Леонардо да Винчи - Дитякин Валентин Тихонович - Страница 20

Музыка умолкает. Середина зала заполняется гостями. Шум и смех становятся еще громче и заразительнее. Пример во всем подает высокий красивый юноша в черном бархатном костюме, расшитом золотом. Это молодой герцог Джан Галеаццо. Он весел и беспечен. Государственные заботы не отягощают его. Всеми делами государства заправляет его властолюбивый дядя — Лодовико Моро. А чтобы коронованный племянник не мешал ему, он всячески поощряет его веселую жизнь и сам принимает в ней немалое участие.

Внезапно шум смолкает. Прохаживающиеся по залу пары останавливаются, люди, стоящие лицом к окнам, оборачиваются к двери. Все как-то невольно расступаются, образуя широкий проход.

Легким, свободным шагом входит в зал Леонардо да Винчи. Он одет

Леонардо да Винчи. Портрет дамы с горностаем (Цецилия Галлерани?)

в любимый ярко-красный плащ. Волосы и борода тщательно расчесаны. В руках — знаменитая серебряная лютня. Он улыбается, готовый сказать острое слово или спеть веселую песню.

Здесь, при дворе Лодовико Моро, его знают и любят. Еще до приезда Леонардо разнеслись слухи, что в Милан приедет скоро знаменитый художник. Герцоги Сфорца и особенно Лодовико, стараясь ни в чем не уступать Медичи, также окружали себя известными людьми Италии. Уже давно жили в Милане знаменитый архитектор Браманте, архитектор и инженер Дольчебуоне, знаменитый математик Лука Пачоли, поэт Бернардо Беллинчони, новеллист Банделло и многие другие. Блеск и слава их имен должны были рассеять темные слухи, ходившие о миланских правителях...

Когда Леонардо появился при дворе, то изумление и восхищение им возросли еще более. При первых же посещениях дворца Лодовико он показал себя блестящим музыкантом, талантливым импровизатором стихотворений и рассказов, остроумным, тонким собеседником и... очень изобретательным пиротехником. Теперь уже ни одно празднество не обходилось без его участия.

Так было и в этот вечер. Как только он вошел в зал, к нему, бесшумно скользя по паркету, подошел паж и передал просьбу ее милости пройти к ней. Леонардо подошел к креслу, в котором сидела пышно одетая молодая красивая женщина, Цецилия Галлерани, возлюбленная Лодовико, и низко, но с большим достоинством поклонился.

— Чем вы порадуете нас сегодня, мессер Леонардо? — кокетливо спросила она.

Толпа молодых людей и девушек тут же окружила Леонардо.

— Спойте, мессер Леонардо! — кричал один.

— Нет, лучше расскажите что-нибудь, — просил другой.

— Пожалуй, я рассказал бы одну историю из жизни художников, если только... — и Леонардо лукаво взглянул на стоявшего невдалеке монаха.

— Ха-ха-ха! — оглушительно захохотал разряженный, как индюк, военный. — Фра Виченцо сам рассказывает такие истории, что... — И он снова громко рассмеялся.

— Ну, если синьор Монтефельтре берется меня защищать, то я, пожалуй, решусь, — сказал Леонардо.

— Просим, просим! — раздалось вокруг.

НО

Леонардо да Винчи. Мадонна Литта.

Леонардо уселся поудобнее и начал:

— «Один священник, обходя в страстную субботу свой приход, чтобы разнести, как то принято, святую воду по домам, зашел в комнату к одному живописцу, где и окропил той водой несколько его картин; а этот живописец, обернувшись к нему, с некоторой раздраженностью спросил, для чего мочит он так его картины. На это священник ответствовал, что таково обыкновенье, и что его обязанность так поступать, и что поступает он благостно, а кто поступает благостно, тот должен и себе ждать добра сторицей, что так-де обещал господь, и что за всякое добро, какое делается на земле, воздается свыше стократ.

Тогда живописец, выждав, чтоб тот ушел, высунулся сверху из окна и вылил преизрядное ведро воды тому священнику на голову, промолвив: «Вот тебе, получи свыше стократ, согласно твоему слову, как ты мне сказал, чтобы воздать за благо, что ты мне сделал своей святой водой, которой ты наполовину испортил мои картины».

