По ту сторону небес - Робардс Карен - Страница 51

— Дэви?

Плечи мальчика напряглись, но он не поднял головы.

— Уходи!

— Ты не заболел?

Молчание.

— Может быть, ты ушибся?

Молчание.

— Сходить за твоим папой?

В ответ на это Дэви поднял голову и гневно уставился на нее.

— Нет!

Его лицо еще недавно было мокрым от слез, на влажных щеках кое-где налипли кошачьи шерстинки, но прежде всего обращала на себя внимание его нижняя губа. Она здорово распухла, а в левом углу красовалась засохшая струйка крови.

— Что случилось? — тревожно спросила Кэролайн. «Может, мальчика ужалило какое-нибудь насекомое, — подумала она. — Или он упал и ушибся».

— Ничего. — Дэви опустил глаза на Миллисент, и на его лице появилась злобная гримаса. — Противная кошка!

Довольно грубым жестом он оттолкнул от себя Миллисент, но та, казалось, и не подумала обидеться. Она посмотрела на Кэролайн, словно приглашая ее посочувствовать этому маленькому человеческому детенышу, и снова подошла к мальчику, несколько раз ткнулась головой ему в руку и при этом громко заурчала.

— Пошла вон! — Он оттолкнул кошку, не отрывая сердитых глаз от Кэролайн. И ей пришло в голову, что сказанное в большей степени относилось к ней, а не к Миллисент. На сей раз кошка все-таки ушла, гордо покачивая реющим в воздухе хвостом, как бы давая понять, что покидает их исключительно по собственной воле.

— Дэви, если ты не хочешь рассказать, что произошло, мне ничего не остается, кроме как сходить за твоим отцом, — произнесла Кэролайн как можно более мягким тоном.

— Я подрался, — нехотя, словно из-под палки, пробормотал он в ответ.

— Подрался? Из-за чего?

— Они плохо говорили о моей маме, ну… городские мальчишки, вот.

— Плохо говорили? Что именно?

Дэви заколебался, и разбитая губа предательски задрожала. Но потребность хоть с кем-то поделиться горем оказалась сильнее.

— Они назвали ее ведьмой.

— Ведьмой?! — У Кэролайн перехватило дыхание. Один быстрый взгляд на Дэви — и она поняла, как сильно тот желает, чтобы она опровергла все сплетни. И Кэролайн без колебаний ринулась в бой. — Какая чушь! — с притворной легкостью с голосе воскликнула она.

Дэви замер в нерешительности. Было ясно: ему очень хотелось верить, но он не мог так легко утешиться тем, что она ему сказала.

— Откуда ты можешь это знать? — вопрос мальчика прозвучал довольно грубо.

— Знаю, — убежденно ответила Кэролайн. Несмотря на то, что ей рассказала Мэри, она понимала: какой бы ни была правда, важнее всего — убедить Дэви в невиновности его матери. — Твоя мама была мне сестрой, и я знала ее, еще будучи маленькой девочкой. Она часто пела мне — ах, какие это были прекрасные песни!

— Правда? — Дэви явно заворожили ее слова. — Какие, например?

Кэролайн кивнула, а затем начала негромко напевать веселую мелодию. Конечно, она не помнила, пела ли ей когда-нибудь Элизабет именно эту песенку, но это не имело никакого значения. Главное — Дэви должен получить такое представление о матери, чтобы мог ею гордиться.

— А что еще она умела? — Глаза мальчика сияли, он был так увлечен, что на время забыл о своем к ней отношении.

— Она много смеялась, рассказывала всякие интересные истории, и еще она всегда была очень красивой. Я всегда так гордилась, когда нас видели вместе. И ты бы ею гордился.

Этого как раз и не следовало говорить. Глаза Дэви тут же потемнели, лицо исказилось яростью.

— Никогда! Она была уродливая и злая, и она ненавидела меня, а я ненавидел ее. Так же, как ненавижу тебя!

Прежде чем Кэролайн успела ответить, он вскочил на ноги и убежал прочь. Кэролайн медленно выпрямилась, понимая, что догонять его бессмысленно. Несмотря на его яростную вспышку в конце разговора, ей оставалось только надеяться, что сказанное хоть немного поможет мальчугану примириться со своей матерью.

