Жара в Аномо - Коваленко Игорь Васильевич - Страница 51

— Счастливчик. Ну и что же он вам рассказал?

— О нападении ничего определенного. Стреляли из укрытия, и было уже темно. Случайный очевидец позвонил нам, прибыли по тревоге, прочесали весь район — впустую.

— Вы допросили, надеюсь, как следует?

— Так точно, — сказал Ойбор, — ничего вразумительного. Он только передал ваш с ним разговор, сам рассказывал мне около часа, хоть я и не требовал. Он был напуган и растерян до предела, все просил передать вам, что надеется на вашу защиту в будущем. Меня, как видно, всерьез не принимал, хотя я и пытался его успокоить.

— Хорошо, разберемся завтра, — сказал Даги Нгоро устало, — а сейчас, раз уж вы пришли, поговорим о буровом мастере Матье. Я провожу вас немного, если не возражаете, охотно пройдусь по воздуху перед сном.

Капитан швырнул в прихожую халат, нервно запер дверь, и они спустились вниз и вышли на тихую улицу, удаленную от шумного, залитого огнями, пыльного и многолюдного центра.

Это был район новостроек. Повсюду встречались груды строительного материала, под ноги то и дело попадались рытвины и свежезасыпанные траншеи подземных коммуникаций, однако дышалось сравнительно легко, ибо движения здесь было мало, как это бывает в местах новоселья по вечерам. Люди не взрывали сор ногами, предпочитая хлопотать в новеньких, только-только обживаемых "гнездышках".

Заложив сильные руки за спину, строгий и подтянутый, Даги Нгоро шагал чуть впереди сержанта и говорил неторопливо, подчеркивая каждое слово:

— Таким образом, опасаясь ареста, Энди Сигбьерн завербовался в иностранный легион. Осенью того же года капрал второго батальона в Эль-Маццоне бежал из гарнизона накануне отправки в Индокитай. Однако в Бен-Гардане, Тунис, он был схвачен патрулем спаги при попытке проникнуть на итальянское торговое судно. Бежал вторично, перебив конвой, за что заочно был приговорен трибуналом к расстрелу. Сражался в Кении против колониальной армии.

— Да, в нашем разговоре Гикуйю тоже упомянул об этом, — сказал Киматаре Ойбор, — они познакомились там, Гикуйю, правда, утверждает, что и в Кении не верил в искренность этого белого, как и сейчас.

— Он и такими воспоминаниями успел поделиться с вами?

— Да, говорил без умолку, его трясло, как в лихорадке.

— Прекрасно, — сказал Нгоро, — он очень любезно позаботился о моем времени, избавив меня от необходимости тратить его на предполагавшуюся беседу с вами по этому поводу. И консула не забыл?

— Не забыл.

— Очень хорошо. Но вернемся к нашим баранам. Итак, Энди-Ник благородно повоевал с колониальными частями, подумать только! Потом, как многие, поддался нефтяной лихорадке. Кочевал по нефтепромыслам на северо-западе континента, где и приобрел квалификацию. Как очутился у нас — пока не установлено. Постараемся выяснить сами. Не беспокоя его пока. Он нужен экспедиции, а она нужна стране, верно я говорю, сержант?

— Так точно, полностью с вами согласен.

— Благодарю, — улыбнулся Нгоро, — окружной комиссар также не возражает. А все-таки жаль, что не установлено, каким образом подобным авантюристам удается проникать в страну.

— Зато доподлинно установлено насчет консула, — вдруг заметил Киматаре Ойбор, — он вылетел из страны задолго до убийства инженера и полицейского на площади. Его алиби смешало кой-какие мои карты.

— Рад, что вы признали мою правоту. Желаю, чтобы вы поскорее и успешно разработали единственно правильную версию. — Нгоро с довольным видом повернулся к Ойбору: — Советы офицера — полезная штука.

— Да. Я был непростительно самонадеянным в первый момент, потом же просто не хватило смелости признать это.

— Отлично! Хвалю! — воскликнул Нгоро и продолжил путь. Он решил проводить сержанта до следующего угла, где виднелся освещенный газовым фонарем пластмассовый козырек автобусной остановки.

— И все же, если откровенно, обидно, что потрачено столько сил и времени напрасно, — вздохнул Ойбор, — я имею в виду все то же консульство. Обидно, что у консула алиби. Не нравится мне его физиономия.

