Парк-авеню 79 - Роббинс Гарольд "Френсис Кейн" - Страница 46

— Ничего не выйдет, сестричка. Можешь спокойно одеваться.

Она неохотно потянулась за одеждой.

— И сколько за это дают?

— Первый арест?

Мэри кивнула, пытаясь застегнуть крючок на спине. Пальцы так дрожали, что ничего не получалось, и она попросила:

— Будьте любезны, помогите, если вы в состоянии хоть на секунду забыть о своем жетоне.

Он подошел к ней сзади и застегнул крючок.

— Тридцать суток.

Мэри, уже забывшая свой вопрос, была озадачена:

— В каком смысле?

Отойдя обратно к двери, детектив буркнул:

— Тридцать суток в случае первого ареста.

— А какое сегодня число?

— 27 февраля.

Она достала пальто из гардероба.

— Ну вот и март пролетел.

Повернулась к нему.

— Дайте мне несколько минут, чтобы упаковать вещи. Вы ведь знаете эти камеры хранения. Через месяц у меня ничего не останется.

Он кивнул.

— Хорошо, только побыстрее.

Мэри вынула из гардероба чемодан, в который уместилось то немногое, что у нее было. Защелкнув замок, она повернулась к детективу.

— Я готова. Спасибо.

Сыщик открыл дверь и пропустил ее вперед. Когда они выходили на улицу, она посмотрела ему в лицо.

— Наверняка есть более легкие способы зарабатывать на жизнь.

Глаза его расширились, и в них мелькнуло уважение. У девочки есть характер. Он строго кивнул.

— Должны быть.

Мэри взяла его под руку, как старого приятеля, с которым вышла прогуляться, и тихо проворковала ему на ухо:

— Я хочу сказать, для нас обоих.

Штат Нью-Йорк против Мэриен Флад

Ловя напряженные взгляды присяжных, я медленно подошел к судье и негромко заговорил. В зале воцарилась гробовая тишина. Сейчас мне предстояло дать ответ на запрос Вито о прекращении дела.

— Любой справедливый суд должен помнить о существовании вины моральной и вины юридической. Эти две категории подлежат резкому разграничению, ибо наказуема лишь юридическая вина, то есть преступление. Дело Мэриен Флад отличается тесным переплетением преступлений с нарушениями моральных норм. В присутствии судьи и присяжных мы тщательно обосновали все предъявленные ей обвинения, доказали их фактами и свидетельскими показаниями. Нами были предъявлены улики, неопровержимо подтверждавшие вину Мэриен Флад. Выполняя свой долг перед правосудием, мы требуем отклонения ходатайства о прекращении дела.

Я замолчал и так же медленно двинулся назад. В центре зала меня остановил голос судьи:

— Ходатайство отклонено.

Началось столпотворение. Репортеры бросились ко всем выходам, чтобы как можно быстрее передать новость в свои газеты. Судья застучал молотком. В конце концов голос его с трудом перекрыл рев зрителей:

— Суд объявляет перерыв до десяти часов утра.

Я вошел в кабинет и рухнул на стул. Рубашка прилипла к взмокшей спине, по лицу тек пот. Немедленно из-за спины появились Джоэл и Алекс.

Джоэл внимательно осмотрел меня и решительно качнул головой:

— Тебе надо выпить.

Я закрыл глаза. Что ж, выпить, наверное, надо, хотя вряд ли от этого станет легче. Боже, как прожить еще две недели, пока Вито будет опрашивать своих свидетелей? У меня больше нет сил ни видеть ее, ни обвинять, ни судить. Боже...

Над ухом раздался деловой голос Джоэла:

— Возьми.

Я открыл глаза, взял стакан и залпом влил его в себя. Жидкость обожгла глотку. Увидев мою гримасу, Джоэл довольно хмыкнул:

— Отличное виски. Неразбавленное.

Я облегченно выдохнул:

— Слава Богу, на сегодня все закончено.

Алекс криво улыбнулся:

— Ты был хорош. Просто великолепен!

— Спасибо, но не надо мне льстить. Со своей задачей я справился неважно.

В разговор вступил еще один голос:

— Ну-ну, не скромничай.

Мы в изумлении посмотрели на дверь, я вскочил:

— Шеф!

В комнату, улыбаясь, вошел Старик.

— Ты выглядел отлично!

