Каролинец - Sabatini Rafael - Страница 65

Лэтимер чуть задержался, но, тем не менее, позвонил. Мендвилл скрестил руки на груди.

— Вы, конечно, понимаете, что мой арест повлечет за собой арест вашего тестя?

— И что с того?

— Пораскиньте мозгами, что за этим последует.

Дверь открылась и показался Миддлтон.

— Вызовите охрану, — коротко приказал майор.

— Вы — болван! — Мендвилл процедил это слово со максимальным презрением, на которое только был способен. — Вас не волнует судьба вашей жены?

— Моей же… — не договорил Лэтимер и на секунду остался стоять с приоткрытым ртом; глаза его расширились. — Моя жена что-то знает? Знает, что вы не квакер?

Но это был уже не столько вопрос, сколько горькое восклицание. Стоило Мендвиллу упомянуть Миртль, как перед ним, будто при вспышке молнии, предстала жуткая правда и лавиной обрушились воспоминания, наполняя сердце ужасом и свинцовой тяжестью. Излишними были уже пожатие плеч и насмешливая улыбка — ответ Мендвилла; Гарри понял, каким он оказался тупицей, полагая, что Миртль, подобно ему самому, поверила в Джонатана Нилда.

Снаружи донесся печатный шаг, слова команды и стук приставленных мушкетов. Вновь появился Миддлтон.

— Охрана здесь, сэр.

Лэтимер справился с собой.

— Пусть подождут, пока я снова не позвоню, — сказал он.

Миддлтон, думая, что допрос не окончен, вышел и закрыл за собой дверь. Бледный Лэтимер, ощутивший вдруг дурноту, повернулся к Мендвиллу, на губах которого кривилась ухмылка.

— Итак, сэр, может быть, вы объяснитесь во избежание недоразумений? На что вы намекали, говоря о моей жене?

— Так ли уж это необходимо? Что подсказывают вам ваши собственные извилины? Думаю, вы все прекрасно поняли, иначе не задержали бы охрану.

— Тем не менее, сэр, мне хотелось бы услышать от вас. Какая опасность может ей угрожать, если вы и сэр Эндрю предстанете перед трибуналом?

Рука Мендвилла опустилась в карман. Лэтимер выхватил из-за пазухи пистолет и навел на него.

— Поднимите руки, немедленно!

— Всего лишь табакерка, — засмеялся Мендвилл. Он достал табакерку и постучал указательным пальцем по крышке. — Немного успокоительного мне не повредит — нервы шалят. — Он открыл крышку и, набрав щепоть табаку, продолжал: — Успокойтесь, при мне нет оружия, наличие которого смогло бы оправдать ваши действия, если вы застрелите меня в целях самозащиты. — Он втянул порошок ноздрями, после чего, спрятав коробку в карман и отряхнув пальцы от крошек, добавил с усмешкой: — А жаль, это был бы удобный способ избавиться от меня.

— Мендвилл, отвечайте на мой вопрос, или, ей-Богу, через десять минут вас поставят к внутренней стене этого сада перед командой с мушкетами. Я расстреляю вас своей властью и приму на себя всю ответственность за этот поступок.

— Ответственность — не то слово. Безусловно, друг мой, безусловно, губернатору будет что сказать вам. Неудобный человек этот Ратледж. Он начнет доискиваться причин… И где, как вы думаете, он будет искать? Он приволочет к себе сэра Эндрю Кэри, а тот ему кое-что объяснит… То же самое, кстати, произойдет, если вы предадите меня суду военного трибунала. Впрочем, даже если Ратледж не станет этого делать, будьте уверены — я принял свои меры. Не воображайте, что я шел сюда по вашему вызову, в цели которого трудно было ошибиться, не приняв на крайний случай надлежащих мер предосторожности. Я слишком старый солдат, дорогой мой Лэтимер, чтобы, собираясь в бой, не подготовить пути к отступлению. Вам следовало бы помнить об этом. Видимо, в прошлом я переоценил ваши умственные способности. Ваше поведение не подтверждает мою старую оценку. Правда, вы чрезмерно возбуждены, поэтому позвольте призвать вас к спокойствию, дабы вы могли трезво все обдумать.

Лэтимер сделал над собою усилие, но дело было не в этой язвительной речи. Пожалуй, ему действительно необходимо взвесить создавшееся положение на холодную голову. Он убрал пистолет, сел за стол и попытался говорить спокойно:

— Только что здесь была моя жена. Она знает, кто вы?

