Два года на северной земле - Урванцев Николай Николаевич - Страница 44

Порешили переправляться намеченным путем через дельты. Утром через трещины в наиболее узком месте соорудили снежный мост и поочередно на руках переправили груз, сани и перетащили собак, после чего по куполу благополучно добрались до суши. Здесь, по очереди подпрягая в одни сани по 15 наиболее крепких собак и помогая сами, перебросили груз к речкам. Через две из них переправились беспрепятственно. Третья причинила беспокойство. Прошедший ночью дождь поднял воду, и глубина в некоторых местах дошла до полутора метров и больше. Перенесли весь груз на руках, а затем начали переправлять собак с порожними санями. Чтобы их не унесло довольно быстрым течением в море, где вода под берегом разъела обширную полынью, я пошел вперед, привязав к поясу горную веревку, другим концом прикрепленную к пилеине упряжки и к передку саней. Ушаков брел около собак, поддерживая их и сани. Первая упряжка переправилась благополучно, но вторую подхватило струей течения, сбило на глубокое место и понесло в море. Услышав крик «держи», я почувствовал, как веревка натянулась струной. Поняв сразу опасность, не оглядываясь, шлепнулся для крепости, чтобы не сбило с ног, на четвереньки в воду и с трепетом ждал, что вот-вот звеневшая от напряжения веревка лопнет и собак унесет в полынью. Но буксир оказался надежным, и тем же течением упряжку прибило на мелкое место к берегу.

Лагерем стали тут же на мысу при устьи речки, сделав за переход 5,5 километра.

На моих санях груза было 150 кг, и по земле собаки тащили сани с трудом. На санях Ушакова имелось около 100 килограммов, их везли много легче.

Грунт на острове везде плотный — или щебенистый, или из валунных суглинков. В летнее время, можно думать, передвижение будет возможно на легком колесном экипажике. Не плохо для облегчения хода монтировать его оси на шарикоподшипниках, использовав для этой цели, например, колеса мотоцикла. Вместо кузова на раму лучше поставить легкую лодочку типа стрельной, так что переправа через речки не явится препятствием. Такой экипаж свободно повезут 10 собак с грузом до 200–250 кило. Если зимою разбросать заблаговременно базы продовольствия и собачьго корма, можно за летнее время проделать большую работу по детальному изучению земли. Это следующая, после нас, очередная работа, так как наши материалы лают лишь общее представление. В особенности это относится к геологии. Находки полезных ископаемых как в коренном залегании, так особенно в валунах свидетельствуют о горнопромышленной ценности Северной Земли. Дальнейшее изучение в этом направлении возможно только в летнее время, когда снеговой покров стает и все обнажения станут доступны для осмотра и изучения.

Погода скверная. Дождь, временами туман. На другой день все же двинулись дальше. Сначала шли вдоль берега по уцелевшему здесь снеговому забою, но уже через 2–3 км он исчез и появился довольно широкий заберег. Переправившись через него на морской лед на отколотой льдине, решили пересечь бухту Сталина на прямую. Вглубь ее вдоль берега вдаваться будет опасно, так как имеющаяся там большая речка, по которой поднимались на перевал при начале маршрута, несомненно, промыла лед и образовала обширную полынью, через которую нам не переправиться.

Дорога через лед оказалась не очень трудной. Во всяком случае собаки всплывали не часто, сами же мы к сырости уже привыкли и сушку одежды на себе и в спальных мешках считаем нормальным явлением.

За бухтой стали лагерем у южной части полуострова Парижской коммуны, пройдя за день 25,9 километра.

