты его сломаешь, либо убьешь. Но, находятся те, кому нравится сам процесс. На невольничьем рынке за него бы кругленькую сумму отдали.

— Большую?

— Очень. Хватило бы, чтобы еще таких домов штук десять прикупить.

В то время как Олли изучал свой новый дом, капитан Харди пребывал в крайней озабоченности, а все из-за письма, которое он получил, едва сошел на берег. Первый остров всегда был достаточно мятежен и прогрессивен. Здесь вместе с торговлей процветали и иные подводные течения, но как государство, целостное образование, он еще не состоялся, однако стремительно продвигался в этом направлении. В последние годы всю власть, денежные потоки, информационные и людские захватил наместник первого острова. Ему подчинялись гильдии, его боялись, многие ненавидели за жестокость, за то, что он контролировал поставки и продажи товаров, все рыночные потоки, но главное, он контролировал рынок рабов. И, как это часто бывает, жестокость и корысть сделали его глухим к желаниям островитян, он не видел, сколько на улице бедняков, убирал негодных, и не согласных с его решениями, а те, кто не подчинялся, бесследно исчезали, целыми семьями, на рынке появлялись новые рабы. Здесь все продавалось и покупалось, даже решения правителя. Кто больше давал, тот и получал больше. Неудивительно, что бедные все беднели, а богатые богатели, в самом обществе наметился раскол, и конечно, в этой продажной среде возникло сопротивление. Главной их идеей была отмена рабства, которая составляла основу доходов богатеев острова.

За все время, что капитан Харди провел здесь, ему не раз пришлось столкнуться и с той, и с другой стороной сил. И он как-то умудрялся оставаться нейтральным, никому не подчиняться, и идти своим путем. До последнего времени ему это позволялось, но не сейчас. Накал страстей достиг своего предела, и капитана призвали вступить в это противостояние, выбрать одну из сторон. Вот только какую?

Ему нужен был совет того, кто за их недолгое знакомство успел вызвать уважение своей силой, бесстрашием и обостренным чувством справедливости. Этим кем-то был Семар.

Он решил начать издалека, и для начала, пригласить того в свой старый кабинет.

— Присаживайся. Выпьешь что-нибудь? — предложил он, но помощник отказался, заинтересованный больше предстоящим разговором, чем обстановкой комнаты.

— Ладно, а я вот выпью. Дело у меня не простое, на трезвую голову не решается.

Семар догадывался, что Харди пьет вовсе не от желания забыться. Просто его нога часто и невыносимо болела. А природная проницательность позволила понять, что капитан мужественный человек, несмотря на свою отталкивающую внешность и непростой характер, люди, выдерживающие такие боли другими быть и не могут. Его было за что уважать, и Семар его уважал.

— Ты помнишь, как только мы приплыли, я получил записку?

— Синий конверт, корявый почерк, южное наречие.

— Какой ты наблюдательный, — хмыкнул Харди. — В том, о чем я попрошу, эта наблюдательность тебе пригодится.

— И что за дело?

Харди не спешил с ответом, несколько минут цедил свой бокал, глядя куда-то в пустоту.

— Ты знаешь, я всегда любил море, бредил им, мечтал плавать на большом, красивом корабле. И я многое отдал за свою мечту, иногда кажется, что слишком многое. Сейчас здоровье мне плавать уже не позволяет. Да и… заниматься торговлей людьми… здесь нужна безжалостность, а я в последнее время сочувствовать начал. Вот, тебя пожалел, мальчишку этого. Да и претит все это, тошно, от самого себя тошно. Смотрю в зеркало и монстра вижу, не внешне, внутренне. Прогнить не хочу, на мне и так смертей, как шрамов этих — не счесть. Вот и думаю я, что пора что-то менять. Здесь. Но видишь ли… не так просто все это, не так просто уйти, когда перед тобой долг висит.

— Долг?

