Полвека охоты на тигров - Янковский Юрий Михайлович - Страница 36

Мои ранения давали себя чувствовать. Хотя у нас и была походная аптечка и запас бинтов, все же перевязка оказалась делом сложным.

Особенно меня беспокоила страшная грязь и пыль в фанзе, но не хотелось уезжать домой, не попытавшись найти третьего тигра. В перспективе еще был и самый большой четвертый, которого мы следили накануне.

Сгоряча я еще не давал себе отчета, насколько серьезно я покалечен. Фельдшера в деревне найти было нельзя, и я прибег к помощи Люли, для которого такая роль была новинкой. При том, кровь и рваные раны на теле отца так его расстроили, что он, сильно нервничая, не мог мне даже обстричь на голове волосы вокруг ран. Наконец, все было закончено: раны промыли перекисью водорода и залили риванолом.

В фанзе, как я уже сказал, было исключительно грязно и пыльно, и я сшил себе специальный колпак, который носил до тех пор, пока раны не зажили. Осложнений с ранами не было, все они, в конце концов, совершенно зажили, вызвав искреннее восхищение Люли, выразившееся в следующем заявлении:

— Ну, папа, на тебе все заживает, как на паршивой дворовой собаке!..

Это правда — на мне никакая рана никогда не гноится.

Всего на мне оказалось 20 ранений, но ни одного от зубов тигра. Кроме того, на ногах было сломано три ногтя, на руке — один. Раны были — четыре на голове, четыре на лбу, по одной на ушах, одна под левым глазом, четыре на левом плече; три когтя оставили свой след на правом боку. Сильно был прикушен язык. Но все это было пустяки по сравнению с контузией рук.

Руки были так отбиты, что в течение недели я не мог лежать и спал сидя, обложив себя мешками с нашим охотничьим скарбом. Но я был так счастлив успешными итогами охоты, что не замечал боли до тех моментов, когда я задевал обо что-нибудь больными местами.

В своем дневнике я записал:

«…Сейчас, когда уж прошло больше трех недель, контузии продолжают давать сильно себя чувствовать, но я их стараюсь не замечать и такого хорошего настроения у меня не было уже несколько лет…

…От когтей тигра меня в значительной степени предохранили тужурка и брюки из толстой оленьей замши, привезенные еще из Сидеми. Но, конечно, самое большое счастье заключалось в том, что пуля, попав в глаз зверя, раздробила и челюсть. Не будь этого, в лучшем случае я стал бы стопроцентным калекой и тогда прощай навсегда тигровая охота! А этого я не хочу, ибо через год снова будет зима, снег и тигровые следы на нем!..»

На вынужденном отдыхе

Единственное, о чем я сожалею во всей этой эпопее, это о том, что, хотя и на короткое время, я потерял сознание. Иначе я попытался бы пырнуть тигра ножом в живот в тот момент, когда он на мне ехал. Это был бы очень эффектный финал охоты, но, весьма вероятно, мои руки уже не были в состоянии выполнить этот план.

Промыв раны, я стал отлеживаться. Не могу не добавить, что вся деревня пришла навестить меня и осмотреть итоги моего пребывания в объятиях тигра.

Вечером я сказал Люле, что третий тигр наверняка в ближайшее время придет искать своих друзей на место побоища. В этом я был уверен, зная хорошо звериную повадку искать друг друга. Люля, имея меньший опыт, не разделял моего мнения, но я настаивал твердо на своем. Это меня очень обескураживало, ибо, не имея возможности двигаться, я не мог Люле доказать свою теорию на практике.

Вся эта история произошла со мной 31 января и мы вечером послали в Новину телеграмму, вызывая на помощь Арсения и сообщая о моем ранении.

С трудом я уговорил Люлю пойти осмотреть окрестности и место схватки, чтобы узнать, не приходил ли тигр.

Помимо того, что он не был согласен с моими предположениями, я не мог не заметить, что тигры при первой встрече, да еще протекавшей при таких драматических обстоятельствах, произвели на него должное впечатление. Он понял всем своим нутром непреодолимую мощь хищника, чего до сих пор не осознавал.

