Тростниковая птичка - Смайлер Ольга "Улыбающаяся" - Страница 47

Теплые ладони обхватили мое лицо, взгляд у Сая сделался пристальным до неуютности.

– Это выбор женщины, Соня. Мужчина не может ни уйти, ни изменить, но для женщины браслет всего лишь украшение, показатель статуса и богатства мужа и маячок на случай, если ее напугает выжившая из ума старуха и она потеряется в толкотне Ак-Тепе.

Пазл сложился, и последние умозрительные сомнения, строившиеся на предполагаемых свойствах браслета, истаяли как дым – там, в ковровом павильоне, я видела Найну. Только вот что делать с этим знанием, было совершенно непонятно. Поэтому я ухватилась еще за одну непонятную фразу.

– Маячок? Ты сказал – маячок? Значит, ты нашел меня по браслету? Но как?

Сай тихо рассмеялся в ответ:

– Мужчина просто чувствует направление, в котором находится его жена, причем чем дальше браслеты друг от друга, тем сильнее и ярче эти ощущения. С возрастом, конечно, появляются опыт и навыки, позволяющие как игнорировать, так и усиливать эти ощущения.

Сай отпустил мое лицо, чтобы тут же крепко обнять за талию, и вернулся к столику, увлекая меня за собой, пробежался пальцами по одному из рядов выложенного товара, потом поманил продавца к себе и передал сложенный вчетверо лист, который вытащил из нагрудного кармана. Парнишка развернул его и принялся внимательно изучать, близоруко щурясь и сосредоточенно сопя.

– Возьмешься? – немного иронично уточнил он.

– Через два дня сделаю, – отозвался ученик, не отрываясь от листа.

Сай выложил несколько золотистых ассов на столик, уточнил: «Задаток», – и настойчиво потянул меня от столика, где парнишка на ощупь собирал монетки, не отрываясь от Саевого листа.

– Ну что, – улыбнулся мне мой воин, оглядывая меня с ног до головы, – хорошей девочки из тебя не вышло, куклу мы тебе купили, так что остался дядюшка Гариф и его сладости.

Глава 17

«Дядюшкой Гарифом» оказался вовсе не высокий, седовласый и пожилой мужчина, торгующий сладостями, как услужливо нарисовало мое воображение. Это было высокое, белостенное здание с витражными окнами, из которого умопомрачительно пахло едой. По случаю теплой погоды прилегающая к нему территория обросла не террасами со столиками и зонтиками, как было принято на Трионе, а «тихими беседками», обнимающими основное здание, как кольца торговых рядов центральный купол. «Тихая беседка» представляла собой закуток, огороженный деревянной решетчатой ширмой, щедро увитой зеленью со знакомыми мелкими лиловыми цветами. В качестве крыши над головой был натянут какой-то из новомодных материалов, которые не горели, не промокали и обладали еще сотней полезных свойств, но это была единственная уступка достижениям цивилизации. Домотканые пестрые дорожки на полу, цветастая тонкая занавеска, отгораживающая беседку от внешнего мира, низенький деревянный столик и такой же диван, шириной и высокими резными спинками напоминающий огромную кровать для младенцев, покрытый кошмой и засыпанный многочисленными подушками, в которых и я, и Сай полулежали. Он потягивая пахнущий травами чай, я – довольно жмурясь и понемногу зачерпывая вкуснейший сорбет из креманки цветного стекла. Немолодой, но обаятельный разносчик, в очередной раз подходя к нашей беседке, снова негромко откашлялся и выждал пару минут, прежде чем скользнул за занавеску с подносом, полным здешними сладостями. Я взглянула на невозмутимое лицо Сая, прыснула и подвинулась поближе к столу.

Ловкие руки официанта привычно расставляли на столе тарелочки со сладостями, ставили на специальную подставку глиняный чайник с чаем для меня, разжигали под ним маленькую плоскую свечку, а я чувствовала какую-то неправильность в этой картинке и никак не могла понять, что меня беспокоит. Очередное блюдечко встало на дальний край стола, светлый широкий рукав рубашки задрался, и я поняла, что на смуглом, загорелом запястье, как и положено, надет широкий браслет, щедро украшенный орнаментом. Только он не из золотистого металла, как у Сая или у встреченных сегодня мужчин, а из плотной кожи. Мужчина, заметив мой взгляд, одернул рукав, а первое же попробованное мной крохотное пирожное причудливой формы заставило позабыть обо всем остальном.