Даги Нгоро рассмеялся:

— Он готов был заподозрить безвинного во всех грехах только потому, что его физиономия, видите ли, не по вкусу! И это произнес сыщик с золотыми лентами! Услышал бы ваши слова окружной — репутация в прах! Святая простота! Спасибо, сержант, я усну с улыбкой.

— Займемся нефтью, — сказал Ойбор, — с вашего позволения.

— Меня он давно занимает, этот тип, — вновь серьезным тоном промолвил Нгоро. — Дезертировал из французского легиона, дрался с англичанами, все это делает ему честь. Но с другой стороны — контрабанда в Алжире, фейерверки в Ливии, тюрьма, служба в "Тексако Галф". Что он за птица?

— Да уж не скучал, судя по всему, не скучал.

— Сколько же ему было, когда записался в легион, лет семнадцать?

— Если не меньше, — сказал Ойбор.

— Долгое молчание Аномо… Передатчик там в порядке? Вы лично проверили?

— Нет, гражданин капитан, обстановка не позволила. Но Джой уверяла, что все в лучшем виде. Пробная связь подтвердила это. Рация у них общая, доступ относительно свободен. Вероятно, ей пока нечего сообщить.

— А что ваш башмачник, еще не сбежал домой?

— Старик молодчина, обещает сидеть сколько нужно, хоть сто лет. Говорит, что и не подозревал раньше, насколько интересна жизнь у бензоколонки. Выглядит помолодевшим, прямо счастливым. Сначала они с заправщиком чуть не дрались, а теперь подружились — водой не разлить. Заправщик трубит всем водителям, будто его старый друг утрет нос любому автомеханику в мире.

46

— Матье! — вскрикнула она, пытаясь вырваться из объятий ошалевшего от ее близости Ника. — Пустите! Да пустите же, Матье! Сумасшедший!

— Я уже тридцать шесть лет в своем уме, с рождения. Не тот возраст, чтобы теперь упустить долгожданное. Я буду хорошим мужем, клянусь.

— Оставьте меня! Сюда идут. Какой стыд… Умоляю, пустите.

— Плевать, пусть все знают, ты моя. Иначе нельзя, Джой, малышка, я признаюсь тебе кое в чем…

— Прочь! Животное!

Ник упал на песок, силой увлекая девушку за собой и зажимая ей рот.

Это Борис Корин прибежал на склад, поискал там что-то впотьмах. Вдруг он насторожился, услышал неподалеку возню и приглушенный стон.

— Эй, кто здесь? — спросил он, вглядываясь в темноту. — Братцы-полуночники, где трехкиловаттки? Сгорел левый прожектор. Кто здесь?

— Совать нос в чужой интим — паршивая манера, — зло отозвался Ник.

Борис Корин смутился, засуетился как-то неловко среди коробок, ящиков и мешков, словно какой-нибудь воришка, пойманный с поличным. С удвоенной энергией и торопливостью принялся шарить в складских нагромождениях, растерянно бормоча:

— Мне лампу… куда же их подевали, трехкиловаттки… перегорел… куда же переложили… тут, помню, лежали, с краю…

Ник Матье гневно крикнул ему:

— В углу возле входа! Картонная коробка! Бери и сматывайся!

Внезапно сквозь громкие возгласы Матье прорвался сдавленный крик девушки. Борис бросился к ним, рванул Ника за плечи.

— Не смей! Ты что, озверел, гад!

Высвобожденная Джой отбежала на несколько шагов и упала, содрогаясь от рыданий и пережитого страха:

— Как ты посмел! Как посмел!

Борис Корин и Ник Матье стояли друг против друга, тяжело дышащие, взвинченные. Призрачные отсветы ночи выхватывали из темноты их возбужденные, молочно белевшие лица.

— Все, это все, — глухо зарычал Ник, — ну, красный ублюдок, сейчас узнаешь.

— Извинись, немедленно извинись перед ней, — сказал Борис твердо, — и чтоб никогда больше, слышишь, никогда не смел.

Ник Матье улыбнулся, кивнул, отступил на шаг и, резко взмахнув кулаком, послал его… в пустоту.

Обескураженный молниеносной реакцией уклонившегося противника, Матье взвыл в бешенстве, бросился снова, но Корин уложил его наземь встречным ударом в челюсть.

— Борис! — запоздало вскрикнула Джой. — Не надо!