Встречи в Колымской тайге - Олефир Станислав Михайлович - Страница 22

— А этот, — показывают на меня, — волков на живца ловит.

Сегодня впервые я пожалел, что не курю. Лёня и высокий кальмарист угощают друг друга папиросами, у них уже какой-то общий интерес.

— Мы б уже давно здесь были, — говорит он Лёне. — Там, на перевале, у нас два вагончика и будка. Пока вагончики вывозили, так задуло, что пришлось бульдозером тоннель пробивать. А потом у меня турбонадув забарахлил. Снова день потеряли.

Лёня спрашивает его о брошенных штабелях леса. Парень слушает, кивает головой:

— Там их четыре было. Мы уже два вывезли. Это не мы заготавливали, а промкомбинатовские. Еще деньги с нас взять хотели.

Приехали они за цистерной под горючее. Она, оказывается, в конце деляны стоит. Кроме того, им нужно забрать тракторные гусеницы, трансформатор и всякую мелочь. Прибыли они на двух тракторах, к которым прицеплены просторные площадки. На одной из площадок рокочет бульдозер. Без бульдозера им цистерну не погрузить. Сами они с прииска, в восьмидесяти километрах отсюда, и если мы хотим, можем ехать с ними. Мы очень хотим. Оттуда до нашего поселка рукой подать.

Подъезжаем к лесоучастку, демонстрируем воспитанниц — кедровок и гурьбой направляемся к бараку. Нам хорошо…

20 октября

КрАЗ высадил нас у поворота на Ульбукские озера. Стоим напротив узкого ущелья, через которое нужно проложить тропу к лесоучастку. Паничев предполагает, что до него около пятидесяти километров. Поселковый охотник Лешка Попов думал в этих краях охотиться и даже построил чум. Лешка спускался по ущелью километров на пятнадцать, дальше его не пустила наледь. И Паничев и Попов утверждают, что там, где Тайный сливается с ручьем Ульбукой, есть избушка. Еще в пятидесятые годы поселковые бельчатники спускались к Лакланде по этому распадку.

Еды у нас на три дня. Саша Зотов подбросит на «Кресты» через два-три дня масло, сушеную картошку, хлеб, конфеты, медвежье-росомашьи капканы номер восемь, два топора, печку с трубами и прочую мелочь.

Довольно морозно. К тому же тянет встречный ветерок. Но мы в ватных брюках, свитерах с высокими горловинами и новых валенках. До рассвета еще около двух часов.

Надеваем рюкзаки, проходим несколько метров по заснеженному ущелью и ужасаемся. Снегу по колено, притом этот снег не простой, а слоеный. На Лакланде почти весь сентябрьский снег растаял, а здесь он только просел, покрылся жесткой коркой. В некоторых местах он выдерживает человека, но чаще проваливаемся.

Сначала наша тропа напоминала след мышкующей лисицы. То идем серединой ущелья, то карабкаемся на подножие склона справа, а через некоторое время наши следы на левом склоне. Скаты сопок крутые, и летом удержаться на них было бы невозможно, но сейчас валенки накрепко застревают в глубоком снегу.

Как только забрезжил рассвет, объявляем основательный привал. Попадали в снег и лежим. Промахнулись мы не только с лыжами, но и с одеждой. В ватных брюках идти жарковато.

Я поднимаюсь и начинаю ощипывать тонкие веточки с ближней сухостоины. Лёня, вместо того чтобы помогать мне, вытаскивает завернутые в пакет гвозди. Отсчитал сто штук, спрятал в рюкзак. Остальные перевязал шпагатом и повесил на лиственницу. Скоро туда же перекочевала половина капканов, лопата и пять журналов «Вокруг света».

Пока возились с завтраком, чаевничали, взошло солнце.

Укладываем рюкзаки, вырезаем палки и карабкаемся на сопку. На высоте полусотни метров ветер начисто выдул снег с крутых боков, обнажив тонкий слой ягеля и островки мелких камней.

По выдувам легче идти, хотя падаем через каждые пять-десять шагов. Все чаще и чаще встречаются кусты стланика. За узкой лощиной натыкаемся на россыпь беличьих следов, по склону широкой лентой они уходят к полосе леса под нами. Недолго думая, забуриваемся в снег и катим вниз. Бумка плетется сзади. Она успела оценить более удобный путь и сейчас покидает его без особого азарта.

