Ступени совершенства - Митыпов Владимир Гомбожапович - Страница 9

Глава 5

Меренра приехал в Малый храм во второй половине дня. Этот храм, расположенный в пустынной местности, был наполовину вырублен в скалах и почти терялся среди нагромождений каменных глыб. Когда-то здесь устраивались многолюдные пышные богослужения в присутствии молодого тогда еще Эхнатона.

Меренра, сойдя с колесницы, со смешанным чувством грусти, нерешительности и жажды действий оглядывал знакомое место. В тайниках этого храма они с Эхнатоном около двадцати лет назад задумали сокрушить могущество жрецов Амона. Здесь жил молодой фараон, пока строилась его новая столица, и отсюда он, Меренра, начнет свой неведомый путь к короне фараонов Кеме.

По узкой тропинке между камней приближалась высокая фигура Интефа. Подойдя, он быстрым наклоном головы приветствовал жреца и выжидательно взглянул в его глаза. Меренра едва заметно улыбнулся:

— Радуйся, о Интеф, мы можем не дожить до завтрашнего утра.

— Кому суждено, тот и доживет, — засмеялся воин. С него спала напряженность ожидания. В движениях Интефа появилась свобода и уверенность.

— Все наши люди готовы к неизбежному, — говорил он, пока они медленно шли к храму. — Сегодня утром пришел человек из войск, которые идут сюда с восточных границ. Я с ним не говорил, ждал тебя, почтенный Меренра.

Миновав сумрачные комнаты, гулко отзывавшиеся на каждый звук, Меренра и Интеф очутились внутри горы. Ее непроницаемая для солнечного тепла толща дышала пронизывающей прохладой. Меренра на миг замедлил шаги. Мелькнуло едва ощутимое желание бежать из-под этих громадной тяжести сводов в просторный мир жарких лучей и голубого неба. Но тотчас, досадуя на неуместную слабость, жрец резко сказал:

— Приведи этого человека, я буду в хранилище папирусов.

Интеф послушно склонил голову и беззвучно исчез в боковом переходе.

Хранилище папирусов представляло собой довольно большую комнату, в которой на деревянных полках вдоль стен покоились сотни свитков. На них руками давно умерших писцов была запечатлена история Кеме со времен фараонов Мена, Хасехема и Джосера. В них были описаны деяния Снефру, Менкаура, всех Сенусертов, Нефрусебек, кровавое вторжение гиксосов, битвы Яхмеса и Аменхетепа. Там можно было найти сведения о течениях светил, о солнечных затмениях, о способах врачевания и вычисления, о путешествиях в далекие страны и народах, населяющих их.

Меренра опустился на покрытую пушистыми шкурами скамью, подле которой стоял низкий столик с серебряным светильником и принадлежностями для письма — тростниковой кисточкой, песочницей и малахитовым сосудиком с чернилами. Чистые свитки папируса хранились в нише стены над скамьей.

В сопровождении Интефа в комнату вступил закутанный в темное покрывало человек. Войдя, он открыл лицо и, увидев Меренру, опустился на колени.

— Рассказывай! — потребовал Меренра, сидевший так, что лицо его находилось в тени.

— Повелитель, я проделал с войсками весь путь от самых хеттских границ. Я слышал о чем говорят воины — они измучены тяжелой дорогой. Привыкшие к привольной жизни на далеких окраинах, они недовольны суровостью начальника войск.

— Войско идет сейчас сюда?

— Нет повелитель, оно ждет возвращения из столицы начальника.

— Когда начальник войск должен вернуться?

— Послезавтра утром, повелитель.

— Хорошо, иди отдыхать до вечера, — Меренра стиснул ладонями лицо и отодвинулся глубже в тень.

Лазутчик низко, коснувшись лбом пола, поклонился и вышел, по-прежнему сопровождаемый Интефом.

Меренра не шевелился. В его голове в строгой последовательности возникали хорошо рассчитанные события ближайших двух дней: этой ночью убрать фараона и начальника войск и еще до рассвета выехать с Интефом в расположение войск; сообщить войску о гибели фараона от рук убийц, подосланных Уасетом. После смерти фараона, верховного жреца Атона, это звание по закону переходит к нему, поэтому его приказы для воинов будут обязательными. Войдя в столицу во главе войска, он, под видом поисков и наказания убийц фараона, уберет всех, кто ему мешает, и объявит себя новым фараоном.

