Иван-Царевич и С.Волк - Багдерина Светлана Анатольевна - Страница 94

– Не тронь! Уходите!!!.. – и снова слезы хлынули из ее глаз, но в это раз это были слезы бессильной злости и отчаяния.

– Ты на кого кричишь!..

– Что вы понимаете вообще в жизни!.. Дуры!.. Старые девы!.. Шпионки!.. Ненавижу!.. Видеть вас больше не хочу!!!..

После такого позора оставалось только умереть.

И она, не разбирая под ногами дороги, бросилась вниз, захлебываясь от рыданий.

Усталое, но довольное солнце не спеша приближалось к горизонту, когда голодный и чрезвычайно злой Серый увидел прямо по курсу еще один остров.

Теперь, угрюмо подумал он, он, кажется, стал понимать, почему острова назвали Барбосскими. Потому, что их тут как собак нерезаных, и никто не знает, как который из них называется.

Дело было в том, что карта, нарисованная заботливыми грайями, отправилась в самостоятельный полет с первым порывом ветра над морем, а аборигены, считающие каждый остров, на котором могло поместиться более десяти избушек – государством, а архипелаг – супердержавой, давали своим родным странам сугубо индивидуальные названия, забывая при этом сообщить их остальным. Как-то раз, опросив жителей каждого из трех островов на предмет названий двух соседних клочков суши, расположенных поблизости, запутанный вконец Волк получил шесть различных имен. Держа в памяти школьные уроки математики, продолжать эксперимент он не решился.

Конечно, он пробовал и просто спрашивать, где тут, мол, у вас живут Горгоны, но, так как каждый раз ответ состоял из взмаха руки в неопределенном направлении и нового названия, такую практику он тоже вскоре прекратил, и теперь, кроме "Где тут у вас можно купить пожрать?" и "Горгоны здесь живут?", глупых вопросов не задавал.

Желудок, с утра не видавший ни крошки съестного, с укоризной напомнил хозяину, что сапоги-самобранки достались Ивану, а ему – только сварливый и, судя по всему, очень невкусный ковер, и далее потребовал срочно и в ультимативной форме хотя бы хлеба, сыра и копченой колбасы с помидорами.

С его стороны острова никаких поселений видно не было, и Сергий, решив отложить поиски местной столицы в дальних кустах или в каком-нибудь корявом овраге на следующий день, приказал Масдаю приземляться.

Для лагеря Масдай выбрал самый просторный карниз крутого берега, с отвесной стеной – с одной стороны, и потрясающим видом на закат – с другой. Единственный недостаток – отсутствие сухого топлива для костра – легко исправлялся прогулкой к широкой береговой полосе, на которой в изобилии, как кости доисторических монстров, белели разнокалиберные трупы деревьев, выброшенных когда-то штормами.

Набрав полную охапку елок-палок, Серый уже собирался подниматься по крутой тропинке обратно, как вдруг услышал доносящиеся из-за большого камня метрах в ста от него непонятные звуки. Как будто какая-то зверюшка то ли скулила, то ли повизгивала.

Мека, в восторге от долгожданной встречи с твердой землей выписывавший радостно круги на песке, тут же насторожился, махнул пушистой львиной кисточкой и стрелой (если только бывают пятиметровые чешуйчатые стрелы толщиной с двадцатилетнюю березку) помчался на шум.

– Стой! Ты куда! Ты же его до смерти напугаешь!!! – наученный горьким опытом, возопил отрок, но химерик даже не оглянулся.

– Мека!.. Ах ты, козелище!..

И Сергий, побросав свои ветки, сколько хватало сил, побежал за ним.

Но было уже поздно.

Любопытный, восторженный Мека, юный друг природы вообще и всего живого – в частности, несмотря на прошлые случаи все также не понимающий, как можно не любить такого замечательного, такого веселого и дружелюбного зверя, как он, уже скрылся за валуном, чтобы скорее подружиться с кем-нибудь, пока еще о таком счастье и не мечтающем.

Подбегая поближе, Волк с замиранием сердца обратил внимание, что звуки прекратились.

Но, с другой стороны, и химерик пока еще не возвращался.

Значит, есть надежда на простой обморок.

