В чертогах Подкаменной Тунгуски - Заплатин Михаил Александрович - Страница 29

Я остался в Полигусе, чтобы не пропустить солнечного дня для съемки поселка.

Поселок расположен при устье маленького шумливого ручья, вытекающего из тайги со стороны скалистого обрыва. Там среди леса торчат причудливые каменные столбы, похожие на скалы у Большой Нирунды. На другом берегу Подкаменной Тунгуски, против села, тянется гряда высоких лесистых гор с плоскими вершинами.

Незаметно подкравшаяся осень разукрасила лиственничные леса вокруг Полигуса. Зеленое хвойное море за три-четыре дня стало желтым. Тайга теперь кажется ярче, веселее.

Полигус после Байкита — самое большое село в горной части Подкаменной Тунгуски. Вдоль берега протянулись два ряда добротных жилых домов с единственной широкой улицей посредине. В селе есть больница, детские ясли, туберкулезный санаторий, интернат для эвенкийских детей и Дом культуры.

А вот как писал орнитолог А. Я. Тугаринов о фактории Полигус, которую он видел в 1921 году: «Удаленная от ближайших факторий и населенных пунктов, зимой она совершенно разобщена с внешним миром... Товары сюда завозят с устья, тянут вверх бечевой в илимках, причем редко дело обходится без аварий и порчи груза».

Туман на реке немного развеялся и поднялся к горам. Громко заговорил репродуктор на столбе в самом центре села. На крыльце одного из домов показались наши спутницы. Помахав мне полотенцами, они побежали умываться к реке. Завмаг открыл ставни на окнах магазина. Начальник почты распахнул настежь двери отделения связи.

Улица поселка оживилась. На единственном дощатом тротуаре, греясь в лучах утреннего солнца и не обращая никакого внимания на проходящих, разлеглись собаки.

Идя по тротуару, я в замешательстве остановился перед неожиданным скопищем свирепых на вид псов: а вдруг бросятся на незнакомого человека!

С замиранием сердца прошел я мимо огромного пса. Не меняя положения, он открыл один глаз и безразлично посмотрел на меня. Его взгляд не принес мне успокоения. Идущий навстречу мужчина остановился:

— Не бойтесь их. Они не кусаются.

— А кто их знает, что у них на уме!

— Вы человек, видимо, новый и не знаете нравов наших сибирских лаек. Они ведь у нас зимой и летом на воле. Мы не держим их на цепи, и поэтому они добродушны к любому человеку.

Я недоверчиво покосился на псов.

— Ходите спокойно по деревне!

Я прошел мимо десятка лежащих на тротуаре собак, и действительно ни одна из них не удостоила меня своим вниманием.

В полдень я зашел в интернат для эвенкийских детей. Наши знакомые девушки занимались с малышами. Ребятишек было много. При шуме киноаппарата они таращили на меня свои раскосые глазенки. Это были дети охотников и оленеводов, которые с колхозными оленьими стадами вынуждены надолго уходить в тайгу.

Интернаты сейчас есть во всех крупных поселках Эвенкии. Эвенки, занятые охотой и выпасом оленей в тайге, теперь спокойны за своих малышей.

Весь день я провел в съемке села и его окрестностей. К вечеру на реке прогудела знакомая сирена. Губенко возвращался с острова Польпоро с двумя илимками. На одной из них белели мешки. Как ему удалось снять с камня барку с пробитым дном?! Я восхищался сибирской настойчивостью и умением Григория.

Пробитая барка требовала еще некоторого ремонта: в таком виде она не могла идти через пороги, которые расположены по реке ниже Полигуса. Команда забила пробоину, законопатила все щели.

Вода в Подкаменной Тунгуске из-за сухих дней сильно упала. При малой воде Губенко не решался плыть с караваном через опасные пороги.

— Нужен хороший дождичек денька на три, — сказал он, — тогда мы можем спокойно плыть через Мучной и Семиверстный.

Несмотря на то что давно наступил сентябрь, стояли погожие дни, и на дождь не было никакой надежды.

Бывает так осенью — затихнет вся природа в каком-то прощальном упоении, разукрасит золотом и киноварью тайгу; на небе ни облачка, тепло и спокойно, нет комаров. В эти дни так хорошо живется людям в таежных селах! Все стараются как можно лучше использовать золотое время: собрать урожай с огородов, поохотиться и порыбачить, запастись на зиму ягодами и грибами. Да мало ли дел у трудового человека!

