Такой я видел Индию - Алаев Леонид Борисович - Страница 39

Я не предвидел результата моего вмешательства.

— Пепел? — воскликнул Свами. — Пепла я сам могу произвести вам сколько угодно!

— Ну да!

— Ах, не верите? Прошу выключить фены.

Мы повиновались, выключили вентиляторы и уставились на святого. Он профессионально эстрадным движением отодвинул обшлага, показывая, что в них ничего нет, потом сложил ладони и прочитал короткую молитву. Мне почудилось, что он двигал ладонями, как бы растирая что-то.

— Подставьте руки! — И высыпал мне и инженеру по пригоршне порошка явно пепельного цвета.

Пока мы приходили в себя от изумления, Свами продолжил наступление.

— Может быть, вам мало? Я могу произвести любое количество пепла.

Снова он сложил ладони, снова подвигал ими, шепча молитву, и снова оделил нас порошком. И тоном профессора медицины:

— При недомогании немного пепла на стакан воды, и все как рукой снимет.

После этой счастливой встречи я смело смотрю в будущее, ибо гарантирован от болезней, но моя уверенность, что не все чисто в индийских чудесах, возросла.

Совсем не все индийцы заражены религиозным мировоззрением. Есть среди них люди (и левых, и не очень левых взглядов), которые освободились от религиозных предрассудков и которые видят, что в современном мире религия стала играть роль прибежища крайней реакции. Индийские атеисты достойны особой симпатии и уважения не только за их взгляды, но и за их человеческие качества — мужество и твердость характера, позволяющие им существовать в обстановке всеобщей религиозности.

Когда я вижу, как молодой человек в спортивных трусах плывет кролем, а на плече его висит брахманский шнур, мне почему-то делается неприятно. Когда я вижу на хоккейном поле сикха с клюшкой и узелком волос на голове, завязанным тряпочкой (слава богу, что не в тюрбане!), мне начинает казаться, что Индия никогда не выберется из средневековья. Когда во имя религии, эксплуатируются неприкасаемые и разжигается вражда между жителями Индии, возникают опасения за будущее страны.

Правительство Национального конгресса, пришедшее к власти в 1947 г., объявило одним из принципов своей политики секуляризм. Это означает, что государство не связывает себя догматами какой-либо веры, что оно не считает себя обязанным поддерживать индуизм или любую другую религию. Это не значит, однако, что государство собирается бороться с религиозным мировоззрением или вести антирелигиозную пропаганду.

Принцип секуляризма государственной власти — большое завоевание демократических сил Индии, завоевание, которое в последние годы приходится отстаивать в ожесточенной борьбе. Мракобесы недовольны. Им хочется сделать Индию страной индусов, превратить мусульман и христиан во второсортных граждан, добиться законодательного закрепления догматов индуизма.

Одним из положений этой религии является обожествление коровы. Корова считается «матерью», ее нельзя зарезать и даже ударить. Составители индийской Конституции, стремившиеся быть свободными от религиозных уз, все же не смогли не включить в текст пункт о запрещении убоя коров. Правда, ст. 48, озаглавленная «Организация земледелия и животноводства», как будто не имеет никакого отношения к религиозному запрету. Она гласит: «Государство стремится организовать земледелие и животноводство на современной и научной основе и, в частности, принимать меры к сохранению и улучшению пород скота, запрещению убоя коров и телят, а также другого молочного и тяглового скота».

Можно подумать, что развитию животноводства в Индии препятствует массовый убой скота, подрывающий воспроизводство. На самом деле все обстоит как раз наоборот — отсутствие даже профилактического убоя сделало индийский скот самым многочисленным и наименее продуктивным в мире. Но простим индийским законодателям их маленькую хитрость. Обратим внимание на другое — это статья, само включение которой в Конституцию свидетельствует об относительности «секуляризма», не удовлетворяет религиозно настроенных деятелей. Им кажется просто постыдным объединение такой важнейшей проблемы, как защита «матери»-коровы, с хозяйственными вопросами.

