Одинокая леди - Роббинс Гарольд "Френсис Кейн" - Страница 104

— Может быть, вы смогли бы помочь мне, — Милстейн извлек из кармана бумажник и показал патрульному полицейский значок.

— Да, сэр! — сказал патрульный с готовностью.

— Мне крайне важно встретиться с миссис Рэндол.

— Боюсь, вам не повезло, сэр. Она вышла снова замуж около двух месяцев назад и в настоящее время они с мужем поехали в один из этих длительных круизов вокруг света. Они не вернутся сюда до лета.

— Увы...

— Могу ли я быть вам еще в чем-то полезным?

— Нет, офицер, благодарю вас.

Детектив Милстейн закрыл свою записную книжку и положил ее в карман.

— Это все, что я узнал, доктор Слоун. Я рассказал вам все.

— Я никогда не верил ее рассказам о сестре.

— Я тоже не верил.

— Теперь картина заболевания начинает проясняться. Она вовсе не пыталась покончить свою жизнь самоубийством. В действительности она пыталась убить свои мечты. Каким-то образом она начала понимать — или чувствовать — что талант, которым она обладает, ее неординарность, исключительность, я бы сказал, делает для нее невозможной жизнь в обществе с другими людьми, настроенными откровенно обывательски. Со своей стороны общество попыталось загнать ее в привычные для себя рамки. Но девушка не смогла пересилить себя. Единственное, что ей оставалось, — убить Джери-Ли.

И тогда она бы стала — как все.

— Вы обогнали меня, доктор, в своем анализе и в своих рассуждениях!

— сказал Милстейн. — Но что же теперь произойдет с ней?

— Мы ее выпишем, — сказал он сухо. — У нас нет никаких оснований задерживать ее здесь. Главной причиной ее направления и поступления к нам были наркотики. Сейчас, после проведенного лечения, она не принимает наркотиков. Мы сделали все, что могли. Согласитесь. Но у нас нет ни возможностей, ни средств, чтобы сделать больше. Мы просто не можем предоставить ей то, в чем она сейчас нуждается.

— Я понимаю... Скажите, доктор, что произойдет, если она снова сорвется?

— Она опять окажется у нас.

— Но на этот раз она может и на самом деле покончить с собой, разве не так?

— Вполне вероятно, — ответил доктор. — Но как я уже сказал, мы ничего не в состоянии сделать. Ужасно конечно, что нет буквально никого на свете, кто бы мог позаботиться о ней или, хотя бы, просто приглядывать за ней. Сейчас ей нужны друзья больше, чем все остальное в жизни. Но она отрезала себя от всех.

Доктор Слоун замолчал и некоторое время смотрел на детектива, как бы изучая и рассматривая его с каких-то своих, только ему одному известных и понятных позиций. Потом он добавил:

— Всех, кроме вас.

Милстейн почувствовал, что краснеет.

— И что бы вы хотели, чтобы я сделал? — спросил он требовательно, с вызовом, почти раздраженно. — Я уже говорил вам, что знаю девчонку едва-едва.

— Так было неделю назад, когда вы только приехали к нам. За прошедшее время вы узнали о ней значительно больше, чем она сама знает о себе.

— И все же я не понимаю, что я могу сделать, — упрямо повторил детектив.

— Вы могли бы помочь ей выстроить преграду между жизнью и смертью.

Милстейн не ответил.

— От вас не потребуется многого. Просто помогите ей обрести твердую почву под ногами, надежную базу, на которой она могла бы начать заново строить себя, прежнюю.

— Но это безумие!

— Не такое уж безумие. Между вами, вероятно, возникли какие-то особые связи. Она написала вам. И вы приехали. Хотя, согласитесь, вы вовсе не обязаны были делать этого. Вы могли бы просто послать письмо или вообще ничего не делать. Сейчас вы, как мне кажется, — единственный человек в мире, которому она безоговорочно доверяет.

— Доктор Слоун, я начинаю думать, что один из нас должен взять на себя ответственность. — Милстейн помолчал, подумал и уточнил, покачав головой:

— Или мы оба.

Глава 24

Милстейн вернулся после четырехчасового дежурства. Остановился в крохотной

прихожей, прислушиваясь к знакомому стуку пишущей машинки, но ничего не услышал. Вошел в гостиную, увидел дочь — она читала книгу — и спросил:

— А где Джери-Ли?

