На морских дорогах - Бадигин Константин Сергеевич - Страница 89

Из Курильского пролива вышли в океан 15 мая. Пролив проходили при хорошей видимости, отчетливо различая скалы на берегу острова Шумшу. Погода, как говорят моряки, благоприятствовала плаванию. Ветра почти нет, море гладкое, чуть колышет.

Утром, часов около пяти, мне позвонил вахтенный штурман и попросил на мостик.

Море по-прежнему тихое, таким оно бывает редко. Маловетрие. Небо в кучевых облаках, на солнечном восходе они окрашены в красный цвет.

— Что вас беспокоит? — спросил я у вахтенного, оглядывая сипевшие вдалеке по левому борту берега Камчатки.

— Вспыхивает, все время вспыхивает, посмотрите, Константин Сергеевич.

Я увидел яркую вспышку где-то над камчатской землей, еще одну, еще. Вспышки через короткие промежутки следовали одна за другой. Мне показалось, что я снова вижу бомбардировку. Неужели японцы?! Однако мы прошли Курильский пролив благополучно. Не слышно никаких звуков. Может быть, их заглушает работа двигателя? Проклятые выхлопы.

— Остановите машину! — скомандовал я.

Резкое перезванивание телеграфа — и машина остановилась.

Тишина на море, а в воздухе яркие, беззвучные вспышки. Незнакомый, едва уловимый запах доносится с далекого берега. Залитые алой краской облака на востоке… Величественное зрелище настораживало, вселяло тревогу.

Сон как рукой сняло. Я не мог уйти с мостика. Таинственные вспышки продолжали будоражить нервы. Зарницы?! Нет, я не хотел верить этому… Прошло еще полчаса. Мы давно шли полным ходом и прежним курсом. И вдруг на северо-западе занялось огненное зарево. Потом столбы пара поднялись кверху над далекими сопками.

Я поднялся на верхний мостик и запеленговал середину пылающего облака. Пеленг проложил на карте. Он прошел через Ключевскую сопку. Извержение вулкана. Ведь я слышал о том, что вулкан Ключевской ведет себя последнее время неспокойно. Вот откуда незнакомый запах.

Не знаю, почему меня так потрясло это таинство, совершавшееся в природе. Но то, что я видел в тот день, запомнил на всю жизнь.

А вспышки все же были зарницами.

В нашем «рейсе Победы» был высокий дух социалистического соревнования, и экипаж выполнил все свои обязательства. К окончанию рейса оказалось семнадцать стахановцев и десять ударников.

Мы снова в Соединенных Штатах и снова встретились с нашими американскими друзьями. Прошло совсем немного времени после смерти президента Франклина Рузвельта, и как будто все осталось по-старому. На самом деле это было не так, и нам пришлось почувствовать перемену.

В закупочной комиссии в Портленде мы узнали, что президент Трумэн неожиданно отменил закон о поставках в СССР товаров по ленд-лизу. Будем пока вывозить все, что было закуплено и заказано. Простые американцы удивлялись такой поспешности.

В судовом снабжении произошли заметные ухудшения. Многого самого необходимого на теплоход не отгружали.

Американские газеты ежедневно и много писали о заседаниях ООН, происходящих в Сан-Франциско. 26 июня на последнем заседании был утвержден Устав Организации Объединенных Наций. Эта международная организация должна была взять дело мира на земном шаре в свои руки.

На пути из Портленда наш теплоход стоял несколько часов в Акутане. Погода была тихая, солнечная. Выйдя из каюты на мостик подышать свежим воздухом, я заметил на корме необычное оживление: собралась толпа, доносились возбужденные возгласы, иногда добродушная ругань. Дмитрий Прокопьевич Буторин сидел на палубе, свесив ноги за борт, и ловил на блесну рыбу. Буквально через каждые 1—2 минуты он вытаскивал здоровенную треску и, сняв с крючка, бросал ее на палубу. Там ее подхватывал повар и засовывал в мешок. Несколько десятков свежих рыб уже лежали в холодильнике. Я тоже решил попытать счастья.

— Дмитрий Прокопьевич, а у меня будет ловиться?

— Будет, — Буторин передал мне удочку.