Агитация за законодательное запрещение убоя коров именно по религиозным мотивам ведется «святыми», но используют ее лидеры партии «Джан сангх». Это требование — часть их программы установления «Хинду раштра», т.е. превращения Индии в государство индусов.

Не однажды подобная агитация выливалась в открытые выступления возбужденных фанатиков против людей других религий, прежде всего мусульман, и против «безбожного» правительства Национального конгресса.

Особенно опасными и массовыми были события 7 ноября 1966 г. в Дели, представлявшие собой нечто среднее между демонстрацией и мятежом. В столицу на нанятых реакционными партиями и религиозными организациями автобусах и грузовиках съехались десятки тысяч «святых» в оранжевых одеждах и вообще без одежд, а также обманутых религиозной пропагандой крестьян. Мощные колонны демонстрантов направились из старого города в Новый Дели, окружили парламент и дома руководителей правящей партии и министров. Толпа была вооружена палками и камнями, а ее предводители — традиционным оружием бога Шивы — остро отточенными трезубцами. Митинги, на которых произносились поджигательские речи, закончились настоящим штурмом здания парламента. Полиция отбила его с большим трудом. 7 человек были убиты, 148 — ранены. Прорваться в парламент толпе не удалось, но она сожгла дом тогдашнего председателя партии Индийский национальный конгресс Камараджа.

Это был наиболее яркий пример открытого использования религии в качестве политической силы. Вообще же она используется постоянно.

Лидеры «Джан сангх» пытаются ее догматами подкрепить каждое положение своей программы действий — от попыток «индуизировать» всех инаковерующих до призывов развивать частное предпринимательство и создать собственную атомную бомбу.

Идейный предшественник «Джан сангх», партия «Хинду махасабха» была еще более ярым сторонником всего индусского и еще более откровенно стремилась к политическому и социальному подчинению мусульман. Она наряду с мусульманскими шовинистическими организациями способствовала обострению индусско-мусульманских противоречий после второй мировой войны и тем самым внесла свой зловещий «вклад» в события, приведшие к разделу страны на два государства. Не без ее стараний раздел превратился в величайшую трагедию и сопровождался погромами и резней индусов в Пакистане и мусульман в Индии. Когда же М.К. Ганди попытался приостановить братоубийственную войну, член «Хинду махасабхи» застрелил его на одном из митингов 30 января 1948 г.

Это преступление многим открыло глаза на истинное лицо индусского религиозного движения. Правительство вынуждено было запретить деятельность «Хинду махасабхи» и не встретило сопротивления: убийство такого человека, как Ганди, оттолкнуло от партии всех истинных патриотов.

Однако время позволило забыть, что индусский коммунализм (религиозно-общинное движение) ответствен за это преступление. И уже в 1951 г. была создана партия «Джан сангх».

Она гораздо более гибка в политике и более осторожна в лозунгах. Она вовсе не призывает к физической расправе с мусульманами. Просто она предлагает мусульманам стать «индийцами». Пусть ходят в мечети, если им так нравится. Но раз они живут в Индии, пусть подчиняются «индийским обычаям» — говорят не на урду, а на хинди, не носят феску, не едят говядину. Когда все требования перечислены, оказывается, что мусульмане должны переменить полностью образ жизни, а это значит, что и религию, потому что и индуизм и ислам — не только мировоззрения, но и обряды и обычаи.

«Джан сангх» гораздо осторожнее своей предшественницы и в выборе методов действия. Лишь очень смутно в высказываниях ее лидеров выражается неудовлетворенность принципами «западной» демократической системы и едва проскальзывают намеки на то, что партия не исключает применение «других» методов помимо парламентской борьбы. Открыто она не призывает к насилию. Даже мятеж 7 ноября 1966 г. был организован так, что «Джан сангх» как партия остался в стороне, хотя его связь с событиями была очевидна.