Полвека охоты на тигров - Янковский Юрий Михайлович - Страница 25

Так я прошел с полверсты, пока наконец не услышал знакомый, столь желанный шорох. Я остановился, прислушиваясь. Сомнений не было: где-то поблизости рылись кабаны, но из-за чащи ничего не было видно. Простояв некоторое время, я, наконец, заметил несколько силуэтов в густой заросли за оврагом.

Стрелять по кабану не наверняка (если имеется хотя бы маленькая возможность избежать этого) нельзя, ибо раненый кабан не скоро ложится, а иногда уходит, не останавливаясь, очень далеко, а если и ложится, то в густой чаще, откуда, заслышав приближение охотника, удирает или, что случается гораздо реже, нападает на него и при том неожиданно и стремительно, сопровождая нападение диким ревом, как и все звери вообще. Кроме того, каждый легкомысленный промах по крупному зверю тяжело переживается охотником, ибо иногда от выстрела до выстрела приходится проходить сотни верст и терять недели времени.

Стадо передвигалось медленно, кормясь параллельно моему курсу. Наконец, в прогалине между кустами я выбрал самого крупного кабана. Расстояние до него было шагов 150. Я выцелил в шею позади уха и спустил курок. Кабан рюхнул и исчез. В тот же момент, мимо того места, где он стоял, по густой заросли пронеслось еще несколько зверей. Я успел сделать еще два выстрела, безо всякой надежды на успех, и затем все стихло.

Я постоял с минуту, прислушиваясь и присматриваясь, не объявится ли где-нибудь хотя бы один из разбежавшихся кабанов, или зашумит стреляный мною, но было все тихо. Я уже начал спускаться в овраг, чтобы выяснить, не лежит ли в нем стреляный мною зверь, так как царившая там тишина была подозрительной, но в этот момент, влево от себя, в чаще, услышал шорох и характерное кабанье «фффууу…». Я прислушался. Ясно было, что из-за горы вышел секач, шедший вверх по моему ключу.

Я тихо стал подниматься по своей тропинке ему навстречу, тщательно всматриваясь в чащу, но ничего не было видно. Слышно было только, что и кабан по временам останавливался и прислушивался к моему шороху, стараясь выяснить, кто к нему приближается. Мы осторожно шли оба на сближение и, так как крались навстречу друг другу шагов сто, то момент для охотника был исключительно захватывающий.

Наконец, я заметил шагах в пятидесяти от себя в густой заросли силуэт кабана, но сделать верный выстрел в него при таких условиях было нельзя. Однако это могла быть последняя возможность увидеть зверя и поэтому я, выцелив по предполагаемой передней лопатке, выстрелил. Зверь рванулся вверх по пади. Его не было видно, и только слышался треск ломаемых в густой чаще сучьев и шум листьев.

Зная хорошо расположение ключей, я бросился по тропинке вверх, надеясь увидеть еще какого-нибудь секача, переваливающего через хребетик, тем более, что выше было редколесье. Пробежав немного, я и увидел зверя. Он поднимался на холм, хромая на переднюю ногу, и остановился от меня шагах в четырехстах. Я выстрелил, но не попал. Зверь перевалил через гору и я стал вновь забегать, надеясь увидеть его еще раз.

Действительно, кабан показался вновь в самой вершине оврага, но расстояние было уже около 600 шагов. Видно, рана и высокий подъем в гору давали себя чувствовать. Шел он тихо, а затем остановился в чистом крутом солнопеке. На верный выстрел рассчитывать было трудно, но это был последний шанс добить зверя.

Тщательно выцелив, я выстрелил и видел что пуля взрыла землю под его животом. Зверь продолжал стоять, как видно, не зная, куда ему бежать. Я выстрелил вторично и — о радость — замертво поверженный кабан покатился вниз.

Несмотря на усталость и наступающую темноту необходимо было взобраться на гору шагов шестьсот, чтобы выпотрошить зверя.

Поднявшись шагов сто, я неожиданно услышал позади себя визг кабанов. Я остановился и стал прислушиваться. Визг повторился и я увидел силуэты вышедших из-за перевала двух крупных кабанов. До них от меня было шагов 300, но так как уже стемнело, верный выстрел на такое расстояние сделать было невозможно. К тому же я вспомнил, что при мне нет запаса патронов, так как, покидая станцию, я не рассчитывал на хорошую охоту. Осмотрев свою «десятизарядку», я с грустью убедился, что осталось только два патрона.

