Грешный любовник - Росс Джулия - Страница 22

– Лошади будут только рады вернуться домой шагом, – резко ворвался в ее мысли спокойный голос Дава. – Все волнения позади. Давай помогу.

Она согнула колено и позволила ему подсадить себя на спину гнедого. Конечно же, она умела ездить верхом. Но она никогда раньше не ездила без седла.

Скрыв глубоко в сердце свое нелепое горе от проигрыша, она сама себе усмехнулась не без жалости. Ах, да что там! Зато ее жизнь одаривала по-другому: например, сейчас ей выпала верховая прогулка без седла при лунном свете.

Дав запрыгнул на другого гнедого, а третьего повел в поводу.

– Итак, возвращаемся, дабы утопить наши печали в белом испанском вине, – возвестил он.

– Не следует ли мне, сэр, сначала сказать несколько слов о вашем благородстве? – осведомилась она, нарочно придав своему голосу некоторую насмешливость и даже нагловатость, как пристало бы мальчишке, хотя по его голосу она поняла, что он и взвинчен, и напряжен.

От удивления он даже рассмеялся.

– Боже мой, нет!

– Мы могли выиграть. Лорд Хартшем вполне мог бы спасти своего камердинера собственными силами.

– Они оба насквозь промокли. Его человек потерял сознание.

Может, ей только показалось, что он напряжен?

– Лорд Боун, очевидно, не обременен подобной совестливостью.

– Ему и не требовалось проявлять совестливость. Мы уже занялись пострадавшими. Кстати сказать, ноги у меня совершенно заледенели. Может, пора в путь?

Он повернул лошадь и двинулся обратно к Грэнхем-Холлу.

– Я что-то не совсем понимаю. – Она пристроилась на своем гнедом рядом с ним. – По-моему, вы с Хартшемом должны считаться врагами.

Он покосился на нее.

– Почему же, черт возьми?

– Но все ожидают от вас именно вражды.

– Я, Джордж, редко поступаю так, как от меня ожидают.

– Если бы моя любовница оставила меня ради другого мужчины, я бы вряд ли относился к нему как к другу.

– Я вообще никак к нему не отношусь, – заметил Дав. – Я всего-навсего использовал вечер с толком.

– С толком? – переспросила она. – Каким еще толком?

– А ты сам не догадался?

– Ах да, – вспомнила она. – Ведь предполагается, что я должен делать наблюдения для вас, не так ли?

– А ты делал?

– Лорд Хартшем, будучи в глазах света признанным спутником леди Грэнхем, считается и хозяином праздника. Однако жаровни, скрытые внутри статуй, ледяной дворец, безумная гонка на санях – мне кажется, на подобное у его светлости не хватило бы ни воображения, ни способностей. Ведь все перечисленные идеи принадлежат не Хартшему, верно?

– Трезвое замечание, Джордж. Что еще?

– Вы задумали этот праздник, и вы без лишнего шума проследили за тем, чтобы все прошло хорошо, однако не требуете признания своих заслуг. Почему?

– Чтобы доставить удовольствие Мег.

– Однако вы подвергли жизнь ее нового любовника огромной опасности, устроив санную гонку.

– Не более чем свою собственную или твою. Кстати сказать, Хартшем принял участие с большой охотой. Вообще-то он чертовски хорошо правит упряжкой. Он смог бы, как ты весьма проницательно заметил ранее, спастись самостоятельно.

– Так что вы подразумевали, говоря «с толком»?

– Я преподал ему небольшой урок.

– Урок?

– Я предоставил ему возможность чуть подняться над собой.

– Почему?

– Потому что Мег – мой друг.

– Она заслуживает лучшего.

– Разумеется. Но я не могу ей дать ничего другого. Что еще ты заметил?

Чувствуя теплую спину гнедого, она провела рукой по его черной гриве, набрала в грудь побольше воздуха и отважилась приступить к более рискованной теме.

– Я видел, как вы вошли в лабиринт вслед за какой-то женщиной. Судя по виду, вы тогда выглядели сильно пьяным.

Лошадь, шедшая в поводу, вдруг вскинула задом. На мгновение возникла сумятица, в результате которой все три лошади толкались и крутились.

