Окаянный груз - Русанов Владислав Адольфович - Страница 73

– Я тоже помогу, чем смогу. У моего отца деньги есть…

Меченый махнул рукой:

– Что вп-впустую говорить? Сл-слушайте меня. Авцей нас высадит…

– Когда? – удивился студиозус.

– А п-прямо сейчас.

– Как же?..

– А так! Уходить по суше б-будем. Через Гр-грудки.

– Хоть не собачьи кучки, – попробовал пошутить Юржик, только грустно как-то у него вышло. – Думаешь, пан Войцек, они за кораблем гнаться будут?

– Д-думаю. А Авцей д-думает, что чародей наш след ведет. Вот и поглядим.

– Ясно, – согласился Юржик. – Как там Лекса говорит? И волки сыты, и дело мастера боится.

– Т-точно.

– Да, Лексу-то с собой берем или тут бросим? – Пан Бутля оглянулся на застывшего у правила великана.

– Нам каждый человек на счету, – сжал челюсти так, что желваки на щеках заиграли, пан Войцек. – Чем т-тебе Лекса плох?

– Да ничем, помилуй меня Господи… Всем хорош. – Пан Юржик вздохнул. – Что-то я людям верить перестаю. А все груз наш окаянный… Нельзя так жить.

– Д-думаешь, мне легче? Терпи, пан Юржик, терпи. Немного осталось. Искорост в десятке поприщ, ежели по суше.

Издали Грудкавые горы напоминали кучу конских кругляшей. Ну, очень большую кучу. Коричневатые базальтовые глыбы громоздились одна на другую, но не поднимались высоко. Самая высокая гора – аршин пятьсот, не больше. Подножия заросли мрачным, черным ельником. Верхушки, обдуваемые южными суховеями, нагло выпячивали голые бока, лишь кое-где покрытые серо-зелеными потеками лишайников.

Вблизи поверхность скал вызывала еще меньше приязни. Изъязвленная ветрами, дождями, сходом снегов, она вызывала в памяти картины обезображенного черной оспой лица.

– Пан Войцек, ты прости меня, дурака, что-то я в толк не возьму – как мы через горы перевалим? – Пан Юржик натянул повод буланого, раньше принадлежавшего Граю. Его серый в яблоках повредил ногу, когда рухнула мачта. Видно, взбрыкнул с перепугу и рассадил плюсну до кости. Пришлось бросить на берегу. Выживет, значит, повезло. Не выживет – не судьба. – На телеге-то?

Меченый хмыкнул, скептически оглядел повозку, вихляющую по бездорожью перекошенным правым передним колесом.

– А к-к-кто говорил, что мы перевалим?

– А что, перелетим? – улыбнулся Юржик.

– П-перейдем, только без т-телеги.

– Как так?

Даже Ендрек, рысивший позади повозки, разглядывая широкую спину Лексы, сидевшего с вожжами, поднял голову и прислушался. Что это новенькое сотник выдумал?

– Д-да уж так, пан Ю-юржик. Мржек, конечно, сволочь, но не дурак. Это ротмистр Переступа болван надутый, а Мржек – нет… Н-на сколько ему хватит корабля, нами кинутого?

– Ну, уж и не знаю… А корабль ли он искал?

– Т-то-то и оно. Ты заметил, они от Искороста шли, а не по следам нашим.

– Заметил.

– Выходит п-предали нас, как думаешь?

– Значит, предали. Ох ты, ядреный корень! – Пан Бутля звучно щелкнул плетью по голенищу сапога. Буланый дернулся в сторону, прижимая уши. – Тихо! Балуй мне! Значит, будут ждать нас в Искоросте?

– К-как пить дать. Мало того что им наша цель ведома, Мржек, сдается мне, еще и чует кого-то из нас.

– Студиозуса? – Бутля оглянулся на Ендрека, возвел глаза к небу – ничего, мол, не поделаешь – ты ж не виноват.

– Н-не знаю. М-может, и его, а м-может – меня. Кто их, колдунов, знает, на что способны?

Ендрек решительно толкнул серого шенкелями и, обогнав ссутулившегося Лексу, поравнялся со шляхтичами:

– Пан Войцек, разреши, я попробую его со следа сбить!

– Ра-ра-разрешил бы, – серьезно кивнул Меченый, – если б ты в Выговском Институциуме чародейства полный срок выучки прошел бы. Понял?

– Нет…

– Т-ты супротив Мржека, как кутенок против волкодава. Ясно? Проглотит, прожует и косточки выплюнет.

– Но я же…

– В-великим чародеем себя возомнил? Забудь. И не говори никому. А коли с Мржеком на узкой т-тропке встретишься, на сабельку уповай, а не на волшбу.