Смех раскатился по всему залу. Смеялись все: и прекрасная Цецилия, и ее веселые подруги, и молодые люди, и храбрый Монтефельтре, и даже сам фра Виченцо: с тех пор как епископ Ровиго оттягал у него большой виноградник, он полюбил рассказы, в которых доставалось духовенству.

Леонардо не заставлял себя долго упрашивать. Он рассказал еще одну забавную историю — о двух странствующих монахах, которые остроумно отомстили обошедшему их ловкому купчику. Неудача купчика особенно понравилась присутствующим дворянам.

Леонардо знал множество историй. Большой знаток и страстный любитель родной литературы, он многие часы проводил за изучением бессмертной «Божественной комедии» Данте. Он высоко ценил сонеты Петрарки и новеллы Боккаччо, в которых так тонко и вместе с тем так беспощадно высмеивались пороки католического духовенства, жадной, скупой буржуазии и спесивого, чванного дворянства. Подобно Боккаччо, он собирал различные забавные истории и обрабатывал их; немало иронических, метких рассказов (фацеции) сочинял он и сам.

От забавных рассказов перешли к загадкам. И снова Леонардо блеснул своими талантами. Его загадки внешне были очень просты, но заставляли много думать.

— Люди будут выбрасывать из собственных домов те припасы, что

Этюд для головы «Мадонны Литта». Рисунок.

предназначались для поддержания их жизни. Что это такое? — спрашивал он улыбаясь.

Окружающие ломали себе голову, фантазировали, давали самые несуразные ответы, пока Леонардо не разрешил их мучений одним только словом:

— Посев.

Когда смех утих, Леонардо серьезным голосом произнес:

— Люди будут ходить и не будут двигаться, будут говорить с тем, кого нет, будут слышать того, кто не говорит.

Не дожидаясь отгадки, он торжественно продолжал:

— Люди будут с удовольствием видеть, как разрушаются и рвутся их собственные творения.

С разных сторон сыпались ответы. Отгадчики изощрялись, думая, что под этими «пророчествами» скрывалось что-нибудь сложное и таинственное. А на самом деле ответы были просты: сон и сапожники.

Однако далеко не все сочиненные им рассказы, «загадки-пророчества» и особенно басни читал Леонардо во дворце герцога. Многие из них были так остры по содержанию, давали такую резкую, беспощадную критику существующему строю, господству богачей и католической церкви, что Леонардо вынужден был во избежание неприятностей держать их зашифрованными в своих рукописях и рассказывать только близким людям.

При дворе никому и в голову не приходило, что этот живой, общительный человек был настоящим ученым и великим изобретателем. Здесь его находчивость, остроумие и быструю выдумку использовали лишь для развлечений, для удовлетворения прихотей и капризов богачей. Леонардо поручалось устройство придворных празднеств, пышных фейерверков, церемоний. Когда молодой герцог Джан Галеаццо решил жениться, в Милане было устроено необычайное празднество. Поэт Беллинчони написал стихи о планетах, спускающихся с неба, чтобы принести новобрачным свои приветствия. Леонардо же пришлось соорудить специальную конструкцию: под потолком большого зала вращались семь планет, которых изображали юноши и девушки; «планеты» эти спускались вниз и читали стихи Беллинчони. Молодая герцогиня была женщина избалованная. Однажды ей захотелось иметь ванну, в которую поступала бы горячая и холодная вода. Леонардо пришлось забросить свои работы над конной статуей и заняться конструированием такой ванны. В другой раз она пожелала, чтобы именно Леонардо, а не кто другой расписал красками сундуки и шкафы, в которых она хранила свои платья. Или вдруг ей пришло в голову иметь свой портрет работы Леонардо. И он должен был оставлять все и часами ожидать, когда герцогиня соблаговолит уделить полчаса для позирования.

Но больше всего и она и герцог любили фейерверки. Леонардо приходилось изощрять свою фантазию в изобретении все новых и новых фейерверков.