Очерки по истории географических открытий. Великие географические открытия (конец XV — середина XVII - Магидович Иосиф Петрович - Страница 68

Обстоятельный, стремившийся быть точным, Герберштейн не довольствовался случайными сообщениями, а старался «опираться на согласные свидетельства многих лиц». Собранный материал он дополнил теми западноевропейскими описаниями Московии, которые он считал правдивыми, и создал «Записки о московитских делах» (1549 г.).

Русь представлялась Герберштейну «страной низменностей, великой равниной, однообразие которой только… в немногих местах прерывается незначительными возвышенностями. Северная и северо-западная части ее покрыты огромными сплошными лесами, а юго-восточная, начинающаяся к югу от Тулы, расстилается гладкой степью, но не пустынной, а щедро наделенной всякими произведениями природы». Кроме Карпатских и Кавказских гор, а также морей, естественной границей Московии, по Герберштейну, служит Земной Пояс — Северный Урал[135], где берут начало семь рек, в том числе Печора и ее притоки Уса и Щугор.

Сведения Герберштейна о Руси, вообще говоря, более подробны и достоверны, чем у Меховского: особенно о положении Северного Урала (но не о его высоте), реках, стекающих с него, путях к нему и через него, народах, там обитающих. Однако его известия о возвышенностях в центре Руси, казавшиеся ему, уроженцу альпийской области, «незначительными», случайны, очень скупы и не дают никакого представления о рельефе Русской равнины. Гораздо лучше его характеристика вод Московии. Так, в «Записках» приведено 29 названий северных русских рек — до этого в западной литературе упоминается лишь три реки. Герберштейн собрал также скудные сведения о трех крупных озерах Восточной Европы: Чудском, Ладожском и Ильмене, чрезмерно преувеличив их размеры. Он довольно верно охарактеризовал главные притоки озера Ильмень — Мету, Ловать и Шелонь — и его сток р. Волхов. А всего он упоминает об 11 озерах и 36 реках Балтийского бассейна. Он подтвердил, что три европейские реки берут начало не с гор, а «из болот» в центре страны, перечислил много притоков Днепра и Волги, дал первое в литературе обстоятельное описание Москвы-реки и условий судоходства на ней; из рек, впадающих в Каспий, упомянул также Яик.

Из «Записок» Герберштейна Западная Европа узнала «об удивительной водной сети Руси, о тесной связи ее речных систем, о водных путях, соединявших четыре моря великой восточной равнины…» (Е. Замысловский). Фактически Герберштейн точно, умело и внимательно использовал русские источники, как письменные, так и устные.

Его «Записки» сохранили, конечно далеко не в полном объеме, гидрографические знания русских, собранные ими к середине XVI в. К «Запискам» Герберштейн приложил карту Московии. Нельзя согласиться с Е. Замысловским, считавшим, что Герберштейн составил ее, имея перед глазами русский «Чертеж» страны, не дошедший до нас. Уж слишком резко она отличается от «Большого чертежа» (правда, «Записки» появились по меньшей мере на полвека раньше), по которому была составлена «Книга Большому чертежу». Да и не могли русские так неверно изобразить центральную часть своего отечества. Скорее всего карта Герберштейна не имеет русских предшественниц, а является попыткой отразить представления самого автора.

Глава 23.

ПОХОД ЕРМАКА ТИМОФЕЕВИЧА И ЕГО ГИБЕЛЬ

Владения Строгановых и Кучумово царство

Заметную роль в продвижении русских далеко за «Камень» и в присоединении Западной Сибири сыграли купцы Строгановы. Один из них, Аника, в XVI в. стал богатейшим человеком Соли Вычегодской, в стране коми-зырян, которые издавна поддерживали отношения с «закаменными» народами — с манси (вогуличи), хантами (остяки) и ненцами (самоядь). Аника скупал также пушнину (скору, или мягкую рухлядь) и сильно заинтересовался угодными местами за Каменным Поясом, богатыми пушным зверем. Он подкупал некоторых инородцев и посылал с ними за «Камень» разведчиков, а затем приказчиков с ходовым товаром, и они доходили до нижней Оби, где выгодно обменивали товары на пушнину. Наживая большие капиталы на соляных промыслах и «закаменной» торговле, Аника начал расширять свои владения на восток. Через него, но, несомненно, и другими путями, уже в середине XVI в. Москва знала о сибирских делах.