И снова, как утром, вспыхнула неожиданная мысль, путающая и оттесняющая все остальное. Красавица Нефрэт!.. Именно сейчас, когда Меренра с потрясающей ясностью ощутил себя фараоном, он вдруг понял, что без этой женщины огромная власть утрачивает для него всякую прелесть. Он долго старался избежать осознания этого желания, но продолжать так поступать и дальше Меренра уже не мог. Любовь к Нефрэт уже переполнила его существо, соперничая с его заветной и страстной жаждой верховной власти.

А непокорная память снова и снова вызывала до боли желанный образ царицы: гордую посадку ее головы, возвышающейся словно чудесный цветок над шелестящим вихрем одежд, горячий и влажный блеск глаз, тонкие пальцы, восковая нежность которых соперничала с лепестками лотоса, искристый поток ее черных волос, подобный водам Хапи в серебряном свете луны. Она являлась бесконечно разнообразная в выражениях лица, в отточенной красоте движений, ускользала и возникала вновь, завораживая ум и сладостно усыпляя волю.

Меренра резко поднялся, сгоняя оцепенение. Его разум, повинуясь воле, закаленной в бесконечной борьбе, входил в привычное русло, охватывая и оценивая многочисленные препятствия и прокладывая между ними безопасный путь.

В дверях бесшумно возник Интеф:

— Почтенный Меренра! Солнце уже наполовину погрузилось в пески пустыни. Что прикажешь делать? — В голосе его звучало нетерпение.

— Собирай людей, не больше трех десятков. Проверь их оружие — луки, мечи и ножи.

Меренра немного постоял, задумчиво прислушиваясь к легким удаляющимся шагам воина, и направился в темную глубину хранилища. Открыв низкую, скрытую полками с папирусами, дверь, жрец вошел в потайную комнату. Свет сюда падал сверху, отражаясь от косого полированного экрана. Продуманная система таких отражателей заставляла дневной свет проделать сложный путь, прежде чем попасть в это подземное помещение.

Здесь в скрытых нишах и на столах покоились таинственные снадобья, несущие медленную или мгновенную смерть, лекарства, могущие спасти угасающую жизнь, засушенные травы, настой которых заставлял человека сходить с ума. Некоторые из них попали сюда неведомыми путями из далеких стран, другие были приготовлены руками Меренры по рецептам многовековой медицины Кеме. Вперемешку с сухо шелестящими папирусами лежали яркие самоцветы, обладающие чудесными свойствами.

Из всего многообразия зловещих и таинственных предметов, назначение которых было известно лишь посвященным, жрец выбрал нож с рукояткой слоновой кости, инкрустированной золотом. Его узкое лезвие было сделано из редкого серебристо-пепельного металла неба[39].

Медленно, с большими предосторожностями Меренра натер нож маслянистой жидкостью из агатового флакона. Это был мгновенно убивающий яд; он добывался племенами далекого юга и служил им для отравления стрел. Подождав пока лезвие высохнет, жрец обмотал его полоской ткани и спрятал на груди

Уже нужно было уходить, но Меренра медлил. В его душе не было ни страха, ни нерешительности, но только сейчас он постигал разницу между не раз обдуманным намерением и действительным покушением на священную особу фараона — повелителя огромной земли Кеме и многих сотен тысяч людей. Его удерживала важность предстоящего шага, сознание того, что, сделав первый шаг из этой комнаты, он вступит на путь, с которого нет возврата, каким бы страшным ни был его конец. Медленно, словно нащупывая в темноте ускользающую тропинку, Меренра сделал шаг, второй и, очутившись у двери, рывком распахнул ее. Полумрак хранилища дохнул ему в лицо успокоительной прохладой и горьковатым запахом папирусов.

Утомительный шум жаркого дня стих к ночи. Над великой Кеме привычно дрожали звезды и плотный мрак дышал теплом нагретых песков.

Покой ночи извечно служил покровом кровавым событиям, истинную цену и разгадку которых не всегда приносил грядущий день. Но безбрежную реку житейской мудрости они тревожили не больше, чем Хапи — его пороги. Простая жизнь со своими большими и малыми заботами теплилась под кровом убогих жилищ, бросая в темноту кровавый трепещущий отблеск домашних очагов.

39

Металл неба — метеоритное железо. Добыча железа из руд была почти неизвестна, а изделия из него были настолько дороги, что оправлялись в золото.