Еще два дня тому назад, когда он вернулся после своей легкомысленной гонки за тигром, и я стал ему говорить о тех опасностях, которым он себя подвергал, Люля, видимо, не доверял моим опасениям и не придавал должного внимания моим словам.

Мне не раз приходилось наблюдать в жизни, как храбрится молодежь, отправляясь утром со мной по следам тигра. И даже тогда, когда я по следам убеждался в том, что тигр рассержен и начинает вести контратаку в густой чаще, все мои предупреждения об опасности не имели успеха. Но достаточно было тигру в полсотне шагов от нас задрать одну из преследовавших его собак, и подошедшая на место происшествия молодежь видела, как из только что расставшейся с жизнью собаки шел пар, а снег вокруг нее был обильно окрашен кровью, то действительно храбрые становились серьезными охотниками, а более слабохарактерные заявляли. «Я дальше не иду…». Когда-то я сам, 46 лет тому назад пережил это. Я никогда не был трусом, но такой же рев, также прозвучавший несколько позади меня и также меня оглушивший, заставил все это вспомнить сразу же, в момент нападения тигра.

Что касается Люли, то я его хорошо знаю. Он доказал свою выдержку, храбрость и силу воли, когда на него наскочили сразу три медведя — он всех их уложил. Вчера он также проявил свою волю и храбрость.

Однако, когда он довольно быстро вернулся сегодня с разведки, я, наблюдая за ним, убедился, что вчерашнее происшествие он пережил вновь с прежней силой. Рассказывая мне о некоторых деталях нашей вчерашней схватки, которые он выяснил сегодня по следам, он с трудом старался быть спокойным. Вдобавок, ему утром не повезло со сворой. При выходе из деревни наши собаки так покусали Вори, что ему пришлось затем отлеживаться недели две.

Вернувшись, Люля сообщил мне, что тигр не приходил и от себя добавил:

— Наверное, и не придет больше…

Мы вызвали из Мергена фотографа и снимали тигров. Я с трудом встал для этого, так как все мои изъяны давали себя чувствовать — руки едва гнулись. Шансы на скорое выздоровление и поиски тигров были небольшие. Первого мы вызвали телеграммой на подмогу Арсения. Валерий все еще остается в Шанхае.

Люля плохо себя чувствовал и не мог пойти на охоту, чтобы проверить — приходил ли тигр.

Люля уехал в Хунчун, чтобы получить деньги за тигров. К сожалению, мне пришлось продать их здесь, так как для ввоза их в Корею нужно было бы платить высокую пошлину.

Я уговаривал корейцев пойти посмотреть, не приходил ли тигр, но никто из них не согласился. К сожалению, у нас не было убитых ни коз, ни кабанов, чтобы положить их для приманки зверя.

Корейцы в Чунгоу были так напуганы моим ранением и, зная, что еще осталось два тигра, боялись даже ходить в лес за дровами, которых ни у кого из них не было. Им приходилось обрубать хворост на соседних к Чунгоу склонах.

Вчера я попросил хозяйку согреть мне воду в большом котле и, лежа на кане, по очереди парил по часу обе руки. От припарки боль несколько уменьшилась и руки как будто бы стали гнуться лучше.

Сегодня я повторил эту операцию и заметил значительное улучшение. Пробовал даже прицелиться из ружья, но ничего не вышло. Все же левая моя рука действовала в плече, но локоть был черным и не сгибался; правая отказывалась подниматься, но пальцы действовали на обеих руках.

Люля должен был сегодня вернуться, но не приехал. Видимо, что-то его задержало.

Снова повторил я операцию «варки» собственных рук до плеча и после третьего распаривания заметил сильное облегчение.

Попробовал прицелиться. Не торопясь вставил ложе под мышку и прицелился. Дело, видимо, налаживается. Ура! Я могу уже стрелять!

Раны на голове и теле стали подживать, нагноений не было, и все шло прекрасно.