Добрались до первых деревьев — долгожданная встреча. На невысокой лиственничке зафыркала, засучила лапками седая белка. В договоре, который мы заключили с Аткинской торговой конторой, сказано: «Обязуемся заготовить и сдать: соболь — 20 штук, белка — 50 штук, лиса — 2 штуки и т. д.». 20 октября открытие пушного сезона, и эта белка — первая наша добыча. С полем!

Здесь очень много белок-летяг. Каждый раз, когда я встречаю летягу, мне кажется, что передо мною живая игрушка. Она чем-то напоминает Чебурашку. Такая же глазастая, ушастая и очень ласковая с виду. Кормится летяга обычно в сумерках, но бывает и так: идешь среди бела дня тайгой и вдруг слышишь «хрум-хрум-хрум». Поднимаешь голову, а в лицо кусочки коры и лиственничные веточки сыпятся.

Обыкновенная белка — животное очень чистоплотное. Как только в гнезде заведутся блохи, она надолго покидает жилище. Переносит и детей. Летяга особой аккуратностью не отличается. Я часто нахожу гнезда летяг в дуплах. От дупла тянутся многочисленные натеки желтоватого помета. Конечно, если летяга ведет себя так же и в беличьем гнезде, то хозяйке приходится убираться подальше. А ведь молва утверждает, что летяга ест белок.

Через полчаса мы приблизились к длинному озеру. Вода в нем упала на целый метр, образовав по кромке почти отвесную стену. Пробуем лед палками, ударами ног, топором. От топора лед кряхтит и раскатывает глухое эхо. Идти по озеру сплошное удовольствие. Полуторакилометровое расстояние проскакиваем, как на вороных. Сразу за озером мысок, на котором несколько толстых деревьев. Рядом с одним темнеет медвежья ловушка. Она несколько отличается от той ловушки на Лакланде, но тоже с узким входом и настороженной тросовой петлей. В ловушку ведут свежие лисьи следы. Вокруг валяются комки смерзшейся ржавой селедки. Кто-то закармливал ловушку основательно. Настораживаем в проходе два капкана.

Перед нами другое озеро, но по нему гуляет наледь, приходится лезть на сопку. Озеро длинное и гладкое, словно отутюженное. Наледи почти не видно, она прячется под снегом. Этой ночью озером прогуливался заяц, дважды проследовала лиса. В следах темнеет ледок. Значит, вода прорвалась наружу совсем недавно.

Неожиданно Бумка, до этого неотступно следовавшая за Лёней, спустилась к озеру и спокойно затрусила по самой его середине.

— Все-таки собака — это вещь! Нужно же заметить, где под снегом вода, а где лед! — восторгаемся мы и, пропахав приличную борозду, скатываемся на лед.

На середине озера вздымается небольшой черный холмик, к нему ведет масса следов. Бумка уже там. Бегает, нюхает, что-то выгребает лапой. Это вмерзшая в лед гагара. Вокруг валяются черные и пестрые перья. Лисы, горностаи, кедровки уже наполовину съели гагару, остальное забрала наледь. В таком месте неплохо было бы поставить капканы, но скоро вода подступит сюда.

За вторым озером в Ульбукское ущелье спускается покрытый лиственницами распадок. Это первый, встреченный нами на десятикилометровом пути, в котором может водиться дичь. В предыдущих можно было видеть редкий ольховник, пригодный разве что для зайцев…

Наш костер у самого ручья. Здесь же темнеет большое островерхое сооружение. По-видимому, это и есть чум Лешки Попова. Он напоминает курень, в котором на Украине живут пенсионеры, охраняющие бахчу. Трудно представить, как в нем можно заночевать даже в двадцатиградусный мороз.

Лёня добыл белку. Теперь у нас три штуки. Все белки хорошо выкуняли и отливают серебром.

Пообедали, с полчаса отдохнули. На входе в шалаш повесили пакетик. В нем спички, соль, немного сухарей. Еды нужно бы оставить больше, но… самим придется туго. Я готовил мешки, которые Саша Зотов должен был отправить на «Кресты», а продуктами занимался Лёня. И вот уже со второго привала начали экономить сладкое. Такое же положение с хлебом и салом. Только папирос море. Да еще Лёня прихватил с собой в тайгу два зеркальца. Он расцарапал щеку и теперь страдает с удобствами — через каждые пять минут вынимает зеркальце и смотрится.