— Ну, конечно. Она знает это три месяца — с тех самых пор, как мы впервые встретились на Трэдд-стрит. Вы с генералом Молтри находились тогда в Пьюрисберге. Первый же допрос сделает этот факт достоянием гласности — старый Кэри позаботится об этом.

— Вы собираетесь меня убедить, что Кэри желает погибели своей собственной дочери? — крайне недоверчиво спросил Лэтимер.

— Прежде всего он желает погибели вам, майор, но чтобы добиться этого, он без колебаний пожертвует своей дочерью. А с нею он уничтожит и вас, потому что вы неизбежно будете впутаны — это вам должно быть понятно.

Но Лэтимер не понимал, да сейчас он и не стремился понять. Для него во всем этом заключалось нечто гораздо более ужасное, чем угроза его доброму имени. Пока его мысли были заняты чем-то одному ему известным, Мендвилл развивал наступление.

— Она регулярно сновала между штаб-квартирой Молтри и отцовским домом. Кэри поклянется — и его не понадобится принудительно приводить к присяге, — что она приносила сведения для передачи британцам.

— Ну уж это, по крайней мере, вранье!

— Да? В таком деле доказательства мало чего стоят. Ложь это или правда

— все охотно в нее поверят, и здесь наивно рассчитывать на непредвзятость судей.

И Лэтимер с горечью понял справедливость этих слов, вспомнив оскорбительную рекомендацию Ратледжа запретить Миртль посещать Трэдд-стрит. Рекомендацию, которую он с негодованием отверг.

Мендвилл вкрадчиво возобновил свою речь:

— Если ее отец поклянется в этом — а он поклянется — то трибунал сделает вывод, что переданная ею информация могла исходить только от вас. Как вам нравится такая перспектива, а, Лэтимер?

— Пф-ф, это меня не волнует. — Лэтимера и впрямь терзало другое.

— Допустим. Пусть собственная судьба вас не волнует. Но здесь замешана Миртль. Вы думаете, я забочусь о себе? Думаете, я распинаюсь, чтобы спасти свою шкуру? Нет. Я делаю это потому, что если я предстану перед судом, то перед ним неизбежно окажется и Миртль; и какова бы ни была уготованная мне судьба, ее судьба будет не легче. А уж насколько в эту историю окажетесь втянуты вы, лично меня, разумеется, ни на грош не интересует.

Лэтимер тяжело навалился на стол локтями и прикрыл ладонями лицо. За эти несколько минут оно успело осунуться и словно бы постареть.

Мендвилл, наблюдая за ним из-под полуприкрытых век, продолжал:

— Интересно, верно ли вы себе представляете, как сильно ненавидит вас Кэри. Помешав отомстить вам законным способом, вы нанесли ему смертельное оскорбление. Вы связали ему руки, оставив за собою выстрел в ту ночь на балу у Брютона. Способны ли вы представить, как его это бесит? Он не мог драться с вами как мужчина с мужчиной; невозможность повторного вызова непрерывно и со временем все сильнее подхлестывала его ненависть. Чтобы расправиться с вами, он заставил себя пойти на мировую с Миртль. Грубая комедия. Его отвращение к ней лишь немногим уступает отвращению к вам. В его представлении она — неблагодарная, бессердечная дочь, предавшая отца ради его злейшего врага. Если угодно, считайте его сумасшедшим — ей-ей, я тоже склоняюсь к этому мнению. Только не рассказывайте обо всем этом Миртль.

Мендвилл закончил, а Лэтимер сидел неподвижно, продолжая отрешенно смотреть в пространство. Пауза затянулась; Мендвилл тихонько застегнул рубашку и, глядя в зеркало над камином, повязал на шею косынку.

— Так что вы решили? — нарушил он наконец молчание. — Больше нельзя тянуть, это вызовет подозрение.

Лэтимер пробудился от мрачных раздумий, судорожно вздохнул и поднялся.

— Я не имею права дать вам уйти. Не в моих правилах спасать себя путем предательства интересов страны.

— А, вы об этом, — сказал Мендвилл. — Можете не беспокоиться. Любые ваши действия не отвратят неизбежного. Завтра или, самое позднее, послезавтра Превост вступит в Чарлстон. Я — агент, но не связной, а связных у меня несколько. Одного из них вы утром захватили, но есть и другие, которых вы не поймали и не поймаете. Они будут, как и раньше, передавать важные сведения. Город обречен, сэр, и мой провал положения не спасет.