Все о внешней разведке - Колпакиди Александр Иванович - Страница 83

Теперь надо немного отвлечься и сказать о полити­ческих взглядах Понтекорво. Впрочем, лучше предоста­вить слово ему самому.

«Я придерживался левых политических убеждений, — писал Понтекорво в своей автобиографии. — С самого начала это было прежде всего связано с моей ненавис­тью к фашизму и, как я теперь думаю, с чувством спра­ведливости, привитым мне моим отцом. С середины 30-х годов вплоть до 70-х мои представления определялись категорией нелогичной, которую я сейчас называю «ре­лигией», каким-то видом «фанатичной веры» (которая уже отсутствует), гораздо более глубокой, чем культ ка­кой-либо одной личности...

Тогда, как и сегодня, я считал ужасно несправедли­вым и аморальным крайне враждебное отношение, ко­торое Запад развертывал в конце войны к Советскому Союзу, который за счет неслыханных жертв внес реша­ющий вклад в победу над нацизмом»[115].

Поэтому не стоит удивляться, что с первых дней своего участия в атомном проекте Понтекорво, посове­товавшись с женой, принял решение информировать Советский Союз о работах по созданию атомной бомбы. Но сам он не мог вступить в контакт с советскими представителями и попросил сделать это свою старую знакомую, члена Компартии Италии. Она известна под именем Джемми и проживала в то время в Нью-Йорке. Понтекорво передал ей письмо, в котором подробно сообщал обо всем, что было ему известно о «Манхэттенском проекте».

Весной 1943 года Джемми пришла в советское кон­сульство в Нью-Йорке и оставила дежурному запеча­танный конверт с надписью: «Его превосходительству Генеральному консулу СССР. Лично». Ознакомившись с содержанием письма, консул Евгений Киселев немед­ленно передал его резиденту внешней разведки Васи­лию Зарубину. Зарубин и его заместитель по научно-технической разведке Леонид Квасников сразу же оце­нили всю важность полученной информации. В Москве также не сомневались в точности сведений, полученных от неизвестного доброжелателя, которого окрестили Икс, и поставили перед Зарубиным следующую задачу: «...не упустить появившуюся возможность приобретения источника информации для более полного освещения проблем создания атомного оружия и разработать де­тальный план операции по установлению оперативного контакта с ним»[116].

Квасников Леонид Романович

2.06.1905 — 15.10.1993. Полковник (1949).

Родился на ст. Узловая Тульской губернии в семье же­лезнодорожника. С 1922 г. — чернорабочий на строительстве ж.-д. моста Сызранско-Вяземской ж. д. в г. Пензе. В 1926 г. окончил железнодорожный техникум в г. Туле. С 1926 г. — помощник машиниста, с 1928 г.— техник-чертежник, с 1929 г. — машинист паровоза на Московско-Курской ж. д.

В 1930 г. Л. Р. Квасников поступил на механический факультет Московского института химического машино­строения, который закончил с отличием в 1934 г. С 1934 г.— инженер на Чернореченском химическом ком­бинате в г. Дзержинске Горьковской области. С 1935 г. — аспирант МИХМ, в 1938 г. участвовал в работе специаль­ной комиссии Наркомата оборонной промышленности СССР.

В сентябре 1938 г. направлен по партийной линии на работу в органы государственной безопасности. С 1938 г. — старший оперуполномоченный 10-го (американского) отде­ления 5-го отдела ГУГБ НКВД, с 1939 г. — старший опер­уполномоченный, а затем — заместитель начальника 16-го от­деления (НТР). В 1939 г. становится членом ВКП(б). В 1939—1940 гг. являлся представителем НКВД СССР в Со­ветско-германской контрольно-пропускной комиссии, нео­днократно выезжал в немецкую зону оккупации бывшей Польши.

С февраля 1941 г. Л. Р. Квасников — начальник 4-го от­деления (НТР) НКГБ СССР, а с 2 октября 1942 г.— 3-го отделения 3-го (англо-американского) отдела 1-го управле­ния НКВД-НКГБ СССР, являлся одним из инициаторов начала работы по атомной проблематике.

В январе 1943 г. направлен заместителем резидента (на­чальником подрезидентуры) научно-технической разведки в Нью-Йорке. Под руководством и при непосредственном участии Л. Р. Квасникова были добыты особо важные раз­ведданные по атомной энергии, ее использованию в воен­ных целях, а также информация и образцы техники в обла­сти авиации, реактивной техники, химии, медицины, элек­троники.

