Завтрашний ветер - Файнберг Владимир Львович - Страница 16

У костра сидел Владилен Алексеевич и при свете пламени чистил наших краснопёрок.

— Давайте я почищу!

— Нет уж, иди резвись, собачка, а рыбу я люблю и чистить, и жарить сам. Только вынь мне сковородку, соль и масло в бутылке. И достань хлеб заодно.

Я подал всё, что он просил, и подумал: «А почему бы пока не искупаться?»

Я мигом разделся и бросился в реку.

Вода была тёплая. От луны ко мне шла золотистая тропка. Я лёг на неё и поплыл.

…Интересно, почему это все люди не живут, как мы с Владиленом Алексеевичем? Отчего бывают люди злые и добрые? Почему мы с моей родной мамкой ни одного разочка вместе не уходили в поход? Почему бывает, что вокруг много людей и ребят — целый посёлок, а ты один? А тут дикий остров и совсем никого, кроме Владилена Алексеевича, а до чего здорово!..

Я давно проплыл мимо конца нашего мыса, а дорожка от луны всё не кончалась и вела дальше, к середине реки.

Я лёг на спину и поплыл, медленно взмахивая обеими руками.

Справа от луны сильно светилась какая-то одинокая звезда.

…Куда потом деваются люди? Неужели вправду Владилен Алексеевич скоро будет лежать один в земле на кладбище и никогда больше не увидит ни снега, ни весны, ни этой вот звезды, ни речки?.. А я всё буду жить ещё вон сколько лет и, может быть, никогда не помру…

Я несколько раз перевертывался со спины на живот и обратно и хотел плыть снова по лунной дорожке и опять думать про Владилена Алексеевича, про себя и про весь мир, как вдруг заметил костёр на берегу острова.

Это был не наш костёр. Потому что отсюда, с реки, я видел теперь два костра. Наш — на тёмном выступе мыса, и другой — сильно правее на берегу.

Значит, это был совсем не дикий остров? И мы были здесь совсем не одни…

Я повернул обратно и изо всех сил заработал руками.

Когда я подплыл к самому нашему месту, я решил немножко испугать Владилена Алексеевича. Я с шумом и плеском выскочил из воды, кинулся к костру и завопил:

— Руки вверх! Вы окружены!

Но тут я сам испугался так, что меня всего перетряхнуло и моё горло само по себе пискнуло:

— Ой, мама!

У костра, выпучив на меня глаза, сидел совсем незнакомый дядька, а рядом с ним какая-то девчонка.

— Ой! Ой! — сказал я, пятясь, и кинулся обратно в реку.

Я успел только заметить, что лодки нашей нигде не было видно.

С берега раздался отчаянный визг девчонки:

— Папаня, боюсь!

Я скорей поплыл к середине реки, чтобы прийти в себя и оглядеться.

Куда делся Владилен Алексеевич? Где лодка?

Хоть было уже совсем темно, я заметил, что и наш полуостров куда-то делся… Подумав, я решил поплыть к другому костру и разведать, что там за люди. Не оставаться же мне одному в трусиках ночью посередине реки!

Подплывая к незнакомому месту, я нарочно вылез из воды в стороне от костра и понемногу пополз на четвереньках…

У огня спиной ко мне сидел человек.

Я замер. В ту же минуту у меня под рукой хрустнула ветка.

— Что, брат, накупался? — спросил человек, не оборачиваясь. — А я уж хотел аукать.

Я встал, перевёл дыхание. Подошёл к Владилену Алексеевичу.

Он порылся в рюкзаке, кинул мне полотенце.

— Разотрись как следует и садись есть, пока не остыла…

У костра я увидел сковородку, полную жареных краснопёрок.

До чего же тепло и хорошо мне было у нашего костра! Я поедал рыбу и рассказывал Владилену Алексеевичу про моё приключение, а он хохотал и даже не мог есть.

— Ну и ну! — повторял он. — Я бы и сам крикнул «ой, мама!», честное слово. Это ты навертелся в воде с живота на спину, вот у тебя всё и спуталось.

Мы посмеялись ещё немного, попили чай, а потом, когда залезли спать в палатку, он сказал:

— А знаешь? Они, наверное, там до сих пор колотятся от страха. Надо бы завтра нанести визит, извиниться, что ли! — Он помолчал, а потом удивился: — До чего же длинный сегодня был день…

Я закрыл глаза, и передо мной замелькали протоки, змея, утята с уткой, ловля краснопёрки, ночная река, а сарай и косцы — это как будто было сто лет назад!

