Политология: учебник для студентов вузов - Коллектив авторов - Страница 38

Значение геополитики в современном мире трудно переоценить, поскольку наше историческое время — это именно геополитическая эпоха развития человечества. Для подлинного понимания процессов, происходящих на геополитическом пространстве, есть необходимость остановиться подробнее на основных положения геополитики как науки.

Впервые термин геополитика выдвинул шведский социолог и политолог Рудольф Челлен (1864—1922). Первоначально главная исследовательская задача геополитики виделась в анализе географического влияния на силовые отношения в мировой политике, связанной с сохранением территориальной целостности, суверенитета и безопасности государства. Впоследствии представители геополитики стали более широко трактовать отношения политически организованного сообщества и территориального пространства, пытаясь выявить особую логику властных взаимодействий, формируемую государствами (институтами) в зависимости от физико-географических факторов (наличия сухопутных или морских границ, протяженности территорий, особенностей границ и т.д.). В конце концов в качестве геополитического отношения номер один утвердилась зависимость (детерминация) успешности политической деятельности (мирной и военной) от географических, исторических, социально-психологических, этнографических, экономических факторов.

Р. Челлен

Особенно интересна геополитика тогда, когда она пытается своими научными средствами построить геополитические картины мира. В 1904 г. англичанин Хэлфоррд Маккиндер (1861—1947) в своей знаменитой лекции, в британском Королевском географическом обществе предложил первую глобальную геополитическую модель мира. Ее суть: миром владеет тот, кто владеет Хартлендом — «географической осью истории», которая расположена на огромном внутреннем пространстве Евразии — «сердце Земли», включающем степные районы России, Западного Китая, Монголии, Афганистана, Ирана и Белуджистана. С точки зрения Маккиндера, владычество над этим пространством является основой для мирового господства[24].

А. Мэхэн выдвинул концепцию преимущества морских (океанических) держав над сухопутными. Среди его работ центральное место занимает книга «Влияние морской силы на историю (1660—1723 гг.)», опубликованная в 1890 г. Центральный тезис в этой геополитике состоит в том, что власть над миром морских держав (таллассократии) гораздо сильнее власти держав сухопутных (теллурократии).

Н. Спайкмен в качестве ключа контроля над миром рассматривал не Хартленд, а Римленд — евразийский пояс всех прибрежных территорий или «маргинальный полумесяц», включающий морские страны Европы, Ближний и Средний Восток, Индию, Юго-Восточную Азию и Китай.

Главным законом геополитики, по мнению многих специалистов, до сих пор является фундаментальный дуализм, проявляющийся в историческом противопоставлении сухопутного могущества (теллурократии) и морского могущества (талассократии) Мэхэна.

И последнее замечание о геополитике. В ней на самом деле важно не столько само пространство, сколько пространственные отношения между различными государствами в целях изменения существующих границ. Вся последовательность геополитических идей в конечном счете основана и сфокусирована вокруг одного доминантного фактора — пространства, притом пространства политического. Признаком государства является не просто некая территория, но именно политическое пространство. Политическим же всякое пространство делают фиксированные границы, служащие важнейшим элементом суверенитета государства. Уже выдающийся немецкий политический географ Ф. Ратцель (1844—1904) отчетливо понимал всю значимость границ:

Граница есть периферийный орган государства и как таковой служит свидетельством его роста, силы и слабости и изменений в этом организме.

В целом геополитика трактует территорию, географическое положение страны как уникальный политический ресурс, определяющий возможности государства в деле своего жизнеобеспечения, развития торговых, финансовых и других отношений. Геополитика породила целый ряд частных теорий, объясняющих необходимость проведения той или иной политики в сфере международных отношений (например, теории «естественных границ» Р. Хартшорна, «окраинных зон» С. Коэна, теория «домино» и др.) или сохранения целостности страны во внутриполитическом плане (разнообразные теории федерализма).

Но главная же геополитическая проблема границ в современном мире, после развала СССР, заключается в том, что вновь чрезвычайно обострились международные отношения вокруг соблюдения вроде уже устоявшихся фундаментальных принципов — принципа самоопределения наций и принципа нерушимости границ. С распадом Советского Союза и так называемой социалистической системы обострились пограничные вопросы и по всему периметру бывшей разграничительной линии между Востоком и Западом. Продолжают оставаться неустоявшимися восточные границы Центральной Европы; полон нерешенных пограничных проблем Балканский полуостров, часть из которых новые, а часть тянется со времен распада Османской империи и Австро-Венгрии; нерешенные проблемы границ сохраняются в Прибалтике; с новой силой встал вопрос о четырех островах Южно-Курильской гряды. В этой ситуации поиски приемлемых, компромиссных решений пограничных вопросов на основе опыта прошлого и с учетом современной ситуации приобретают особое значение.

При всей значимости геополитики никогда не надо забывать, что она лишь маленький фрагмент рассмотрения политических начал, связанных с географией, пространством, границами и т.д. Но в политике важную роль и значение играют и другие факторы, которые ничуть не меньше формируют концептуальный образ политологии как науки.

4.6. Биополитическая парадигма

Биополитика как самостоятельная методология изучения политики сложилась в основном к началу 1970-х годов в американской политологической научной школе, как известно, наиболее сильной и развитой в наши дни. Ее сторонники рассматривают в качестве ведущего фактора политического поведения человека чувственные, физиологические, инстинктивные факторы, или так называемые ультимативные (первичные) причины, отражающие видовое своеобразие человека как живого существа и играющие решающую роль в его адаптации к условиям существования. Эта первичная, биологическая по своей сути причинность создает у человека различного рода «склонности», «влечения», «предрасположенности», которые впоследствии опосредуются разнообразными вторичными (проксиоматичными) причинами — культурными обычаями, традициями, моральными нормами и др. Одно из основных положений этой парадигмы — первенство, приоритет первичных причинностей по отношению к причинностям вторичным. Отсюда и исследовательский разворот такой парадигмы политологии на биологические факторы политического поведения.

Поскольку тут востребованными оказываются именно биологические начала, то очевидно, что на политическом пространстве в рамках данной парадигмы появляются:

(1) теория «смешанного поведения» Н. Тинбергена;

(2) результаты исследования агрессивности животных К. Лоренца;

(3) доктрины итальянских ученых Ч. Ламброзо и М. Нордау о биологической природе господствующего класса;

(4) биологизаторские концепции позитивистской философии;

(5) возрожденный натурализм — теперь в биологическом его виде; и др.

При всем многообразии разных теорий все они теоретически строятся на одном центральном и достаточно простом положении — на признании наличия общих для человека и животного начал и сущностей. Если сформулировать этот тезис еще более жестко, то тогда следует говорить о неизменившейся сущности человека по отношению к животным, т.е. о принципиально животной сущности человека, а также о принципиальной несущественности всех его, человека, культур, моралей, обычаев, традиций, образовательного потенциала. Каково?