Как только нога Мэта достаточно зажила и позволила ему выходить из дома на дальние расстояния, он настоял на том, чтобы Кэролайн вместе с остальными членами семьи посещала религиозные собрания. И Кэролайн без особой охоты повиновалась.

После разговора с Дэви она специально завернула на могилу Элизабет. Стоя среди надгробий и читая простую надпись — ЭЛИЗАБЕТ, ЖЕНА ЭФРАИМА МЭТИСОНА, УМЕРЛА В МАЕ 1682 В ВОЗРАСТЕ 33 ЛЕТ, — она ощутила явное облегчение, поскольку избавилась наконец от образа сестры, который хранила в своем сердце все минувшие со дня их последней встречи годы. Женщина, что покоилась в могиле, хоть и состояла с Кэролайн в кровном родстве, была ей чужой. В сущности, она никогда ее не знала. За это недолгое время Мэтисоны стали для нее ближе и родьее, чем когда-либо Элизабет.

Если не считать продолжительности (у них было две четырехчасовых службы, утренняя и вечерняя, с небольшим перерывом на обед, и так круглый год, каждое воскресение), проповеди оказались не таким уж тяжким испытанием, как рисовалось Кэролайн. Преподобный отец Миллер метнул в ее сторону несколько уничтожающих взглядов. Читая проповедь, он то и дело намеренно распространялся по поводу дочерей вавилонских, воров и лгунов, однако напрямую не упоминал с кафедры имени Кэролайн. Вполне вероятно, считала она, его останавливало присутствие Мэта, с хмурым видом сидевшего рядом с ней на жесткой церковной скамье. Что касается остальной паствы, то некоторые дамы, несомненно, под влиянием стойкого неприятия Кэролайн со стороны пастора и аптекаря, имевших в городке большой общественный вес, держались с ней отчужденно. Но до криков «Ведьма!» (как в случае с Дэви) дело не доходило. К тому же, как ни странно, немало женщин проявили к ней искреннюю сердечность, что она без труда отнесла на счет братьев Мэтисонов и их мужской привлекательности. Практически все дамы, выражавшие Кэролайн свое дружеское расположение, были молодыми и незамужними. И она догадывалась, что они надеялись с ее помощью подобраться к братьям Мэтисонам. Раньше Мэт отваживал гостей женского пола, и к тому же незамужним было не вполне прилично захаживать в дом, полный мужчин-холостяков, но теперь, когда в семье появилась женщина, молодые дамы так и рвались нанести ей визит. Если бы Кэролайн пожелала, то могла бы принимать гостей каждый день, но она дала им понять, что очень занята, и таким образом ей приходилось терпеть лишь наиболее рьяных охотниц за мужьями, да и то не слишком часто. Исключение составляла только Мэри. Кэролайн искренне привязалась к жене Джеймса, к тому же малышка Хоуп была просто прелесть. Кэролайн очень нравилось проводить с ними время и, по крайней мере, раз в неделю либо она сама навещала их, либо они выбирались к ней, чтобы побыть вместе часок-другой.

Однажды в разгар летних работ в городке отпраздновали свадьбу, а один раз всем миром строили дом, но собрания в церкви оставались главной формой общения. Теперь, когда уже наступил сентябрь и поспели кукурузные початки, у Смитов был назначен всеобщий традиционный сбор, на котором проводилось веселое соревнование по очистке кукурузы от листьев и устраивалось застолье. К своему удивлению, Кэролайн обнаружила, что с нетерпением ждет этого незамысловатого празднества, куда они должны были отправиться всей семьей. После ужина она проследила за тем, чтобы мальчики помылись и хорошенько почистили одежду, и только после этого сама пошла переодеваться. Кэролайн выбрала платье из черной полушелковой ткани в рубчик с плотно облегающим лифом и широким воротником из белых кружев. Поскольку она была превосходной портнихой, наряд вышел гораздо лучше, чем те, что обычно носили местные женщины. К тому же, Кэролайн позволила себе небольшую роскошь: она украсила рукава двойными рядами черной бархатной ленты с великолепной вышивкой черным шелком. Белые муслиновые рукава сорочки чуть-чуть выглядывали из рукавов самого платья. Вдобавок Кэролайн надела полупрозрачный белый муслиновый передник, завязывавшийся на спине большим накрахмаленным бантом. Всю превосходную отделку она срезала с тех платьев, что носила еще в Англии, но использовала их с таким искусством, что никому бы и в голову не пришло, будто они неновые.