В декабре 1945 г. вернулся в СССР. С 1946 г. — замести­тель начальника 11-го отдела (НТР), а затем — отдела «1-Е» ПГУ МГБ СССР. С 1947 г.- начальник 4-го отдела 5-го управления КИ при СМ СССР. С 1950 г. — начальник 2-го отдела КИ при СМ СССР. При реализации разведыватель­ной информации поддерживал тесные связи с ведущими учеными-атомщиками, в том числе с академиком И. В. Кур­чатовым. Неоднократно выезжал в краткосрочные загран­командировки.

С 1952 г. Л. Р. Квасников — начальник 4-го отдела ПГУ МГБ СССР. С марта 1953 г. он начальник 11-го отдела, а с мая 1953 г. — заместитель начальника 6-го отдела ВГУ МВД СССР. С марта 1954 г. — начальник 10-го отдела ПГУ КГБ при СМ СССР.

В 1963—1966 гг. — старший консультант при начальнике ПГУ КГБ по научно-технической разведке. В декабре 1966 г. вышел на пенсию.

Награжден орденом Ленина (1949), двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденом Отечественной вой­ны, двумя орденами Красной Звезды, многими медалями. Почетный сотрудник Службы внешней разведки РФ. 15 июня 1996 г. Л . Р. Квасникову посмертно присвоено зва­ние Героя России.

Однако сотрудникам нью-йоркской резидентуры не был известен не только автор письма, но и человек, который принес его в консульство. Поэтому было приня­то решение не пропускать никого в консульство без за­полнения специальной карточки посетителя, в которой должны быть указаны имя, фамилия, адрес и цель посе­щения. При этом Зарубин и Квасников были уверены, что доброжелатель обязательно должен посетить консуль­ство еще раз.

Зарубин и Квасников оказались правы. Ровно через месяц Джемми, проходившая в оперативных докумен­тах как Игрек, снова пришла в консульство и потребо­вала встречи с Киселевым. Однако карточку посетите­ля она заполнять отказалась, заявив, что у нее офици­альное поручение к генеральному консулу. И только когда к разговору подключилась сотрудница резиденту­ры Ольга Шимель, сказавшая, что консул без выясне­ния цели визита никого не принимает, Джемми запол­нила карточку, оставила очередной конверт и сразу же ушла.

Проверив данные, которые были оставлены в кар­точке, сотрудники резидентуры установили, что имя и фамилия посетительницы оказались фальшивыми, а по указанному адресу она не проживает. Однако Шимель запомнила ее внешность, что в дальнейшем сыграло важ­ную роль в установлении контактов с Понтекорво. Что же касается письма, то в нем сообщалось о работах по созданию ядерного реактора в Чок-Ривере, а также о теоретических и практических исследованиях, которые велись в Чикагском университете.

После получения второго письма начались интен­сивные поиски таинственной незнакомки. Так как по внешнему виду она не была похожа на американку, а в -ее английском был „заметен итальянский акцент, было решено, что она принадлежит к эмигрантам-ан­тифашистам, приехавшим в США в 30-х годах. Поэто­му основные усилия Шимель, которой поручили это дело, были сосредоточены на членах нью-йоркского филиала общества «Друзья СССР». Успех пришел в ав­густе 1943 года, когда на митинге в Нью-Йорке по по­воду разгрома немецких войск под Орлом и Белгоро­дом Шимель удалось встретить Джемми и установить ее личность.   

Вскоре между ними состоялся откровенный разго­вор, в ходе которого Джемми сообщила, что письма в советское консульство ее попросил передать старый зна­комый, имя которого она назвать отказалась. Но при этом она заверила Шимель, что информация от ее друга будет поступать и в дальнейшем, хотя и нерегулярно, так как он работает на режимном объекте. Шимель по­благодарила Джемми за помощь, которую та оказала Советскому Союзу, и попросила, чтобы она больше не приходила в консульство, так как это может привлечь внимание ФБР. Было условлено, что последующие встре­чи состоятся в городе в местах, где они не привлекут лишнего внимания. В резидентуре и Центре были доволь­ны установлением контактов с Джемми и автором пись­ма, которые теперь в оперативной переписке проходили как Эстер и Мэр.