Сверху и снизу - Риз Лаура - Страница 74

М. задумчиво смотрит в потолок и через несколько секунд продолжает, понизив голос:

— Обычно связывают не изолентой: ее потом очень больно отдирать, но я хотел преподать ей урок. Я вытянул ее руки над головой и связал запястья, после чего обмотал ленту вокруг ножки кушетки, связал ей вместе лодыжки, достал из вещмешка скальпель и положил ей на живот, сказав, что сейчас буду его резать. Один раз я такое уже делал — у нее на заднице, ты видела это в фильме, — после чего Фрэнни больше не позволяла мне ее резать: она очень боялась ножа. Я думал, что просто положить скальпель на нее будет достаточно — ей хватит одного вида ножа, — но все оказалось не так. «Сделай это, Майкл, — сказала она. — Тогда ты поймешь, как я тебя люблю». Она была испугана, но не собиралась отступать. Тогда я заклеил ей рот и начал резать. Первым делом изобразил ромб вокруг пупка. Сквозь изоленту слышались стоны, поэтому я разлепил ей рот и спросил, не хватит ли с нее. Она покачала головой и обещала вытерпеть все, лишь бы я остался с ней. Заклеив ей рот, я снова принялся за дело. Все ее тело покрылось различными геометрическими фигурами — кругами, квадратами, звездами, среди них действительно был перечеркнутый круг. Все лицо Фрэнни было залито слезами, она сдавленно стонала, но никак не хотела уступать. Дважды я открывал ей рот и спрашивал, не хочет ли она, чтобы я перестал, и оба раза твоя сестра отвечала: «Я люблю тебя и не дам тебе уйти!» Это приводило меня в бешенство — кто бы мог подумать, что Фрэнни, робкая Фрэнни, окажется такой упрямой и такой безрассудной?

М. замолкает. Я думаю о том, что он как-то сказал мне очень, очень давно. Любопытство кошку не уморит, а вот упрямство может и убить. Фрэнни этого так и не поняла. Он поворачивает голову и о вытянутую руку пытается вытереть пот со лба. Глаза его пусты — скорее всего он вспоминает тот день и видит перед собой Фрэнни. У меня непроизвольно сжимаются кулаки, причем так сильно, что белеют суставы. Я тоже вижу перед собой сестру, но все, что могу теперь сделать, — это стоять здесь и слушать.

— Порезы были неглубокими, и она никак не желала по просить меня остановиться. В конце концов я достал из мешка электрошоковое устройство, которое когда-то заказал по почте, — Фрэнни уже видела эту коробку и слышала мой рассказ о ней. Устройство для пытки электротоком. Я хотел испробовать его на Фрэнни еще несколько месяцев назад, на она боялась электричества больше, чем порезов, так что ничего не получилось. В этом отношении она была непреклонна, поэтому я подумал, что уж если порезы ее не испугали, то электричество испугает наверняка, и еще раз сорвал ленту, которой был заклеен ее рот. Она плакала почти истерически, слезы лились по ее мокрым щекам. Дав ей немного успокоиться, я снова заговорил. Когда я сказал, что теперь буду делать все, что захочу, без ее согласия, она перестала плакать, но грудь ее все еще тяжело вздымалась, и мне показалось, что Фрэнни собирается сдаться. Однако когда она взглянула на меня, по ее глазам я понял, что она не уступит. Думаю, на каком-то подсознательном уровне Фрэнни хотела, чтобы я причинил ей боль, и считала, что заслужила это, — возможно, ее все еще не оставляла идея загладить свою вину в смерти Билли. «Я сделаю все, — прошептала она голосом, хриплым от сдерживаемых рыданий. — Все. Ты мне нужен». Ее уступчивость меня просто взбесила — больше всего я хотел, чтобы она исчезла из моей жизни. Мне пришлось снова заклеить ей рот, потом я прикрепил электроды к соскам и включил ток.

По-прежнему глядя в потолок, М. задумчиво качает головой:

— Я не знаю, что случилось, — это не должно было ее убить. Невысокое напряжение, на теле никаких ожогов. Я просто хотел припугнуть твою сестру, заставить ее понять, что мы не подходим друг другу и ей следует перестать мне звонить по пять, шесть, семь раз в день.

М. замолкает. Молчу и я. Загадка наконец разрешилась. М. считает, что это был несчастный случай, и по некоторым причинам я склонна верить, что он говорит правду. Поступающая от него информация усваивается мной не сразу — я словно смотрю на ситуацию со стороны, с некоторого расстояния, и хотя слышу его слова, но не могу на них реагировать.

