Разговоры запросто - Роттердамский Эразм (Дезидерий) - Страница 117

117

Гиларий. Некоторые не могли понять, что приключилось с проповедником. Другие, более нетерпеливые и вспыльчивые, поднимались с места и выходили из храма, ворча вполголоса: «Мы пришли послушать хвалу святой Деве, а этот пьянчуга выплеснул на нас ушат доносов!» Немалую долю среди уходивших составили женщины.

Левин. А ведь обычно их пол на диво предан францисканской братии.

Гиларий. Верно, но теперь и женщины поумнели. Все ученые, сколько их там ни было, гневно хмурились, а иные даже шикали.

Левин. Что ослу шиканье?! Такого пустобреха надо было гнать с кафедры камнями или тухлыми яйцами.

Гиларий. Многие именно так и считали, но их сдерживало уважение к месту.

Левин. Но святость места не должна быть на пользу проходимцам, которые его оскверняют, — подобно тому как, если кто убьет человека в пределах храма, несправедливо, чтобы этот же храм послужил злодею убежищем. И если кто за проповедью бессмысленно злоупотребляет и святостью места, и терпением народа, не может он находить защиту в том, что сам же осквернил своим безрассудством. Древние прославляли одного сенатора, отказавшего в признании и повиновении консулу, который отнесся без уважения к сенатскому его достоинству; не подобает народу признавать проповедником того, кто не уважает своих слушателей.

Гиларий. Люди страшатся епископской молнии: «Если кто но наущению диавола…» и так далее — сам знаешь закон!

Левин. Но епископы прежде всего должны бы метнуть молнии в пустобрехов!

Гиларий. Страшатся и епископы.

Левин. Кого?

Гиларий. Этих самых пустобрехов.

Левин. Из-за чего?

Гиларий. Из-за того самого, что они пустобрехи.

Левин. Апостолы не страшились угроз царей и правителей, а эти страшатся одного нищего?

Гиларий. Именно потому, что они нищие, они особенно опасны: им терять нечего, а вредить они очень даже способны. Попробуй-ка подойди к осиному гнезду или к гнезду шершней и тронь любого из них пальцем; ежели это сойдет тебе безнаказанно, тогда вот и возвращайся ко мне и называй трусами епископов, которые избегают раздражать хотя бы и одного нищего. Не чтут ли папу римского самые могущественные монархи христианского мира? И, пожалуй, не только чтут, но и страшатся?

Левин. Что же удивительного? Ведь он наместник Христа!

Гиларий. А вот что, как рассказывают, любил повторять Александр Шестой[643], муж и умный и просвещенный: «Я предпочитаю обидеть нескольких сильнейших самодержцев, чем одного самого последнего монашка из нищенствующего ордена».

Левин. Пап оставь в покое. Когда слух об этой грязной болтовне дошел до ушей государей, которые были тогда в Аугсбурге, неужели они не покарали Дермарда?

Гиларий. Все негодовали, но особенно — король Фердинанд и его сестра Мария, лучшая среди женщин нашего века; возмущался и кардинал Бернард Тридентский[644], и Балтазар[645], епископ Констанцский. Проповедника жестоко порицали, и всех суровее — Иоганн Фабер[646], епископ Венский.

Левин. Что порицания?! Осел ни к чему не чувствителен, кроме дубины.

Гиларий. Да, в особенности — если угодишь по брюху. Но что могли поделать с этим тупицею государи, занятые намного более важными заботами?

Левин. Запретили бы ему проповедовать, лишили бы его своих милостей.

Гиларий. Но этот умелец приберег свое гноесловие к самому закрытию сейма, когда и вообще уже надо было разъезжаться.

Левин. Говорят, что так именно удаляются злые духи, оставляя за собою нестерпимую вонь.

Гиларий. Король Фердинанд все же отослал его от себя, но — отлично упитанного; от порицаний его полнота не пострадала нисколько.

Левин. Говорят, что Франциск проповедовал сестрам птицам; этот, мне кажется, достоин проповедовать братьям ослам и сестрам свиньям. Но куда он направился?

Гиларий. Куда ж еще, как не к собутыльникам из своего стада, которые наградили его овацией за отвагу и блестящий успех; и над винными чашами вместо «Ио, триумфе!» пели «Тебя, бога, хвалим»[647].

Левин. Вокруг шеи бы ему веревку, этому Дермарду, а не вокруг пояса! А что пожелать тупоумному стаду, которое выращивает и холит таких скотов?

Гиларий. Едва ли ты придумаешь что-нибудь хуже того зла, которое они сами на себя навлекают. Ведь подобный образ действий и мыслей удачнее любого врага выставляет их на позор и в каждом порядочном человеке разжигает ненависть к ним. Однако желать зла кому бы то ни было — не по-христиански. Пожелаем лучше, чтобы милосерднейший образователь и преобразователь всего сущего, — который Навуходоносора из человека превратил в быка[648], а после из быка снова в человека, который Валаамову ослицу наделил даром человеческой речи[649], — всех Дермардов исправил бы, даровавши им разум и речь, достойные проповедников Евангелия.

Филодокс, или Славолюб

Филодокс. Симбул [650]

Филодокс. Вот счастливая примета — что я с тобою повстречался, Симбул!

Симбул. Если бы я мог чем-нибудь принести тебе счастье, Филодокс!

Филодокс. Бывает ли человеку знамение благоприятнее, чем повстречаться с божеством?

Симбул. По-моему, — нет, даже если бы тысяча сов пролетела мимо. Но о каком божестве ты мне толкуешь?

