Фраер вору не товарищ! - Рыжков Владимир Васильевич - Страница 85

— Как ты от них ушел?

— Так же, как и ты. Ногами.

— Куда теперь? — деловито уточнил водила.

— На вокзал, — бросил Андрей и сжал Люську в объятиях.

«Жигуленок» резво рванул вперед.

Два здоровяка-омоновца колотили в стальную дверь тяжелыми коваными ботинками. Дверь сотрясалась от ударов и издавала глухие стоны, но стояла насмерть. Пора было пускать в ход малую артиллерию.

— Открывайте, не то щас взорвем! — пообещал один из здоровяков, продолжая, впрочем, бить ногой по двери, а не хватаясь за гранату, болтающуюся у него на поясе. Второй, в отличие от него, не давал пустых обещаний.

Несмотря на все старания, за дверью никто не подавал признаков жизни. Самохин равнодушно наблюдал за их действиями. Костя суетился рядом, то и дело исподтишка ударяя по двери кулаком, словно ударов ботинка было недостаточно.

— Последнее предупреждение! — крикнул он. — Волков, мы знаем, что ты здесь! Если не откроешь, это будет расценено, как сопротивление. Зачем тебе лишняя статья? Ты и так накрутил себе предостаточно.

Командир омоновцев положил здоровяку тяжелую ладонь на плечо. Тот перестал стучать и оглянулся.

— Все, Саш, тащи «болгарку». Будем петли срезать.

Здоровяк кивнул и удалился. Застучали тяжелые ботинки по ступенькам.

Тарасенко понуро стоял в стороне, теребя ключи от квартиры. Подошел, вставил ключ в замок, повертел его.

— Бесполезно, — проворчал Костя. — Они на щеколду закрылись. Чего тут теперь ключами звенеть! Надо было сразу его хватать. Эх, если бы я тут сидел! Я бы их не упустил! Дверь бы не успели открыть.

— У тебя уже была такая возможность, — ехидно заметил Тарасенко. — Чего ж упустил?

— Не мог женщину ударить! Не то воспитание!

— И у меня не то! Бабу — запросто. А вот его…

— Все, прекратили! — не сдержался Самохин. — Как дети!

Здоровяк вернулся с «болгаркой», открыл шкаф разводки электросети, подключился. Зажужжал на весь дом и в минуту смахнул стальные петли алмазным диском. Дверь зашаталась и выпала из каркаса. Омоновцы прислонили её к стене. Поснимали с плеч автоматы, ввалились в квартиру. Там было пусто. Никаких следов живого человека, как на необитаемом острове. Командир недоуменно оглянулся на полковника.

Самохин прошелся по квартире, добрел до гостиной, устало опустился в кресло. Забросил ногу на ногу, откинулся на спинку.

— Ну и где они? А, Тарасенко! Прошляпил? Все уши мне прожужжал: «Давайте быстрее, а то уйдут!» Кто уйдет-то?

Тарасенко ошеломленно пожал плечами.

— Я же своими глазами видел через глазок, Аркадий Михалыч. Двое пришли, открыли квартиру. Волков и эта, Каретникова. Такая красивая баба! Нырк туда и дверь на запор.

— Я тебя не спрашиваю, красивая она или не красивая. Я хочу понять, куда эта красивая баба пропала.

— Не знаю… — недоуменно пробормотал Тарасенко. Таинственное исчезновение беглецов из закрытой квартиры попахивало чертовщиной.

Костя обнаружил открытую дверь на балкон, высунулся наружу, посмотрел вниз на затоптанный газончик, заглянул на соседний балкон. Фрамуга окна нараспашку. Занавеску треплет ветер. Он засиял, как одуванчик.

— Они через балкон ушли, Аркадий Михалыч! Через соседний подъезд. Ищите их во дворе!

Омоновцы ломанулись на выход. Командир отдал приказ по рации, чтобы прочесали двор и соседний подъезд. Через пару минут ему ответили, что ни во дворе, ни в подъезде никого.

— Я так и думал, — вздохнул Самохин. — Куда они могли направиться? Какие предположения?

— Никаких, — ответил Костя. — Вы начальник, вы и предполагайте. У них, может, ещё квартира есть. Мы же не отработали всех её знакомых: манекенщиц, закройщиц, уборщиц. Три дня работы! Волков нас что, ждать будет?

— Ждать он, конечно, не будет, — согласился полковник. — Он постарается уехать из города. На машине или на поезде. Самолеты у нас пока, слава Богу, не летают. Значит, отрабатываем вокзал и выезды из города. Кто у нас на вокзале?