— Когда-то наместник спас мне жизнь, а теперь, в том самом письме, он попросил меня об услуге. Услуге мне неприятной и несправедливой. Я не очень верю в эту самую справедливость, но и предавать тех, кто мне доверяет, не умею. А то, что предлагает Хегай самое настоящее предательство.

— Чего же он хочет?

— Чтобы я убил одного человека. Он мне не друг, но и не враг. И, скажем так, его мотивы мне понятны, может, даже близки. Его зовут Чезаре, для кого-то бандит, для кого-то борец за свободу, для меня кровник. Я убил его брата.

— Что требуется от меня?

— Пока не знаю. Не знаю, нужен ли мне твой совет, нужен ли мне вообще чей-то совет…

Харди снова надолго замолчал. Семар не мешал, ему самому нужно было о многом подумать. Он никак не мог разгадать этого человека, который без жалости утопил его корабль, погубив множество людей, но без всяких сожалений отпустил на волю тридцать пленников, включая того, кого ненавидел больше всего — Кроули.

Мужчина, наконец, понял, почему капитан так его ненавидел. Все дело в слухах, которые ушлый целитель о себе поддерживал. Харди тоже слышал эти истории об удивительном человеке, способном излечить любую рану. И конечно, при своем состоянии и внешности, он хотел поверить, что такой человек действительно есть, что он сможет ему помочь. А тот оказался всего лишь лживым, недалеким, жадным до денег, целителем недоучкой, конечно, способным излечить простуду или старческие болячки, но от шрамов избавить, здоровье вернуть тот не мог. Это ввергло Харди в отчаяние, ведь с этим человеком он связывал все свои мечты и чаяния. Сейчас обида поутихла, и он смог отпустить бесполезного целителя.

Странно, но этот Кроули почему-то хотел то ли украсть, то ли выпросить у Семара его браслет. Он практически умолял отдать браслет ему, но Семар решительно отказал. Ведь это единственная частичка потерянного прошлого, единственное, что заставляло не погрузиться в пучину глухого отчаяния.

И все же неугомонный, полубезумный целитель выпросил другую вещь — жилет, в котором нашли Семара. Одни боги знали, зачем он ему понадобился. Кроули походил на ребенка, беззащитный, потерянный, отчаянно цепляющийся за новый смысл. Этим смыслом стал жилет, который тот бережно завернул в тряпочку.

— У вас обязательно все будет хорошо, — убежденно шептал он, и благодарно улыбался. — Обязательно. Я знаю.

— Надеюсь, и у тебя все сложится, — немного обеспокоился полукровка. Казалось, он должен был привыкнуть к странным речам целителя, но уж слишком странными порой были эти речи.

Они высадили пленников у берегов Тарнаса, а сами продолжили путь к островам. Теперь Семар должен будет исполнить соглашение и отработать за каждого из них, тридцать месяцев жизни. Большой ли срок? Ему было все равно. Годом больше, годом меньше… С каждым днем он все меньше и меньше верил, что кто-то ждет его в этом большом жестоком мире. Быть несвободным сейчас было проще и лучше, чем искать призраков в мире, которого он не знает.

— Нет, все же я спрошу, — очнулся от своих мыслей Харди, — что бы сделал на моем месте ты?

— Совесть — вот единственное мерило, заставляющее сделать правильный выбор. Хватит сил выполнить приказ? Тогда выполните его, а если все естество противится, значит, нужно искать другой путь.

— Ты хорошо говоришь. Но что делать, если я потерял свою совесть давно и безвозвратно? Что если внутри, кроме зла и пустоты ничего нет?

— Вряд ли это так. Иначе вы бы не задавали мне таких вопросов.

— Ты интересно говоришь, Семар. Хорошо говоришь. Но если я откажусь, прольется кровь и не малая. Тебя это тоже коснется.

— Я не из тех, кто пасует перед трудностями, — ответил Семар. — Да и смерть… у меня с ней особые отношения.