Филодокс. О тебе, Симбул.

Симбул. Обо мне?

Филодокс. Именно.

Симбул. Богам, которые какают, — грош цена. Филодокс. Если не лжет пословица, что всякий, помогающий смертному, — это бог, ты можешь быть для меня богом.

Симбул. Верна ли пословица, пусть судят другие; что до меня, то я в любом случае с полной охотою приду на помощь другу, если сумею.

Филодокс. Не бойся, Симбул, я не в долг хочу просить. Совет — святая вещь; только совет мне и нужен.

Симбул. Но это как раз и значит «просить в долг», потому что эта услуга должна быть взаимной, как, впрочем, и все остальное между друзьями должно быть взаимным и общим. Но по какому делу желаешь ты выслушать мой совет?

Филодокс. Мне опротивела безвестность. Я хотел бы прославиться. Укажи мне путь.

Симбул. Вот тебе наикратчайший: возьми за образец Герострата, который поджег храм Дианы[651], или его двойника, Зоила, который очернил Гомера[652], или придумай еще какой-нибудь достопамятный поступок — и будешь ????????[653] вместе с керкопами и неронами[654].

Филодокс. Славы в преступлениях пусть ищут другие, а мне нужно имя доброе и честное.

Симбул. Тогда выкажи себя таким, за какого желаешь прослыть.

Филодокс. Но многие, хоть и были наделены замечательными достоинствами, известности все же не достигли.

Симбул. Верно ли это, не знаю, но если и случится так, как ты говоришь, доблесть служит обильною и Щедрою наградою за самое себя.

Филодокс. Ты рассуждаешь правильно и вполне по-философски, но, мне кажется, так уж устроена человеческая жизнь, что слава для доблести — первейшее украшение. Доблесть так же любит признание, как солнце любит светить, хотя бы уже по одному тому, что признанная доблесть приносит пользу очень многим и очень многих побуждает к подражанию и соревнованию. Наконец, я не вижу собственности более прекрасной, которую родители могли бы оставить своим детям, нежели бессмертная память о достойном имени.

вернуться

643

Александр Шестой. — Он занимал папский престол в 1492—1503 гг.

вернуться

644

Бернард Тридентский (1485—1539) — церковный и государственный деятель, первый· приближенный короля Фердинанда, епископ Тридентский с 1514 г., кардинал с 1530 г. Он был другом и покровителем многих ученых; приглашал Эразма поселиться у него в Триденте (Тренто, на северо-востоке Италии).

вернуться

645

Балтазар — Балтазар Мерклин из Вальдкирха близ Фрейбурга (1479—1531), советник императоров Максимилиана I и Карла V, верный друг многих германских гуманистов; епископ Констанцский с 1529 г.

вернуться

646

Иоганн Фабер (1478—1541), родом из Лейткирха, в Алльгау — церковный деятель, сын кузнеца (отсюда прозвище «Фабер», то есть «мастеровой»). Сперва сочувствовал идеям Реформации, затем решительно поддержал католицизм, что открыло ему дорогу к высшим церковным должностям; с 1536 г. епископ Венский. Всегда покровительствовал наукам; основал в Вене Триязычную коллегию во имя святого Николая; убеждал Эразма обосноваться в Вене.

вернуться

647

Тебя, бога, хвалим» — одно из самых известных песнопений католической церкви, приписываемое разным авторам, но главным образом — святому Амвросию (см. прим. к «Благочестивому застолью», стр. 647).

вернуться

648

В ветхозаветной «Книге пророка Даниила» (гл. IV) рассказывается, что вавилонский царь Навуходоносор был за свои прегрешения «отлучен от людей, ел траву, как вол, и орошалось тело его росою небесной, так что волосы у него выросли, как у льва, и ногти… как у птицы», а затем он взмолился богу о прощении, и к нему «возвратился разум… и прежний вид… и величие».

вернуться

649

В то время, когда Израиль завоевывал Землю обетованную, царь моавитян, испуганный успехами израильтян, просил волшебника Валаама проклясть Израиль, и Валаам, несмотря на воспрещение бога, согласился. Тогда бог послал своего ангела, и тот преградил путь ослице, на которой ехал Валаам. Как Валаам ни погонял к ни бил свою ослицу, она не шла дальше, а под конец «отверз господь уста ослицы, и она сказала Валааму: „Не я ли твоя ослица, на которой ты ездил сначала до сего дня? Имела ли я привычку так поступать с тобою?“…И открыл господь глаза Валааму, и увидел он ангела господня, стоящего на дороге с обнаженным мечом в руке, и преклонился, и пал на лице свое» («Числа», XXII).

вернуться

650

Симбул — подающий советы (греч.).

вернуться

651

По преданию, храм богини Дианы в малоазийском городе Эфесе, считавшийся одним из «семи чудес света», был подожжен Геростратом, который мечтал любой ценою обессмертить свое имя. Эфесяне казнили поджигателя, и по всем греческим городам Малой Азии был принят закон, запрещающий произносить его имя, чтобы оно изгладилось из памяти людей. Закон этот, однако, как мы видим, не достиг своей цели.

вернуться

652

Зоил — греческий грамматик IV в. до н. э. Он получил прозвище «Бича Гомера» за беспощадную критику гомеровских поэм.

вернуться

653

Это греческое слово имеет два значения: опозоренный и прославленный.

вернуться

654

Керкопы — в греческой мифологии злые демоны или злобный народец, обращенный богами в обезьян. Римский император Нерон (54—68) остался в памяти потомства как образец жестокого и злобного тирана.