Всё меняется даже в Англии - Изаков Борис Романович - Страница 25

25

— И не говорите! — вздыхает мой хозяин. — Если бы все это видел тот старый джентльмен, — он кивает на портрет одного из основателей клуба, строго взирающий на нас со стены, — он бы пришел в ужас. Но разве это единственное новшество в Англии? Все кругом переменилось. И продолжает меняться.

— Возьмите наш престиж, — желчно замечает критик. — Никогда еще он не котировался так низко. Из державы номер один, какой мы были в начале столетия, мы превратились в державу номер три. Впрочем, и это место оспаривается у нас сейчас Францией…

—...И Западной Германией, — вставляет актер. — О, эта Лорелея на Рейне! Так сладко пела после войны, так плакалась, мы давали ей подачку за подачкой. А теперь она стала богаче нас, да и армия у нее сильнее нашей.

— Что касается сухопутных сил, — замечает молодой журналист, — Англия никогда не делала на них ставку. Но вот военно-морской флот… Знаете, меня очень удивило заявление американского адмирала Джорджа Андерсона. Он сказал на заседании комитета начальников штабов США, что наш военно-морской флот безусловно на третьем месте — после американского и советского. «Безусловно» — так он выразился.

— Ну уж этого не может быть! — восклицает только что подсевший к нашему столику румяный здоровяк. — Чтобы мы уступили военно-морское превосходство русским!

— А почему, собственно, не может быть? Уступили же мы им превосходство в космосе, — кстати, не только мы, но и американцы тоже!

— Космос — совсем другое дело. Это новая область. Превосходство на море принадлежало нам по традиции.

— Традиции! — произносит актер с трагической ноткой в голосе. — Нет больше традиций!

— Некоторые традиции вряд ли стоит оплакивать, — осторожно вставляет журналист. — Может быть, даже к лучшему, если их не станет.

— Во всем виновата война, — со вздохом говорит мой хозяин.

— Вы какую войну имеете в виду? — спрашивает кто-то.

— Что значит — какую? Последнюю, разумеется.

— Но наши беды начались еще с первой мировой войны. Или даже еще раньше.

— При чем тут война? Возьмите Советский Союз — он, бесспорно, потерпел от войны больший ущерб, чем все другие страны вместе взятые, а поднялся после войны быстрее других и продолжает всех обгонять.

— Во всем виноваты международные факторы…

— Ну, это не объяснение!

— Давайте скажем правду: виновато правительство! Консервативное правительство, которое послушно выполняет все, чего хотят американцы.

— Если на то пошло, ответственность с ним должны разделить ваши бездарные лейбористские лидеры. Не забудьте: это они были у власти в первые послевоенные годы. Это они обременили наши финансы непомерными расходами на всякие там социальные мероприятия — бесплатное лечение, пенсии и так далее!..

Кашлянув, актер декламирует бархатным, хорошо поставленным голосом:

Те, кто трудились для Англии,— Нашли в ней последний приют, И певчие птицы Англин Над могилами их ноют. Но те, кто сражались за Англию И отдали жизнь за нее,— О горе, горе Англии,— Могилы их далеко. А те, кто правит Англией По мере скорбных сил,— О горе, горе Англии,— Для них еще ист могил[2].

— Чьи это стихи? — спрашиваю я.

— Гилберта Кита Честертона — «Элегия на сельском кладбище». Он умер еще в тридцатых годах, но его стихи звучат вполне злободневно.

— Они как будто написаны специально по поводу дела Профьюмо…

— Что касается дела Профьюмо, оно для нашего общества все-таки не показательно.

— Это как сказать…

И спор разгорается с новой силой.

Собственно говоря, споров о том, куда идет Англия, я слышал немало и прежде, но тогда в них все-таки проскальзывали оптимистические нотки, даже если оптимизм этот и был несколько напускным. Многие пытались убедить себя и других, что «британский век» — так именовали здесь век девятнадцатый — еще вернется, что кризис Британской империи — злостное измышление большевиков. Лорду Керзону (тому самому, который писал сердитые ноты молодому Советскому правительству) принадлежало классическое изречение: «Никогда еще британский флаг не развевался над более мощной и более единой империей. Никогда еще наш голос не звучал более веско в хоре народов при решении будущих судеб человечества».

Сравните это заявление с декларациями британских лидеров в наши дни, — какой контраст! «Мы сталкиваемся с устрашающим вопросом — не стали ли возникающие перед нами проблемы непосильными для нас?» — сказал, уходя в отставку с поста премьер-министра, старый Уинстон Черчилль. «Таймс» пишет в передовой статье: «Нет надежды, что вес Англии в международных делах когда-нибудь снова будет прежним».

Если руководящие политические деятели и журналисты рисуют себе будущее в более или менее мрачных красках, то что остается простым людям! Институт Галлапа, специальность которого — опросы общественного мнения, провел в Англии анкету на тему «Благоприятным или нет видите вы свое будущее?» Только половина опрошенных дала утвердительный ответ. Не-уверенность в завтрашнем дне — отражение кризиса, переживаемого страной.

Кризис этот нельзя рассматривать изолированно, вне времени и пространства, без связи с событиями, происходящими в мире. Трещины испещрили все здание современного капитализма, и было бы странно, если бы они пощадили ту или иную его часть. Но общий кризис капитализма сказался в Англии с особой силой, поскольку в течение ряда веков она была центром крупнейшей в мире колониальной империи.

«У нас нет больше империализма», — то и дело твердят сегодня в Лондоне, ссылаясь на превращение Британской империи в Британское содружество наций.

Содружество наций!.. «В Содружестве наций нет экономического единства, нет равенства жизненного уровня, нет общей политической позиции, нет согласия по внешней политике и стратегии обороны и даже ист равенства между гражданами Содружества в самой Англии», — писала цейлонская газета «Форвард».

Мне приходилось слышать в Лондоне мнение, что при неоколониалистских порядках монополиям пока удается выкачивать из вчерашних колоний не меньше полновесных фунтов стерлингов, чем прежде. Судя по всему, это весьма близко к истине. В общем, английская буржуазия не имеет в данный момент оснований для особых жалоб. Но ее тревожит будущее. Она отлично понимает, что народы, освободившиеся от колониальной зависимости, захотят избавиться и от зависимости неоколониалистской. Что станет тогда с британской политикой эксплуатации заморских стран?

Между тем к этой политике веками приспосабливалось в Англии все, и в первую очередь ее экономика. Богатая дань, взимавшаяся без особых хлопот за морем, действовала разлагающе. Туда в первую очередь устремлялись капиталовложения. Там всегда можно было рассчитывать на головокружительные сверхприбыли: ведь за труд коренного населения там платили сущие гроши. Приток свежих средств в промышленность и сельское хозяйство самой метрополии был недостаточным.

Я видел своими глазами ткацкие фабрики в Ланкашире, угольные шахты в Южном Уэльсе, металлообрабатывающие заводы в «Черном крае» вокруг Бирмингема, оборудование которых не обновлялось с прошлого столетия. Могу засвидетельствовать: в Советском Союзе таких устаревших предприятий не найдешь. Даже высокое профессиональное мастерство английских рабочих не может компенсировать изношенности станков и машин.

Так называемые «традиционные», старые отрасли промышленности отстали от времени. Это, конечно, не относится к предприятиям новых отраслей — химическим, автомобильным, авиационным и другим, которые отвечают всем требованиям современной науки и техники.