Весь следующий день шел дождь, то крупный, то помельче. Стоим, чтобы дать отдых вконец истощенным собакам. Они обессилены не работой, которая не так уж тяжела, а главным образом вследствие потери крови из израненных, не успевающих заживать лап. Лед на море в настоящее время от вытаивания слагающих его столбчатых кристаллов, располагающихся вертикально, стал похож на гигантский рашпиль. Выступающие бугорки настолько остры, что режут и царапают даже прочные кожаные подошвы сапог, которые у нас уже разбиты вдребезги и пропускают воду, как решето. На этой же ледяной терке собаки ободрали себе все ноги. Каждая лапа — сплошная зияющая рана. Конечно, можно было бы сшить собакам чулки, но на это нет материала, да и 40–50 штук чулок ежедневно не нашьешься и не начинишься. Корки, образовавшиеся на ранах за время стоянки, как только трогаемся в путь, снова повреждаются, и раны перманентно кровоточат, так что собачий путь поистине путь кровавый. Если предположить, как минимум, что на метр каждая собака теряет только каплю крови, это составит на километр 1000 капель, или 50 куб. сантиметров. На десятикилометровый переход потеря достигнет поллитра, а на двадцать километров литр. Правда, кровь регенерируется быстро, но это происходит в данном случае за счет запасных потенциальных сил организма, так Как те полкилограмма пеммикана, которые мы даем, далеко не достаточны даже для пополнения энергии, затрачиваемой на тяговую работу. И все же собаки еще живы и даже в состоянии работать. Их выносливость и жизнеспособность изумительны.

После остановки собаки валятся в упряжке, обессиленные, и лежат пластом, пока их отпрягаешь. Приходится каждую потом переносить на сухое место, иначе все останутся там, где остановились сани, будучи не в силах подняться. Корм каждой нужно подкладывать под нос, и он съедается лежа. Если не поднести, собака останется голодной, так как подойти и взять она сама не в силах.

Утром к упряжке каждую приходится подтаскивать на руках. Когда подходишь, чтобы запрягать, животные смотрят такими умоляющими, чисто человеческими глазами, что прямо сердце разрывается от жалости. Но помочь ничем нельзя. Нужно итти вперед, иначе может быть совсем не дойдешь.

Впрочем, стоит только запрячь, выправить и гаркнуть «а ну, вперед», как все вскакивают и тянут из последних сил. Такова сила условного рефлекса.

Через день туман несколько разредился и дождь перестал. Едем вдоль берега полуострова и через 15,3 км подъезжаем к «вехе-гнилушке» — конечной точке осеннего маршрута. Теперь наш путь замкнут, и съемку острова Октябрьской революции можно считать законченной.

До дома осталось на прямую километров сорок, так и решили ехать, потому что севернее под остров[20] видно очень много воды. Некоторые пятна не голубеют, отсвечивая от лежащего ниже льда, а почти черные. Это, несомненно, полыньи. Значит, там лед сильно разъеден и соваться туда никак не следует.

Впереди, по дороге к дому, на льду воды тоже много. Местами видны сплошные полосы шириною до километра и более. Это все результат последнего юго-восточного метра. Поехали, — вернее, поплыли, так как озера на льду имеют кое-где метр и более глубины. Собаки измучены окончательно, итти более не могут, валятся прямо в воду, не разбирая места. Приходится поднимать и гнать беспощадно вперед. Торос в моей упряжке, наконец, не выдержал и свалился мертвым. Ушаков вынужден был положить на сани сначала Тяглого, потом Козла и, наконец, передового — Шайтана. У всех у них лапы протерты до костей, и итти они более не в состоянии.

В довершение спустился густой туман. Пришлось остановиться, иначе можно, не видя, забраться в такую воду, что и не выберешься. Все же сделали по одометру 14,1 километра.

Лагерем стали на куче старых торосов среди разливанного моря воды.

Продовольствие все кончилось. Отдали собакам три последние банки пеммикана и 1 банку своего. У нас осталось не более поллитра керосина в примусе, 8/4 банки пеммикана и немного чая. Галеты, сахар кончились уже давно, больше недели назад. Вместо этого варим рис и едим его взамен хлеба по-китайски. Осталось еще несколько плиток шоколада и с килограмм масла.

На другой день, 19-го, погода ухудшилась. Сильный северный ветер, густой туман, гололедка. Воды нагнало еще больше. Сидим, как зайцы на острове в водополье. Всего хуже, что сильный ветер может поломать льды и унести нас в море, чего мы опасаемся больше всего. Собакам отдали последнее: масло, шоколад и пеммикан. Теперь осталась одна кружка риса, да и то неполная.

20

Впоследствии, после съемки в 1932 году, он назван островом Пионер.