Тарантул (илл. Н. Кочергина) - Матвеев Герман Иванович - Страница 65

— Что это с тобой… ты перемазан в крови?

— Финкой стукнул, гад… В глазах темно, и тошнит чего-то, — пояснил Миша, обхватив правой рукой приятеля за шею и еле передвигая ноги. — Степа, я на лесенке посижу, а ты беги звони… Наверно, он всмятку разбился… не убежит… Скажи, что Брюнет… запомни. Скажи, Брюнет с крыши свалился…

Степе не хотелось оставлять Мишу, но и приказания его не выполнить тоже было нельзя. Он посадил Мишу на ступеньки лестницы и побежал вниз.

В штабе он застал целый переполох. Сандружинницы совершенно растерялись, не зная, что делать со свалившимся с крыши человеком.

Брюнет был без сознания. Ждали «Скорую помощь».

Старик управхоз озабоченно ходил от стены к стене. Он постоянно доставал из кармана маленькую табакерку, брал щепотку табаку и нюхал.

— Николай Иванович, можно позвонить? — попросил Степа, ворвавшись в штаб.

— Чего звонить? Не надо звонить… Всем уж позвонили.

— Миша раненый…

— Еще новое дело… Ну, чего ты стоишь как столб! Звони скорей! — сердито заторопил он Степу.

Мальчик набрал номер…

Минут через пятнадцать пришла машина «Скорой помощи», но увезла она не Брюнета, помощь которому была уже не нужна, а Мишу. Тело атамана увезла другая машина.

На другой день Миша лежал в большой больничной палате и был совершенно доволен. Во-первых, вчера ему было сделано вливание крови и рану зашили, во-вторых, утром приезжал Бураков и привез приятную записку от Ивана Васильевича.

Из разговора с Бураковым Миша узнал, что вражеская шайка арестована вся, кроме главаря. Тарантул сумел скрыться.

Кроме того, в разговоре выяснилось, что Миша получит удостоверение о боевом ранении, — значит, будет иметь право носить на правой стороне груди узенькую красную полоску.

ТАРАНТУЛ

1. «Рыбак»

В холодном воздухе носилась водяная пыль и через шинель, фланелевку и тельняшку проникала к самому телу. От сырости белье казалось липким. Темень — глаза выколи! Внизу вяло шлепали мелкие волны.

На стоящем впереди катере замаячили красные угольки папирос и послышался смех. Кто-то из команды вышел подышать воздухом.

Но вот опять в стороне Петергофа глухо захлопали пушки и над головой зашуршали снаряды. В городе вспыхнули красные зарницы, а через минуту докатился треск разрывов. Сейчас же в ответ глухо ахнули батареи Ленинграда и смяли эти звуки.

Сегодня враги стреляли всю ночь. С большими перерывами, ограничиваясь двумя-тремя залпами, настойчиво посылали они снаряды в разные районы города. Как бы солоно им ни приходилось, молчать они не хотели. Ленинград праздновал двадцать шестую годовщину Октября.

«До чего пакостная у фашистов натура! Как праздник, так обязательно безобразят», — подумал стоявший на вахте Пахомов, прислушиваясь к артиллерийской дуэли.

Он вспомнил, как в прошлом году фашисты отметили юбилей. Авиация гудела над городом всю ночь. Во всех районах повесили на парашютах яркие фонари-ракеты и безнаказанно сбрасывали бомбы. Тогда он не был на вахте, но почти всю ночь простоял на палубе каюра. Казалось, что после такой бомбежки от Ленинграда останутся одни развалины…

Стрельба кончилась, и снова установилась тишина.

«Они ведь, наверно, считают, что как только снаряд разорвется, так весь район в бомбоубежище кинется». Он знал, что сейчас во многих квартирах кончались вечеринки, и даже сам имел два приглашения от знакомых девчат. Знал, что первый тост поднимали за победу. Она еще не близка, но уже ярко блестит в московских салютах.

«А нынче им достается… Это не прошлый год».

Прошла минута, другая, и вдруг послышался скрип уключин. Пахомов насторожился, повернул голову и уставился в темноту.

Катера стояли почти у самого устья реки, где она впадала в залив, и если он услышал скрип уключин, то, значит, лодка находится где-то недалеко, на середине Невки.