Джоэл и Алекс обменялись взглядами. Более высокой похвалы никто никогда от Старика не слыхал.

— Спасибо, сэр, за...

Он остановил меня жестом руки.

— Не торопись благодарить, процесс продолжается. Вито еще не использовал свой шанс. Мы победим только тогда, когда присяжные вынесут приговор.

Я подал Старику стул, и он осторожно присел. Это было его первое появление на службе после операции.

Джоэл быстро сориентировался:

— Вы прекрасно выглядите, сэр.

Я бросил на него быстрый взгляд. Лихо же он вошел в привычную колею! Впрочем, Джоэл всегда умел лебезить перед начальством. Старик воспринял его слова как должное.

— Я и чувствую себя прекрасно.

Он вынул пачку и небрежно сунул в рот сигарету. Алекс чуть не сломал палец, пытаясь опередить Джоэла и первым поднести шефу огонь.

Я усмехнулся. Все вернулось на круги своя, и эти двое уже забыли обо мне. От выпитого виски стало спокойно и тепло. Старик посмотрел на меня:

— Как думаешь, что собирается предпринять Вито?

— Не знаю, сэр.

— И я не знаю, но мне он сегодня не понравился. Уж очень спокоен.

Джоэл немедленно подал голос:

— Вито всегда спокоен.

Старик бросил на него испепеляющий взгляд:

— За двадцать лет моего знакомства с Генри Вито я хорошо изучил его повадки и сейчас могу сказать совершенно точно: у него припасена какая-то пакость.

Он жадно затянулся:

— Я бы с удовольствием разрешил вырезать мне еще один аппендикс, лишь бы узнать этот козырь.

Мы молча посидели, пытаясь сообразить, какой ход просмотрели. В конце концов Старик встал.

— Ладно, все равно ждать осталось недолго. Я думаю, завтра утром он нам врежет.

Джоэл спросил:

— Почему вы так думаете, сэр?

Старик молча пошел к двери и лишь на пороге обернулся.

— Вито не вызвал на завтра ни одного свидетеля. Ни единого.

Мы открыли от изумления рты, а Старик хитро блеснул глазами:

— Если бы, ребята, хоть один из вас знал свое дело, он не ушел бы из зала, не проверив планов защиты на следующий день.

И вышел в коридор.

Джоэлу удалось выразить наше общее невольное восхищение. Он с нежностью сказал:

— Вот сукин сын! Хоть и старый хрен, а любому молодому даст сто очков вперед.

В этот вечер я засиделся в кабинете до одиннадцати часов вечера. Еще раз просмотрел все материалы дела, проверил досье на возможных свидетелей защиты, вспомнил вопросы, которые Вито задавал свидетелям обвинения. Нигде ни малейшего намека на избранную им стратегию защиты. Наконец я надел шляпу, пальто и, заперев кабинет, вышел на улицу.

Спать не хотелось, но тяжелая голова соображала туго. Я решил немного проветриться на холодном воздухе и пешком направился в сторону Бродвея. В этой его части было темно и пустынно. Далеко впереди сквозь туманную мглу мигали щедрые огни Тайме Сквера, а здесь мрачно чернели немые громады заснувших офисов и банков. В нескольких окнах горел свет — там работали уборщики.

Сырой ветер пробирал до костей, поэтому пришлось поднять воротник пальто и прибавить шагу. Я прошел почти четыре квартала, когда заметил медленно ехавший за мной автомобиль. Лицо водителя было неразличимо в темноте. У следующего перекрестка машина обогнала меня и резко вывернула на тротуар. Чертыхаясь, я отскочил в сторону. Из машины послышался знакомый смех.

Я открыл переднюю дверцу — за рулем сидела Мария. В тусклом свете блеснули ее зубы, хрипловатый голос неуверенно дрогнул:

— Привет, Майк.

У меня екнуло сердце:

— Мария!

— Садись. Подвезу...

Поколебавшись пару секунд, я втиснулся в кабину. Она нажала на педаль, и машина рванулась вперед.

От этой женщины нельзя было оторвать глаз. Боже, как она прекрасна!

Мы остановились у следующего светофора, и Мария повернулась ко мне:

— Поздновато ты уходишь с работы. Я с шести часов жду тебя на улице.

Я усмехнулся:

— Откуда такое терпение? Если бы предупредила меня, не потеряла бы столько времени.