Костя ходил из угла в угол, видно, у него чесались руки. Хотел, хотел броситься в погоню, но ждал распоряжения сверху.

— Только местная бригада. Но у них и без нас забот хватает. Давайте я туда поеду, Аркадий Михалыч. От меня Волков не уйдет. Даже если под чукчу загримируется, я его, гада, узнаю. Мы теперь с ним братья по крови. Он мне кровь попортил маленько, и я ему попортил. — Костя потрогал ранку на скуле, заклеенную тонкой полоской телесного пластыря.

Самохин немного подумал, опустив взгляд в пол. Что-то ему вся эта беготня надоела. Бессонная ночь, сплошные разъезды и погони, посещения чужих квартир, и трупы, трупы. Самое скверное, что везде они опаздывают. Волков опережает их на шаг. Уходит у них из-под самого носа. А может быть, они просто гонят его впереди себя? Оставить в покое, и он сам где-нибудь нарисуется. Вот тогда и взять без хлопот.

— Ладно, — вздохнул он. — Давай, Костя, дуй на вокзал! Только хочу тебе сказать одно: умение водить машину заключается не в том, чтобы её разогнать, а в том чтобы вовремя затормозить.

— Это вы о чем? — не понял Костя.

— Да о том. Предупреждаю, чтоб ты вовремя остановился. — Самохин перевел взгляд на командира омоновцев. — Вы тоже давайте вместе с ним. Только не светитесь особо. А то будете торчать у всех на виду!

— Обижаете, Аркадий Михалыч, — заметил командир. — Мои ребята могут с травой сравняться, собака не найдет.

Костя с командиром унеслись из квартиры.

Самохин тяжело поднялся из кресла, прошелся по комнате, разминая суставы, зачем-то пооткрывал дверцы шкафчиков, разглядывая содержимое, окинул взглядом комнату, словно что-то искал. Тарасенко исподлобья наблюдал за ним, ожидая, что шеф сейчас выскажет очередную мудрую мысль. Но видно, пока она ему в голову не приходила, и Самохин двинулся в спальню. Тарасенко поплелся за ним. Наконец полковник изрек:

— Как думаешь, зачем они сюда приходили? Что им тут было нужно? Ведь, наверняка, знали, что здесь засада. А?

Тарасенко пожал плечами.

— Кто их знает? Наверное, взять что-нибудь хотели. Деньги, документы.

— Деньги? Так мы во время обыска никаких денег и документов тут не нашли. — Самохин подхватил с кровати люськину кофточку, пропитанную запахом её тела. Понюхал, помял в руке. — Хорошо пахнет, черт! Да, красивая женщина. Как думаешь, можно из-за такой женщины голову потерять, а? Ты бы потерял?

— Да ну! — Тарасенко махнул рукой. — Из-за бабы голову терять? Что я, совсем? Меня моя так достала, я бы скорее сам ей голову открутил.

— Ну, а ты представь себе. Выходит человек из тюрьмы, женщин шесть лет в глаза не видел, а тут такая красивая женщина. Провел с ней ночку, голову-то и потерял. Тогда из-за неё можно и менту в морду дать. Как думаешь?

— В морду можно, а вот мочить — это чересчур! Хоть кто она! Из-за бабы мента убить, это значит, не только голову потерять, но и то, что в этой голове имелось.

— Ну вот видишь! Я тоже думаю, что он не совсем голову потерял. И с чего ему тогда Суркова убивать? Дал по морде, отобрал пистолет и пошел себе. Не мог же он через час вернуться и добить!

— Как это вернуться? — удивился Тарасенко. — С чего вы это взяли?

— Вскрытие показало, что мог вернуться, — убедительно сказал Самохин.

Тарасенко удивленно вытаращил глаза. Что-то у него такой причинно-следственный ряд никак не выстраивался. Даже если поднапрячь ассоциативное мышление, связать вскрытие трупа с возвращением вора никак не удается. Самохин пришел ему на помощь.

— Наша Елена прекрасная установила, что Суркову нанесли два удара по голове. И второй удар был намного сильнее первого. Он и оказался смертельным. Причем удары наносили с разницей почти в час времени. Не мог же Сурков целый час в отключке лежать, дожидаясь возвращения Волкова. Значит, после первого удара он пришел в себя, начал полотенце к шишке прикладывать — помнишь, там полотенце мокрое на полу валялось?

— Помню…

— А через час после этого кто-то пришел опять и нанес второй удар. Наш бедный Сурков так влетел в стену, что сразу и откинул, так сказать, копыта. Так вот, я думаю, что второй удар нанес кто-то другой, посильнее Волкова.