– Да я с саблей-то…

– Ничего. Цецилю Вожику не дал себя на капусту искрошить? Не дал. Уже, значит, не новичок, – вмешался пан Юржик.

– Т-точно, – согласился Войцек. – Но я не про то. Мржек, он с отрочества чародейству учится. То бишь дольше раза в три, чем ты вообще живешь. Но саблей ладони не осквернил. М-мне доносили, он хв-хвастал как-то – эти руки, м-мол, никого не убивали! – Меченый даже оскалился от с трудом сдерживаемого гнева. – А что по его приказу в хлевах жгли баб и ребятню, это, выходит, не в счет! Шляхтичей конями разрывали, кметям животы вспарывали и ржаным зерном засыпали – жрите, мол. Руки рубили, глаза выкалывали, насиловали малолеток…

– Стой, стой, пан Войцек, – запротестовал пан Бутля. – У меня любви к Мржеку никакой – наслышан премного о его «подвигах». Но тебя куда-то не туда повело.

Пан Шпара с видимым усилием взял себя в руки:

– Д-добро, не буду. Ты не обижайся на меня, студиозус. Сделать с Мржеком ты ничего не сможешь.

– Да я!.. – вспыхнул сперва Ендрек, а после понурился. – Верно, пан Войцек. Прости. Куда мне…

– Т-то-то же. А ко всему прочему, н-не знаем мы, чей след он ведет. Я ему тоже насолил в свое время…

– А может, он вообще казну чует? – предположил Юржик.

– Кто ж его знает? – не стал спорить Войцек.

– Что ж делать? – как-то жалко и беспомощно проблеял Ендрек.

– Ч-ч-что делать? – Пан Шпара рубанул воздух ребром ладони. – А зароем казну тут.

– Прямо тут? – поразился медикус.

– Н-не прямо. Вот в отроги Грудок заедем…

– А потом?

– А п-потом выберемся в Искорост. Тихонько, кружной д-дорогой. А т-там поглядим, где Мржек с Переступой нас дожидаются и кто из нас кого бояться должен. – Пан Войцек не брался за кончар, не трогал рукоятку сабли, но слова его прозвучали так, что Ендреку стало на мгновение страшно. Меченый помолчал и добавил: – И к-колдовство хваленое ему н-не поможет.

– Эх, позабавимся! – мечтательно воскликнул пан Юржик. – Всех припомню…

Всех припомню…

Ендрек вздохнул, и в памяти всплыли имена тех, кто начинал поход с ним разом. Из маленькой захолустной Берестянки в стольный Выгов, а уж после сюда – на южные границы королевства, в дикие степи за Стрыпой.

Грай. Бельт в грудь.

Хватан… Этот, хвала Господу, только ранен, может, и выходят порубежника Беласци.

Хмыз. Зарезан рошиором.

Пан Стадзик Клямка. Посажен на кол.

Пан Гредзик Цвик, предатель. Убит Лексой.

Издор. Пропал в Выгове.

Самося, Даник по кличке Заяц… Посечены в схватке с рошиорами.

Шилодзюб. Зарублен в замке пана Шэраня.

Пиндюр. Погиб от арбалетной стрелы в замке пана Шэраня.

Глазик, веселый конокрад. Забит, затоптан шляхтичами в застянке, названия которого Ендрек так и не узнал.

Гапей-Тыковка. Утонул в Стрыпе.

Квирын. Зарублен рошиорами.

Миролад. Повешен хоровскими порубежниками с одобрения самого пана Войцека.

– Я тоже, – тихо, но твердо произнес Ендрек. – Я с вами. Я хочу отомстить за всех.

– Л-лечить лучше, чем убивать, – ответил Меченый. – Л-лечи людей.

– После, – убежденно проговорил студиозус. – За каждого убитого я обещаю вылечить десяток недужных, но вначале я помогу вам отомстить. Может, против Мржека я кутенок беспомощный, а все-таки клубок его огненный придержать сумел. Еще потягаемся.

Пан Шпара дернул себя за ус, повернулся к Юржику.

– Да что ты с ним сделаешь, пан Войцек? – ухмыльнулся пан Бутля. – Пущай едет. Значит, судьба у нас такая – вместе ошиваться. Вон Лекса, поди, тоже не отстанет. А, Лекса?

– А то? – пробасил великан. – Прогонять меня и не думай. Не плюй в колодец – не вырубишь топором.

От громового хохота шляхтичей и присоединившегося к ним мгновением позже Ендрека слетели с ближних елей кедровки.

Пан Войцек предостерегающе поднял руку:

– Все! Б-больше не шумим. И следов поменьше оставляем. Во-он в том распадке.

Верхушки елей устремлялись к небу наконечниками пик. Тяжелые лапы хлестали по плечам, по щекам, по гривам коней.