Однако раздумывать было некогда и я почти на виду, стал спускаться к зверям, стараясь подойти возможно ближе. Кабаны были так заняты флиртом, что не замечали моего присутствия и это дало мне возможность приблизиться к ним на расстояние ста шагов. Я выбрал момент и стал тщательно целить, чтобы не сделать промаха, так как на каждого зверя у меня было только по одному патрону.

С первого выстрела под ухо секач сразу повалился даже не дрогнув. Чушка отскочила шагов на 10 и, видимо, с удивлением смотрела, не понимая в чем дело. В момент моего второго выстрела она шагнула и пуля прострелив зад, заставила ее сесть. Патроны были кончены.

Я тронулся к своим трофеям. Хотя и очень медленно, чушка все же привстала и начала лязгать на меня зубами. Не имея патронов, я посматривал на ближайшие деревья, чтобы в случае нападения влезть на одно из них. Положение получалось трагикомичное. Мне необходимо было выпотрошить секача, но подруга его охраняла. Ждать было некогда, ибо быстро темнело. Наконец чушка не выдержала и, волоча зад, скрылась за гору. Я быстро подошел и выпотрошил свою добычу.

Теперь предстояла еще более трудная задача: почти в полной темноте взобраться на гору, отыскать убитого секача и выпотрошить его, не имея при этом ни одного патрона. Оставлять невыпотрешенного жирного кабана нельзя, но я даже не был уверен в том, что он мертв. Хотя он и покатился, но все же мог быть только раненым и напасть на меня, а стрелять в него я не мог из-за отсутствия патронов.

Дело, казалось, принимало рискованный оборот, но все же, несмотря на полные сумерки, я двинулся на поиски зверя. Удачная охота заставляла забывать об усталости и ноги буквально несли меня на высокую гору.

Не без труда разыскал я свой трофей. Поверженный вепрь лежал на косогоре, зацепившись за дуб. Первой пулей я прострелил ему ногу, вторая же прошла недалеко от сердца — это был поистине прекрасный выстрел!

С трудом впотьмах я выпотрошил зверя и, не закрывая хворостом, пошел домой. Все равно необходимо было вернуться сюда завтра рано утром, отыскать раненую чушку и осмотреть место, где я сделал первый выстрел по кабану и откуда убежал, преследуя другого.

Выбираться в полной темноте по россыпям, крутекам и чаще, при полном отсутствии снега, было нелегко. Мои компаньоны на таборе на этот раз долго ждали меня к ужину.

Разведка Валерия и Арсения дала слабые результаты. Поэтому Валерий с утра отправился на запад, осматривать новые районы охоты, а Арсений пошел со мной — помочь следить чушку. С собой мы захватили наших носильщиков и повара Чигони — вытаскивать убитого зверя.

Утром, по выходе из охотничьей фанзы, мы обнаружили массу кабаньих следов и изрытых площадей. Видно было, что в последние дни сбором желудей здесь занималось несколько табунов, благо, что урожай был настолько блестящим, что желуди лежали повсюду толстым слоем.

Не доходя немного до того места, где я накануне встретил стадо кабанов, мы заметили новое небольшое стадо этих зверей. Первый выстрел я сделал с расстояния в 200 шагов. Чушка, явно раненая, метнулась через гору и исчезла с горизонта, а остальные звери бросились в разные стороны по чаще. Один из кабанов ринулся в нашу сторону и, когда он несся мимо нас шагах в 30 под гору, со скоростью экспресса, мы с Арсением дали залп. Кабан, перевернувшись через голову, покатился под гору.

Начавшийся день сулил удачу! К сожалению, вторую чушку, тоже раненую, мы не могли выследить, так как вся местность была сильно притоптана свежими следами. Хочу здесь отметить, что для настоящего охотника-любителя и стрелка главным удовольствием является убить зверя метким и красивым выстрелом, на бегу или на очень далекое расстояние и обязательно наповал.

Выпотрошив свою добычу, мы пошли дальше на розыски, указав по пути носильщикам на двух вчерашних секачей. Принялись за слежку тяжело раненой вечером чушки. Снега не было и приходилось следить с чрезвычайным напряжением. Но и здесь улыбнулось мне счастье. Хотя 200 саженей мы прошли в два часа, но обнаружили раненую накануне чушку — она была еще теплой.