В царском титуле 1554—1556 гг. Иван IV Васильевич, между прочим, величается уже не только как государь «Обдорской, Кондинской и многих других земель», но и как «государь всех северных берегов», а в титуле 1557 г. «Обдорской, Кондинской и всех сибирских земель, повелитель Северной стороны». Есть прямые доказательства, что некоторые области Сибири платили дань Москве и признавали власть царя задолго до похода Ермака[136]. Так, в 1555 г. добровольно подчинился Москве и обещал ежегодно платить дань в 1000 соболей «князь всей земли Сибирской» — хан Едигер (Эдигар), искавший русской помощи против наступавших на него бухарцев.

Не позднее 1556 г. из Москвы был послан в Сибирь за данью Дмитрий Куров. Он вернулся в 1557 г. вместе с сибирским послом, который доставил царю неполную дань (700 соболей) и оправдывался тем, что во владения Едигера вторгся шибанский царевич Кучум и увел много местных людей. В 1568 г. новые послы от Едигера привезли полную дань (1000 соболей), дорожные пошлины и «шертную грамоту» — присягу в верности. Но Едигер уже не был тогда хозяином в своих владениях. Именно в эти годы его победил, а затем и убил Кучум, провозгласивший себя сибирским ханом. Русские с того времени стали называть его «сибирским салтаном». А Кучум не посылал дани в Москву, мешал делать это сибирским «народцам» и организовывал набеги и бассейн верхней Камы.

Ядром Кучумова царства была часть Западно-Сибирской равнины между Тоболом и Иртышом. Вскоре власть Кучума распространилась и на соседние области. Он заставил платить себе дань манси и хантов, живших по обе стороны Иртыша, севернее устья Тобола, и даже по нижней Оби. На западе Кучум подчинил племена по pp. Тавде и Туре, почти до «Камня». На востоке его власть признавали племена, жившие между Иртышом и Обью, в Барабинской степи. Южные границы Кучумова царства, вероятно, доходили до Казахского мелкосопочника.

Главная ставка Кучума — г. Катлык (Искер), называвшийся русскими «городом Сибирью», возникший на правом (северном) берегу Иртыша, менее чем на полпути между устьями его южных притоков Тобола и Нагая.

Западнее «Камня» принадлежавший Руси бассейн верхней Камы — Пермская земля — еще не был тогда освоен русскими. Аника Строганов получил разрешение на его заселение, но процесс этот шел очень медленно. В 1558 г. Иван IV пожаловал сына Аники, Григория Строганова, на 20 льготных лет владением с лесными, рыбными и охотничьими угодьями «на том пустом месте ниже Великой Перми за 88 верст вниз по обе стороны по Каме до Чусовой река», с тем чтобы Григорий построил там городок (крепость). Тот поставил на верхней Каме два городка: Пыскор (1560 г.) и Орел (1564 г.) на правом берегу Камы, против устья Яйвы, ставший цент ром строгановских владений, — в этой местности были найдены соляные источники (усолья). В 1568 г. другой сын Аники, Яков Строганов, получив от Ивана IV владение на 10 льготных лет земли от верховьев до устья Чусовой по обе ее стороны, а от ее устья на 20 верст вниз по Каме, также но обоим берегам. В 1574 г. царь предоставил Строгановым на 20 льготных лет бассейн Тобола. Уже тогда (в 1574 г.) в Москве считали, что на Тоболе есть или могут быть московские переселенцы — старожилы. Кроме того, Иван Грозный разрешил Строгановым собирать и вооружать «охочих людей, и остяков, и вогуличей, и югричей, и самоедь», со своими наемными казаками посылать на сибирских татар «и дань за нас приводить». Но господами за «Камнем» Строгановы стали только на бумаге, а действительный же хозяин — «сибирский салтан», хан Кучум — не только оборонялся от русских, но и переходил в наступление. Силы Строгановых были очень невелики, и они пригласили к себе на службу донских казаков.