Оббежав валун, Серый остановился, как вкопанный, и мгновение даже раздумывал, не упасть ли в обморок ему самому.

Потому, что за этим самым камнем сидела девчонка лет пятнадцати, в голубой тунике и синем плаще, и самозабвенно наглаживала лучившегося от счастья Меку по рогатой голове, другой рукой прижимая его к себе, как величайшее сокровище рода человеческого и шептала ему на ухо что-то очень приятное.

Услышав хруст гальки под ногами Серого, девочка подняла глаза и доверчиво посмотрела на него.

– Это твой?..

– Д-да...

– А можно я его поглажу?

– М-можно...

– Спасибо! А как его зовут?

– Мека.

– Мека!.. Какая прелесть! Мека-Мека-Мекушка!..

Химерик тыкался улыбающейся мордой девочке в ее узамбарские косички и от удовольствия разве что не мурлыкал.

При виде него не визжали, не бежали и не получали сразу всех трех инфарктов.

Ему обрадовались.

Его погладили и почесали ему за ушком.

Его назвали Мекушкой и прелестью.

Разобраться в своих несложных чувствах ему не составило труда.

К Сергию он был просто привязан.

Свою новую знакомую он полюбил.

Пришедший немного в себя Волк закрыл, наконец, рот и стал придумывать, что бы спросить ему.

"Ты его не боишься?" прозвучало бы глупо. "Горгоны здесь живут?" – не к месту. Поесть у него тоже было, и он решил остановиться на нейтральном:

– Как тебя зовут?

– Мими. А тебя?

– Вообще-то, Сергий, по прозванью Волк, но ваши стеллиандры называют меня Ликандр.

Мими задумалась.

Мне "Ликандр" тоже больше нравится.

– Я, честно говоря, испугался, когда этот козелик сюда побежал – тут кто-то попискивал, а у нас уже было несколько случаев, когда...

Мими покраснела, и только сейчас Волк обратил внимание, что глаза у ней красные и припухшие, а с десяток скомканных и насквозь промокших носовых платков с какой-то замысловатой вышивкой валяется тут же, рядом.

– Это я... – шепотом призналась девочка.

– Извини, конечно, если это не мое дело, – нахмурился Серый, – но тебя кто-то обидел?

– Да нет... – слегка нервно пожала плечами Мими. – Ничего особенного... Просто опять с сестрами поссорились... Как всегда... Подумаешь... И Я ИМ ТАКОГО НАГОВОРИЛА!.. ТАКОГО!.. И я теперь не знаю, как я вернусь домой... – и, без объявления войны, слезы хлынули из ее глаз даже не ручьями – реками, и она, уткнувшись в теплую шею химерика, отчаянно зарыдала.

– Я люблю его!.. Люблю!.. Больше всего на свете!.. Больше жизни!.. А они смеются!.. Издеваются!.. – то и дело прорывалось через безутешные всхлипывания.

– Если бы он пришел... Мы бы могли... Я бы ему... Он бы... А они... Они... Я не хочу... быть такой... как они... Я никогда... не вернусь!.. Пусть... забудут... Как мне плохо!.. Как плохо!.. Я такая несчастная-а-а!..

– М-ме-е-е-е!.. М-ме-е-е! – горестно присоединился растроенный Мека.

И бедняга Серый, в полной растерянности и сам чуть не плача, присел рядом на песок, обнял обоих, и стал утешать, как мог, сочувственно приговаривая:

– Да наплюй ты на них на всех!.. И не реви!.. Все наладится!.. Мека, у Мими, кажется, сморкаться больше некуда – принеси от Масдая полотенце бегом...

А Нектарин времени зря не терял.

Если человеку везет, то ему везет со всем, еще раз самодовольно пришел он к выводу.

Так удачно подслушать такой важный разговор! Так ловко похитить такие полезные сандалии! Так быстро добраться до Барбосских островов! И так скоро найти нужный! Воистину, боги Мирра покровительствуют ему в его опасном предприятии!

Оставались пустяки – найти Горгону Медузу и отрубить ей голову. Герой проверил, легко ли вынимается из ножен меч, хорошо ли натянута тетива лука и не запылился ли зеркальный щит – еще один предмет, порекомендованный оракулом для отражения смертоносного взгляда чудовища и стоивший как десять быков.