Запах легких денег - Рыжков Владимир Васильевич - Страница 32

— А кто же еще! — засмеялась Алиса. — Свой-то чемодан он отдал…

— Кому?

Алиса поняла, что сболтнула лишнее. Если дальше рассказывать, как есть, то получится, что этот чемодан чужой. То есть водила участвует в ограблении и помогает преступникам. Тут уже будет другой расклад, в зависимости от действий водилы. Кто его знает, может и ментам сдать.

— А… проводнику.

— Зачем? — удивился таксист и резко тормознул перед светофором, который включил красный свет.

Алису с Романом немного тряхнуло вперед.

— Чтобы тот подержал его, пока он донесет мой! Тоже попался добрый человек.

— Скажи, сколько сразу добряков! — с сомнением пробормотал водила.

— Мир не без добрых людей! — Алиса посмотрела на Романа, и они натянуто засмеялись.

Несмотря на все их ухищрения, Водила понял себе, что эти двое явно что-то не договаривают. Что-то здесь не все чисто.

— Так с чем был чемодан? — уточнил он.

Алиса с Романом сразу притихли.

— Чей? — осторожно поинтересовалась Роман.

— Ну, этого парня?

Алиса пожала плечами.

— Откуда мы знаем?

— Так зачем нужно было его забирать? — усмехнулся водила.

Алису пробил холодный пот. Как этот тюфяк мог обо всем догадаться? Видно, тут, в Москве, таксисты всякое видели и понимают, что к чему! А может, он ничего не понял, а просто спросил первое, что пришло в голову. Во всяком случае, лучше попридержать язык за зубами.

— Кто у кого что забирал? Вы о чем! Ничего не понимаю! — возмущенно сказала она, замолчала и уставилась в окно, разглядывая пролетающие мимо них иномарки.

Водила бросил на неё взгляд в зеркало заднего вида и хмыкнул. Странная какая-то девица, подумал он, темнит что-то. Но выяснять дальше ничего не стал, поняв, что больше ему ничего и не расскажут. В конце концов, его дело баранку крутить, а не развлекать пассажиров посторонними разговорами. А то они могут и обидеться. А обиженные клиенты не так щедры.

Киселевич возвышался за стойкой вокзального буфета, как памятник неизвестной личности на центральной площади города Карячина. Он пил кофе и доедал второй бутерброд. Что бы ни происходило в его жизни, он никогда не забывал вовремя подкрепиться. Утоление чувства голода, в отличие от остального человечества, было для него основным инстинктом. Но сейчас на его лице была такая невыразимая скорбь, словно он только что приехал с похорон любимой тещи. Он ни на кого не обращал внимания, и поэтому даже не заметил, как к нему подошли с двух разных сторон Макс с кейсом в руке и Жорик. Они словно вынырнули из вокзальной толкотни, увидев старого друга в столь неожиданном месте.

— Пройдемте, гражданин! — тихо сказал Макс, и никто его не услышал, кроме самого директора. Впрочем, для него эти слова и предназначались.

Киселевич испуганно оглянулся, но друзья уже подхватили его под белы руки и потащили к выходу. Директор от неожиданности даже не стал сопротивляться. И даже не успел поставить на место чашку с кофе, так и продолжая держать её в правой руке. В левой он сжимал узелок со своим барахлишком, которое теперь не выпускал из рук. Это было единственное, что у него осталось.

Народ в буфете продолжал как ни в чем не бывало питаться дальше, не обращая внимания на довольно странный инцидент. Кого сейчас волнует, что какого-то гражданина с безумными глазами куда-то потащили? Да по одному его выражению лица и затасканному виду можно сделать вывод, что ему самое место в психушке!

Между тем Макс и Жорик потащили директора не в психбольницу, а в самый обычный мужской туалет, который находился в дальнем углу вестибюля. И, скорее всего, они потащили его туда совсем не для того, чтобы воспользоваться этим туалетом по прямому назначению. Ведь Киселевич их об этом не просил.