Спать расхотелось. И Владилен Алексеевич сказал:

— Даже засыпать жалко: заснёшь — и такой золотой день кончится. Я пойду подышу ещё малость.

Он выбрался наружу, а я закинул руки за голову и стал слушать, как зудит в палатке один-единственный комар…

…Я уже видел сон про то, как опять должен сказать, какие я знаю пословицы и поговорки, когда мне показалось, будто кто-то сказал моё имя. Я прислушался.

— Валера, — шёпотом звал снаружи Владилен Алексеевич, — Валера, выходи скорей, только тихо!

Я выполз и увидел, как он одной рукой подзывает меня на берег, а другой грозит, чтоб не шумел.

Я встал и на цыпочках подошёл к нему. Он показал куда-то на реку.

При слабом свете заходящей луны я увидел, что посреди реки плывёт какой-то огромный пень.

— Ну и что? — прошептал я. — Это пень.

— Ты смотри, — отозвался Владилен Алексеевич.

Ничего особенного в этом пне не было — стоило ли меня будить? Правда, пень несло почему-то не по течению, а прямо к нашему острову.

Я начал вглядываться, и вдруг мне показалось, что это не пень вовсе, а что-то живое…

— Владилен Алексеевич, — прошептал я, но он погрозил пальцем.

Я смотрел во все глаза. Пень приблизился к острову, потом вдруг с плеском поднялся и оказался рогатой головой лося, выходящего из воды.

Лось стоял на берегу как хозяин этих мест. Сверху на его мокрую спину светила луна. Постояв, лось шагнул было в нашу сторону, потом остановился, повёл головой, фыркнул и тихо зашагал зарослями в глубь острова.

Мы долго смотрели ему вслед. А потом пошли спать в палатку.

Глава 21

Очень плохой день

Рано утром мы проснулись и принялись ловить рыбу.

Не знаю почему, только мне показалось, что Владилену Алексеевичу охота побыть одному, и я сказал:

— Хотите, вы поедете на лодке, а я буду с берега? Кто больше наловит…

Он засмеялся, потрепал меня по голове, а после щёлкнул по носу:

— Ах ты, милый человек!.. Ну отлично, давай, кто больше наловит!

Я заметил, что, кроме удочки, он захватил в лодку свою тетрадь.

Неподалёку от нашей палатки у самой воды росли кусты. Я взял удилище и, ёжась от росы, пролез между веток и закинул червяка в небольшую заводь.

Здесь ловилась плотва.

На самом деле он решил соревноваться, кто больше поймает, или нет, только на всякий случай я решил наловить сначала штук пятнадцать плотвы для счёта, а уж потом пойти по берегу дальше — поискать другой рыбы. Ловить всё время одну плотву — занятие для пацанят.

Я удил себе и поглядывал, как дела на лодке у Владилена Алексеевича.

Сначала он направился к другому берегу, потом выплыл на середину реки, немного постоял, а после погрёб к высокой круче на нашем берегу.

Там он к чему-то привязался, развернул лодку вдоль берега и закинул удочки.

У меня на кукане из ветки орешника трепыхалась уже девятая плотва, когда я услышал крик:

— Валерка, выручай, подсачек!

Владилен Алексеевич изо всех сил махал мне рукой.

Я бросил удочку, кукан с рыбой, побежал к палатке, схватил подсачек и помчался к Владилену Алексеевичу.

Когда я ссыпался с кручи к лодке, то сразу увидел, что он водит на удочке большого леща.

Я шагнул в воду и нащупал кнопку подсачка. Он у Владилена Алексеевича был особый: такая алюминиевая трубка, вроде велосипедного насоса, только чуть толще, кнопка — и всё. Нажмёшь кнопку — из трубки вылетает, раскрываясь на лету, капроновый подсачек. Его пружина выталкивает.

Я нажал кнопку. Подсачек вылетел. Я опустил его под воду и подвёл к рыбе.

Этот большой лещ стоил всего моего улова. Так я и признался. А Владилен Алексеевич сказал:

— Случайность. Не считается. Я тут кое-что писал, отвлёкся, — он кивнул на тетрадь, — вдруг смотрю, мой поплавок уже под водой путешествует. Я ухватил удочку и подсек. А это лещ!