Осень — лучшее время в Сибири.

В один из вечеров нас с Григорием пригласил к себе полигусский заготовитель Петр Константинович Сорокин. Повода не было никакого — просто захотелось посидеть за столом и поговорить с приезжими людьми. В сибирских селах это любят.

Григорий сказал мне:

— Не пойти нельзя, обидим человека.

Мы направились к дому Сорокина. У входа в избу нас встретила супруга заготовителя. В ней я узнал одну из женщин, плывших с нами на илимках из Байкита. Она провела нас в горницу. Хозяин тоже оказался знакомым: с ним мы встретились на улице, когда я с опаской обходил собак. Это был средних лет мужчина, крепкий, низкого роста, видимо бывалый таежный охотник.

Мы разговорились о пушнине, которую он принимает от охотников и в которой, безусловно, знает толк. Петр Константинович показал нам шкурки соболей, белок, ондатры — мягкое золото тунгусской тайги. Тем временем жена Сорокина гремела на кухне посудой. Через некоторое время мы услыхали ее голос:

— Мужики, идите к столу!

Хозяин повел нас в просторную кухню. У стены перед окном стоял большой стол. Пока мы разговаривали в горнице, хозяйка успела заботливо накрыть его. Чего тут только не было! В глубоких тарелках дымился суп с лосятиной, на деревянном блюде было разложено еще горячее отварное мясо, стояли миски с малосольными хариусами и тугунками, с кусками жареного тайменя и ленка. В блюдцах была насыпана голубика с сахаром. Тут же были и соленые грибы с луком. Среди этих сибирских яств стояли стеклянные банки с темно-красным брусничным соком, разведенным вькокоградусной жидкостью.

— Вот это красота! — сказал Гриша Губенко.

— Ну, вы уж не обессудьте: у нас все очень скромно, — оправдывалась хозяйка.

— Хорошенькое «скромно»! Стол скоро подломится от снеди!

За ужином было рассказано много интересных историй, особенно о медведях и сохатых. Места вокруг Полигуса очень богаты зверем, рыбой и дичью. Во всех окружающих таежных речках в изобилии водятся таймени, ленки, хариусы и сиги, не говоря уже о щуке, окуне и прочей рыбе. По долинам рек можно запросто встретиться с медведем.

Разговор невольно перешел на извечный бич тайги — комаров, гнус.

— Вот вы говорите, — начал Петр Константинович, — что надо уничтожать комаров. Об этом много пишут в книгах и журналах. Комары, конечно, человеку не нужны. Житья ведь нет таежнику от этой нечисти! Но вот что я вам скажу...

Сорокин взял вилкой кусок малосольного хариуса и, помахивая им, продолжал:

— Хариус-то, он ведь без комаров, пожалуй, и не проживет: это его основная еда летом.

Он заметил недоумение на моем лице.

— Как же! Давно известно всем — жрет хариус комара прямо из воздуха.

— Верно, — подтвердил Гриша.

— Настоящая рыбья акробатика! — продолжал Сорокин. — Вылетит хариус из воды головой вверх, схватит комара в воздухе, красиво этак перевернется и головой вниз обратно в воду. Танцует, пляшет рыба, когда охотится за комаром.

Григорий добавил:

— На Колыме, говорят, есть озеро, которое так и называется — озеро Танцующих Хариусов.

— Что и говорить, — продолжал Сорокин, — циркач- рыба! А когда чистишь хариуса, у него желудок прямо забит комарами. Настоящий комариный фарш! Вот теперь и думайте: уничтожить комаров — а хариус чем питаться будет? Лишится пищи рыба, и ее самой, может, не станет.

— И все-таки комаров надо как-то уничтожать, — сказал я.

— Оно, конечно, комар не дает спокойно работать людям в лесах — и охотникам, и геологам, и оленеводам. Но комарье полностью уничтожать нельзя, да и не нужно! Важно не уничтожить комаров в тайге, а оградить от них человека и оленьи стада хотя бы так, чтобы комары не могли подлетать к ним на определенное расстояние.

— Да, это, пожалуй, главное, — поддержал Гриша, — лишь бы комар не кусал тебя, не мешал работать. А кругом хоть тучами он вейся!