На другом берегу, в единственном доме, жила команда военных рыбаков. Они давно прекратили рыбную ловлю, да и вряд ли в такую погоду, в темноте, могли отправиться куда-то на лодке. Другой лодки поблизости не было.

«Показалось мне, что ли?»

Напрягая слух, он долго стоял без движения, но никаких звуков больше не доносилось.

«Значит, показалось», — уже твердо решил Пахомов.

Снова началась артиллерийская перестрелка, но на этот раз в стороне Московского района.

Пришла смена.

— Замерз? — хриплым со сна голосом спросил его лучший друг и земляк Киселев.

— Отсырел, — сказал Пахомов, передавая вахту.

— Иди сушись.

— Послушай, Саша. С полчаса назад вроде как на лодке кто-то греб. Веслами скрипнул.

— На лодке? — удивился Киселев. — Да ты что! В такую погоду на лодке кататься… ночью!

— Я и сам не понимаю. А только так ясно послышалось.

— Может, на катере что-нибудь?

— Не знаю.

Пахомов спустился в кубрик и скоро забыл о происшествии, но когда через четыре часа он сменил Киселева, то вспомнил и спросил:

— Ну как, лодку не слышал?

— Какая там лодка! Померещилось тебе.

Незаметно начинался рассвет. Появились неясные очертания пулемета в чехле, стоящего на носу катера. Забелел корпус яхты, вытащенной на берег, и корявое дерево с обломленной вершиной все яснее выступало на фоне посеревшего неба.

Пахомов смотрел на противоположный берег. Ему казалось, что там, чуть пониже их катера, чернеет лодка.

Прошло несколько минут — и уже никаких сомнений не осталось. Лодка стояла на одном месте, и в ней сидел рыбак. Откуда он взялся и как попал сюда ночью? Правда, среди любителей-рыболовов можно встретить людей, одержимых своей страстью, которые ловят рыбу невзирая на погоду и время года.

Пахомов тоже был таким любителем и сразу понял, что рыбак ловит на подпуск, но лодка стоит слишком близко от берега, и это было подозрительно. Он вызвал наверх старшину.

— Товарищ старшина, смотрите! — сказал он, показывая пальнем на берег.

— Что там?

— Рыбак.

— Ну так что? Пускай ловит.

— Ночью приехал.

— Как это ночью?

— Вечером его не было, а как стало светать, я его и увидел. Ночью слышал, как он уключинами гремел.

— Вот оно что! Сейчас мы это разберем.

Старшина ушел, и скоро, застегивая на ходу шинель, поднялся лейтенант.

— Пахомов, ты уверен, что рыбак приехал ночью? — спросил он.

— Уверен, товарищ лейтенант.

Глухо зарычал мотор. Сбросили конец, и лейтенант встал у штурвала. Катер плавно развернулся и двинулся к лодке.

Рыбак понял, что катер направляется к нему, и начал торопливо вытаскивать якорь. Лодку подхватило течением и медленно потащило вниз.

— Эй, гражданин! Задержитесь минуточку! — крикнул в рупор старшина.

— А зачем? Здесь нельзя ловить?

— Ловить можно! Давайте сюда…

Рыбак взялся за весла, но, видимо, раздумывал, что ему делать.

— Не пугай его, старшина, — вполголоса сказал лейтенант, передавая управление матросу.

— Если нельзя, так я уеду! — крикнул рыбак.

— Да вы не бойтесь, мы только документы проверим! — как можно ласковей сказал в рупор старшина.

Рыбак решительно взмахнул веслами и развернул лодку носом в берег.

— Это хуже. Может уйти, — проворчал лейтенант и снова встал за штурвал.

Лодка ткнулась в песок. Человек выскочил на берег и, не оглядываясь, быстро зашагал к парку.

— Кто за ним пойдет? — вполголоса спросил лейтенант.

— Разрешите — я! — отозвался Пахомов.

— Давай, Пахомов! Особенно не церемонься.

Катер тихо приближался к берегу. Пахомов понимал, что дорога каждая секунда, и, как только под носом катера зашуршал песок, прыгнул в воду. Уже на бегу он слышал, как лейтенант крикнул: «Полный назад!» — и забурлила вода за кормой.