— Ее сердце просто перестало биться, — говорит М. — Это случилось мгновенно, за какие-то секунды, и я не знал, что делать. Я попытался применить искусственное дыхание, но мне никогда раньше не приходилось заниматься подобной процедурой, и у меня ничего не получилось. Через пять минут я понял, что она мертва, но не мог остановиться, снова и снова повторяя свои попытки. В конце концов я перестал суетиться и только молча смотрел на нее. Как она могла умереть? Как такое могло случиться? Я не собирался ее убивать. Это был несчастный случай. М. ненадолго замолкает.

— С тех пор я очень много прочитал об электричестве, — взяв себя в руки, снова продолжает он. — Если ток накладывается на электрические импульсы сердца, то оно останавливается. У Фрэнни не было проблем с сердцем, всему виной просто роковая случайность — с ней ничего не должно было случиться, однако… Однако случилось. — Он нервно смеется. — Разумеется, я прекрасно понимал, как это выглядит со стороны. Полиция никогда не поверит в версию несчастного случая, не поверит, что Фрэнни сама позволила себя резать и пытать током. Следы от ножа по всему телу, кровь, изолента — все это выглядело как преднамеренное убийство, как работа психопата, маньяка. Я и хотел, чтобы полиция в это поверила — поверила появлению в городе случайного маньяка.

Слова М. словно плавают по комнате, не сразу доходя до меня. Пожалуй, ему едва не удалось совершить идеальное, нераскрываемое убийство способом, который невозможно обнаружить.

— Откуда ты знал, что вскрытие не покажет смерть от электрошока? — спрашиваю я.

— Я и понятия не имел об этом. Когда во всех газетах напечатали, что причина смерти не определена, мне показалось, будто полиция умышленно скрывает информацию. Я не знал, что это осталось загадкой.

Он не знал!

— Ты вел себя весьма осмотрительно. — Я абсолютно спокойна, и это меня пугает — отчего-то теперь, когда я знаю ответы на все, ну почти на все вопросы, у меня нет никакого желания мстить. Похоже, известие о случайной гибели сестры вызывает у меня разочарование, это не умещается в моем мозгу, все еще не расставшемся с версией о хладнокровном убийстве. — Полиция не нашла твоих отпечатков пальцев, не нашла также твоих волос, волокон ковра, приставших к твоим туфлям. Как тебе это удалось?

— Просто слепое везение. Когда я выходил из дома, начался весенний ливень. — М. снова нервно смеется. — Было холодно, по улицам текли бурные ручьи. Я надел резиновые ботинки и дождевик, которые всегда хранил в гараже, чтобы не тащить в дом грязь, — вот почему на них не было волокон от ковра. А отпечатков пальцев не осталось потому, что я, как только вошел к Фрэнни, первым делом сменил шерстяные перчатки на резиновые. Опять слепое везение — мысль об отпечатках пальцев даже не приходила мне в голову. Когда я наказывал Фрэнни, то всегда надевал резиновые перчатки: это был психологический жест, рассчитанный на то, чтобы ее запугать, заставить вообразить худшее. Но в тот день у меня была еще и другая причина — я знал, что, если она не отступит, мне придется ее резать, и не хотел пачкаться в крови.

Что же касается отсутствия волос, то я не снимал пальто и шляпу, так как рассчитывал зайти всего на несколько минут — просто чтобы ее испугать. Потом, чтобы убедиться, что волос нигде не оставил, я тщательно пропылесосил пол, заменил мешочек для пыли и спрятал его в вещмешок. В последний раз взглянув на Фрэнни, я увидел, что на ее запястье остался медицинский браслет Билли. Не знаю почему, мне захотелось забрать его. Придя домой, я снял всю свою одежду и сложил в вещмешок вместе с остальным — скальпелем, ботинками, перчатками, электрошоковым устройством, мешочком от пылесоса, в общем, я положил туда все, кроме изоленты и браслета, которые зарыл на заднем дворе — не знаю зачем, возможно, оставил на память. От остального я избавился. Лента, которую ты нашла в моем чулане, была из другого мотка, но я сохранил также еще кое-что — ее свитер, очки, серьги, несколько фотографий, видеоленту с Рамо, а когда начал встречаться с тобой, то перенес их на работу. После того как вещественных доказательств не осталось, уже ничто не связывало меня с Фрэнни. Я знал, что в дневнике, который она вела, есть упоминания обо мне, и хотел снять диски с ее компьютера, но затем передумал — это было бы слишком подозрительно, особенно если бы полиция нашла дополнительные копии, спрятанные где-то в ее квартире. Кроме того, маньяк не станет задерживаться, чтобы возиться с компьютером. К тому же там не было ничего опасного для меня — записи свидетельствовали только о том, что я люблю грубый секс и Фрэнни с этим соглашалась.