– Кажется, я объелась, – пожаловалась я Саю, жадно обводя глазами оставшиеся на столе сладости, – тут столько всего вкусного, а в меня больше ни кусочка не влезет.

– Я думал, что этот момент наступит на пять минут и кусочек торта раньше, – подколол меня он в ответ. – Помню, когда мы с Терри только закончили учиться и получили свой первый заработок, то пришли сюда, не в силах противиться искушению, но ужасно стесняясь друг друга. Мы тогда наелись так, что я потом еще полгода не мог смотреть на десерты.

– Неужели вас ограничивали в сладком? – искренне удивилась я.

– Пока мы учились, то все посылки, присланные из дома или переданные родителями, делились на всю нашу компанию и очень быстро заканчивались. И потом мне тогда постоянно хотелось есть, хотя и кормили нас хорошо, но… быстрее всего из запасов съедалось самое вкусное.

Я прислушалась к себе и отрицательно покачала головой:

– Думаю, что у меня богатая практика и никакого отвращения завтра я не почувствую. А вот сожаление, что не попробовала вооон то пирожное с вишенкой или вот эту пирамидку в шоколадной крошке, никуда не денется.

– Значит, доберешься до них завтра. Нам упакуют все это с собой, и, насколько я знаю Уну, сейчас нам принесут еще пару полных пакетов, которые она заказала. Все никак не привыкнет, что мы с Терри уже выросли и в нас уже больше не помещается столько сладкого. Ну что, куда ты хочешь пойти? Одежные ряды, украшения?

Я задумалась. С одной стороны, было очень любопытно, с другой – Тара с молчаливого одобрения Сая за пару дней собрала мне весьма приличный гардероб на первое время. Выбирать между очередными «ночными рубашками», отличающимися только цветом или узором вышивки, не хотелось, а покупать себе белье в присутствии Сая я еще не была готова. С третьей стороны я была сыта и умиротворена, и более всего мне хотелось сейчас свернуться где-нибудь в клубочек и задремать. Мои мысли сопроводил сладкий зевок, который не удалось подавить, и виноватый взгляд на Сая. Тот мимолетно улыбнулся мне в ответ, кивнул в очередной раз зашедшемуся в кашле перед входом официанту, что-то показал двумя лаконичными жестами и притянул меня к себе поближе, чтобы обнять.

– А мне рассказывали, что увести женщину с Ак-Тепе – непосильная задача. Обманывали, наверное?

– Просто я у тебя неправильная женщина. – Мне было уютно рядом с ним и совершенно не хотелось поддерживать пикировку.

– Мне такая и нужна. – Сай быстро клюнул меня поцелуем в макушку и поднялся навстречу нашему разносчику, вернувшемуся с тремя бумажными пакетами, два из которых были упакованы вместе – Сай очень хорошо знал свою маму.

Обратно к машине мы возвращались другой дорогой – сперва по ряду пряностей, где запахи кружили голову и заставляли чихать: разноцветные горки специй, высившиеся на плоских деревянных мисках, соседствовали с чинно расфасованными в прозрачный пластик, чтобы смениться сушеными травами и снова горками, но уже в высоких кувшинах из необожженной глины, а в следующем ряду оказались разложены сухофрукты всех цветов и размеров – и привычные глазу, и до этого не виденные. Сай отобрал у меня пару слив, которые я машинально взяла из рук особо настойчивой продавщицы, и прибавил шагу. Следующий ряд был похож на ювелирный, но была в нем какая-то странность. «Амулеты», – прокомментировал Сай в ответ на мой удивленный взгляд. Я пригляделась – и правда, чего тут только не было, я узнала и «песни ветра» всех форм, цветов, размеров, и «ловцы снов», что так любила кузина Малати. Фигурки и подвески, ожерелья и медальоны – тут были сувениры, казалось, изо всех известных миров. Рассмотреть и перетрогать все, что хотелось, мне не дали – муж неумолимо увлек меня дальше, в проход, к следующему ряду. Тот встретил нас многоголосьем птичьего молодняка – пушистые комочки цыплят пищали, утята крякали, птенцы непонятной породы издавали звуки, больше похожие на мяуканье, рядом волновалось и гомонило людское море – в этом ряду было многолюдно. Неожиданно Сай сбился с шага и замер, я по инерции сделала еще шаг вперед и столкнулась с ним. Сай обернулся, глаза у него блестели.