— У своего психоаналитика.

Он с недоумением уставился на нее, словно чего-то испугавшись или предчувствуя.

— Разве ее дни не вторник и четверг?

— Сегодня у них какая-то особая встреча.

— У нее что-то не так? — спросил Милстейн с тревогой.

— Нет, папа. Что-то как раз так! Ей пришло известие от агента из Нью-Йорка, которому она послала по рекомендации своей психоаналитички роман. Он нашел издателя, который заинтересовался книгой. Агент пишет, что издательство высылает ей приглашение приехать в Нью-Йорк и переговорить с ними о книге и обещает оплатить проезд.

Милстейн хмыкнул.

— Знаю я этих нью-йоркских дельцов. Пожалуй, лучше будет, если я сам выпишу чек. Как его зовут?

— Пол Гитлин, папа, — рассмеялась дочь. — И перестань, ради Бога!

Нельзя же быть таким уж заботливым. Джери-Ли сказала мне, что он работает только с самыми крупными писателями, такими, как Ирвин Уоллес или Гей Тейлз.

— И вовсе я не такой уж заботливый. С чего ты взяла? Просто мы не можем забывать, что прошло всего шесть месяцев, как она вышла из больницы.

— А ты вспомни, что она успела сделать за эти шесть месяцев. Не прошло и месяца, как она у нас появилась, а она уже получила работу ночного оператора в службе телефонной справочной. И благодаря этому смогла днем и писать, и даже посещать врача-психоаналитика. Написала два огромных киносценария, из которых один уже куплен «Юниверсалом». И теперь она практически закончила работу над романом и устроила его судьбу. Нет, папа, ты обязан отдать ей должное.

— Я и не собираюсь умалять ее достоинств. Я только не хотел" бы, чтобы она так расходовала себя.

— Да она в отличном состоянии. Она совершенно не похожа на ту женщину, что приехала .к нам. Это прекрасная — как внешне, так и внутренне — очаровательная, талантливая женщина!

— Она тебе действительно нравится?

Дочь кивнула.

— Я рад. В глубине души я беспокоился, как ты будешь чувствовать себя под одной крышей с ней, как отнесешься к незнакомому тебе человеку, да еще с такой сложной, непростой судьбой и не очень-то тогда здоровой.

— Должна признаться, что на первых порах я ревновала. Но потом поняла, как сильно она в нас нуждается. Она была словно дитя малое. И ей особенно необходимо и важно было наше одобрение. А потом она начала — тоже как дитя — расти у меня на глазах. Я наблюдала с интересом и любопытством, как из нее растет Женщина. Это просто захватило меня. Что-то вроде того, как распускается бутон в фильмах с замедленной съемкой — весь процесс на экране занимает считанные секунды. Она удивительный человек и совершенно особенная женщина. И ты, папа, — удивительный человек и совершенно особенный мужчина. Потому что увидел все это в ней, когда она была ничем и никем.

— Пожалуй, я бы что-нибудь выпил.

— Сейчас приготовлю и принесу.

Через минуту она вернулась, неся виски со льдом.

— Это помогает, — сказала ояа многозначительно.

— Угу.

— День был трудным?

— Как обычно. Скорее очень долгим. Она наблюдала, как он устраивается в своем любимом кресле.

— Ты знаешь, конечно, что скоро она собирается уезжать? Знаешь, папа? — спросила она осторожно.

Он молча кивнул.

— Ты сделал то, что и собирался сделать — вернул ей ее самое. Теперь она обрела силу. Научилась ходить. И хочет летать. Ты можешь поддерживать дитя, когда оно учится ходить. Но летать она должна учиться сама, без посторонней помощи. Тебе придется привыкнуть к этой мысли, папа. Тем более, что когда-нибудь и я захочу полететь.

— Я знаю, — сказал он, в голас его предательски дрогнул.

— Ты любишь ее, правда? Скажи, папа.

— Думаю, что да.

— Как странно. Я поняла это в тот момент, когда ты сказал мне, что летишь в Нью-Йорк повидать ее. Ты знаешь, она тоже любит тебя, но только совсем по-другому.

— Знаю.