– Удобная маскировка, Джордж. Дамы любят, когда мужчина чуть пьян. Даме легче простить мужчине всякие поползновения, когда он не властен над собой, а потому легче простить и себе самой небольшую нескромность.

Небольшую нескромность! Сердце у нее забилось сильно-сильно, так что, казалось, его удары разносятся в тишине как набат.

– И что ж ваша дама?

– Не имею представления. Было темно. Я бы даже не смог узнать ее снова. Просто какая-то женщина, которую поцеловал на маскараде, и все.

– Итак, вы поцеловали ее. Вам понравилось?

Он пустил свою лошадь рысцой, бросив через плечо:

– Да я уж и не помню.

– Вы не помните?

– Полагаю, Джордж, тебе самому приходилось целовать женщин и потом забывать об этом.

Она натянула поводья. Дав, продолжавший ехать рысью вперед, скоро скрылся в черной ночи. Он просто притворился пьяным, чтобы обманом выманить поцелуй у незнакомки. Шутки ради. Только шутка обернулась против него.

– Мне случалось целоваться достаточно на моем веку, сэр, – продолжала она в темноту. – И в прошлом поцелуи всегда значили для меня столько же, сколько, как я ясно вижу, этот поцелуй значит для вас.

Она пустила лошадь в легкий галоп и скоро нагнала его. В молчании они доехали до самых террас. Шум продолжающегося празднества достиг наконец их ушей.

Лорда Боуна подняли на плечи и вносили по ступеням под гром аплодисментов. Усталые гнедые гремели копытами по ступеням позади него. Тройку выпрягли из саней, и теперь трое возбужденных молодых людей вели лошадей за их новым хозяином.

Между тем небольшая толпа собралась возле саней, в которых так недавно ехал Дав, возле серых, которые стояли смирно и дышали ровно под присмотром единственного конюха. Хартшем вылез из саней и начал объяснять что-то. Мег протянула ему руки и увела. Несколько лакеев подняли камердинера. Тот явно уже пришел в себя, так как даже попытался сесть на импровизированные носилки. Верную тройку Дава увели обратно в конюшню.

Они остановили гнедых в конце нижней террасы. Дав передал лошадей на попечение конюха, после чего его тут же поглотила восхищенная толпа. Очевидно, Хартшем рассказал всем о происшествии у моста. Историю передавали из уст в уста, украшая подробностями.

Сильвия соскользнула на землю и наблюдала, поглаживая рукой теплую шею своей лошади. Дав – всеобщий баловень, любимец. Какую бы басню ни предложили публике, все равно все знали, что это он затеял сегодняшний праздничный вечер.

Невольное восхищение охватило ее, когда она оценила весь масштаб его замысла.

Какой-то конюх взял у нее лошадь. Толпа последовала за Давом вверх по ступеням террасы.

– Сильвия!

Она резко обернулась и вгляделась в полумрак. В элегантном парике и парчовом камзоле герцог Ившир манил ее рукой.

– Ваша милость? – отозвалась она тихонько, оглядываясь кругом. – Разумно ли ваше поведение?

Лицо его слабо виднелось в полумраке, бледное и напряженное.

– Разумно? Какой бес вселился в вас, что вы решились рискнуть своей шеей в гонке?

– У меня не осталось возможности отказаться.

– Боже мой, мадам! Он же был пьян вдребезги. Вы могли бы выдумать хоть тысячу предлогов.

– Довольно и одного, но никакому особенному риску я не подвергалась.

– Да он же едва держался на ногах!

– Вы так думаете? – Ее душил смех. – Мистер РобертСинклер Давенби всех нас оставил в дураках. Разве вы еще не поняли? Я создала ситуацию, при которой он неминуемо упал бы в глазах общества, после того как леди Грэнхем прилюдно жгла его одежду. А он только что провел блестящую кампанию, восстановив таким образом свое реноме, и лондонский свет снова принял его с распростертыми объятиями. И свою кампанию он провел жестко и умело. Она увенчалась самым что ни на есть омерзительным успехом. Он теперь герой! И не менее дюжины дам в ближайшем будущем предложат ему свою постель...

– Сильвия! – Герцог схватил ее за локоть. Шепот его прерывался, свидетельствуя о неподдельности тревоги. – Он развращеннейший человек – все остальное лишь внешний лоск. Я тебя предупреждал!