Я дернул несколько раз и почувствовал резкий рывок. От неожиданности чуть не выронил из рук удило. Оказалась добротная метровая треска. Потом еще одна, еще… В общем, я выловил ровно дюжину. Почему так зверски ловилась треска в тот день, я не знаю. Может быть, она переходила с места на место, чтобы подкрепиться? Подкрепились и мы… Повар устроил два рыбных дня.

Уха из свежей, только что выловленной трески была превосходная…

Но я бы не стал рассказывать об этой рыбалке, если бы все ограничилось ухой. Мне пришла мысль проверить поморский способ утоления жажды. Прихватив рыбину поменьше, я отправился к себе. Сделав на спинке трески надрез, стал высасывать сок. Не скажу, что мне было очень приятно. Надрезы приходилось делать не раз. Но все же небольшое количество жидкости я высосал.

Как всегда, мы зашли в бухту Ахомтэн, находившуюся неподалеку от Петропавловска. Конвойный офицер сообщил о гибели «Трансбалта», самого большого парохода в Советском Союзе в то время. Пароход возвращался из США с генеральным грузом около 10 тысяч тонн. Он был торпедирован 13 июня 1945 года в проливе Лаперуза, можно сказать, на пороге дома. Японцы не унимались.

Две торпеды попали в кормовые трюмы правого борта. После взрыва судно продержалось на плаву около 10 минут и кормой ушло в воду. Пять человек погибли вместе с судном. Радист успел передать во Владивосток «SOS» и сообщил место аварии. Девяносто четыре человека вместе с капитаном Ильей Гавриловичем Гавриловым спаслись на шлюпках.

По сути, Япония вела на море против Советского государства военные действия. С декабря 1941 года по апрель 1945 года японские подводные лодки топили суда.

24 июня. Незабываемый день. Радио принесло нам радостную весть с Красной площади. Парад Победы. Сотни фашистских знамен со свастикой были брошены наземь у Мавзолея Ленина…

По прибытии во Владивосток я виделся с капитаном Гавриловым, он был у меня в гостях и рассказал о событиях на пароходе «Трансбалт». На этот раз японцы отнеслись к советским морякам человечнее и не допускали издевательств. Видно, чувствовали, что час возмездия близок.

Илья Гаврилович, как говорится, остался гол и бос, все его вещи погибли на «Трансбалте». Помню, все мы, капитаны, помогали ему, чем могли. Интересно отметить, что Илья Гаврилович совсем не умел плавать, три раза под ним тонули суда, но он в спасательном жилете оставался на плаву…

Наши новые паровозы, как только их ставили на рельсы, не задерживаясь, уходили на запад.

Остатки груза нам предстояло выгрузить в заливе Посьет, расположенном на юг от Владивостока, в нескольких часах хода. Мы без лоцмана прошли пролив среди больших и малых каменистых островков. В Посьет прибыли еще засветло и ошвартовались у единственного деревянного причала.

Конечно, первыми гостями на судне были пограничники. Врач пограничного отряда — культурный, знающий человек. По его предложению мы поехали в ближайший колхоз. С нами поехали инструктор райкома партии и Виктор Иванович Копанев. Колхоз оказался малолюдным, хозяйство — слабым. Не было удобрений, планы выполнялись плохо. Мы обратили внимание на тощие посевы овса и пшеницы. В поле в основном работали женщины. Несколько старух смотрели за малыми детьми, собранными в большом, неуютном помещении клуба. С питанием было плохо, дети тоже голодали, почти всю продукцию колхоз отдавал фронту, оставляя себе только крохи. На обратном пути мы молчали.

— А что, если нам помочь ребятишкам? — спросил Копанев, когда мы поднимались по трапу. — А, Константин Сергеевич? Я думал о том же.

— Согласен, только посоветуемся с помполитом.

Мы попросили в каюту помполита К. В. Рычкова, предсудкома Ш. Е. Окуджаву и обрисовали обстановку в колхозе. Единодушно решили поделиться с детьми своими продуктами. Но нужно было согласие всей команды теплохода: продукты принадлежали в равной степени всем морякам. Выступить на собрании поручили мне.

Перед ужином собрали экипаж. Предложение помочь колхозным детям встретило горячую поддержку. Выступавшие предлагали оставить только самое необходимое, а все остальное передать колхозу.

— Справимся, у нас и от прежнего рейса немного осталось, — поддержал судовой повар.