В простенке между туалетами, мужским и женским, сидела довольно странная пожилая дама, накрашенная, напомаженная, причесанная, в очень красивом жакете, словом, в совсем неподходящем для туалета виде. Было сразу ясно, что это на редкость интеллигентная тетка. И она здесь занималась тем, что собирала входную плату за право пользования общественным местом. Причем плата была одной для всех, независимо от того, кто и что собирался делать в туалете и какой период времени. Хотя, как известно, на любом аттракционе оплачивается именно определенное время пользования. Видно, что-то не додумали устроители этого вокзального аттракциона, упустив прекрасную возможность нажиться на человеческих слабостях!

Тем не менее, друзья с трудом дотащили Киселевича до двери мужского туалета, поскольку он слабо сопротивлялся и не хотел идти, отбиваясь от них своим узелком с вещами. Макс препоручил его Жоре и полез в карман за бумажником.

— Почем вход? — поинтересовался он у тетки.

— Пять рублей, — нагло ответила она.

— Сколько? — переспросил Жорик удивленно. Ему показалось, что пять рублей — это слишком дорогая плата за то, что можно сделать бесплатно в любой подворотне.

Тетка даже испугалась, настолько грозным был его вид, и быстро сказала:

— Это в партер.

— А на бельэтаж? — тут же спросил Макс.

— Два рубля! — тут же ответила тетка.

Макс протянул ей стольник.

— Снимаем весь сортир на полчаса.

— Да вы что! — возмутилась тетка. — А как же другие зрители?

Жорик наклонился к ней и тихо сказал:

— Бабка, получила свое и не возникай!

Тетка обиженно поправила прическу и важно заявила:

— Я вам не бабка! Я народная артистка России! Просто у меня пенсия маленькая. Вот и приходится подрабатывать!

Макс галантно раскланялся и извинился за своего другана:

— Простите, мадам! Он такой невежа!

Макс всегда относился с уважением к людям искусства и даже изредка посещал театр. Впрочем, это было в лучшие времена, когда не приходилось добывать хлеб насущный в жарких схватках с конкурентами и бандитами. В те самые времена, когда инженерия читала книги, ходила в кино и театр, и думать не думала, что на свете существуют такие профессии, как, например, рэкетир.

И они с Жориком затолкали очумелого директора в туалет. Киселевич молчал, как рыба, и так же, как рыба, таращил глаза, не понимая, что вообще происходит. Ему почему-то казалось, что сейчас его будут бить, но он даже не успел испугаться, потому как не знал, за что. Вроде бы деньги он отдал, так чего ещё с него взять. У него же ничего нет!

В туалете Макс для начала подождал, пока выйдут посетители этого заведения, коих оказалось не так много — всего-то два человека. Затем запер дверь, просунув в ручку швабру, чтобы избежать появления ненужных свидетелей. А Жорик прижал бедного директора к стенке. Тот продолжал испуганно таращить глаза, абсолютно не понимая, за каким лешим его приволокли в туалет. Вообще-то он и сам сюда собирался, и пошел бы добровольно, если бы ему предложили. Но чтобы вот так, насильно?

Но рэкетиры, видимо, совсем не намеревались заниматься естественными для этого помещения делами.

— Ты что нам подсунул, гад? — прошипел Макс в лицо гробовщику.

Киселевич наморщил лоб и испуганно пожал плечами. Неужели этим головорезам ещё что-то от него надо? Получили свое, пускай радуются и больше не пристают с дурацкими вопросами! Что, решили — мало, и теперь станут требовать еще?

— Как что подсунул? Баксы, — рассеянно пробормотал он. — Пятьсот тысяч, как одна монета.

Макс тихо выругался, шибанул ногой дверь одной из кабинок и положил кейс на унитаз. Затем открыл замки, откинул крышку, вынул одну пачку, которая оказалась без обертки. И швырнул ею в лицо директора. Но пачка до него не долетела, а во все стороны разлетелись маленькие листочки с каким-то напечатанным текстом.

— Вот тебе твои баксы! На, получи и распишись!

Потом он схватил другую пачку и разорвал обертку. Подошел, повертел бумажками под носом у изумленного гробовщика.

— Это, по-твоему, баксы? Какие-то странные баксы стали печатать, а! Даже забыли написать, почем номинал! — Макс швырнул пачку вверх.