Обыкновенное мужество (повести) - Грудинин Олег Георгиевич - Страница 1

Олег Георгиевич Грудинин

Обыкновенное мужество

Уважаемый читатель!

Перед тем как отдать на твой суд две повести, объединенные названием «Обыкновенное мужество», я хочу сказать, что события, положенные в основу этих повестей, не выдуманы, а лишь перемещены мной, если можно так сказать, во времени и пространстве. Изменил я и имена героев — участников описываемых событий.

Почему?

Потому, что правда факта, пройдя сквозь призму сознания человека, взявшегося рассказать об этом факте, приобретает свою неповторимую окраску. Тогда повествование уже становится частицей мироощущения и мировоззрения автора-повествователя; оценка факта — субъективной оценкой. Так рождается не точная фотография жизненного факта, а рассказ или повесть.

В данном случае повести. Ну, а все остальное рассказано в самих повестях.

Автор

Если в крепости враг…

Глава первая. Шикарные ребята с «Адмирала Нахимова»

Трудно сказать, как повернулась бы моя жизнь в дальнейшем, не прими я в тот памятный вечер странное для меня решение — пойти на танцы. Вероятно, уехал бы я в свой родной город Вельск, где до сих пор живут мои отец, мать и сестренка. Там я бы устроился на завод учеником слесаря, как об этом всегда мечтал мой отец, рабочий-слесарь высокого разряда, и со временем стал бы таким же отличным металлистом, как он. И уж конечно, я бы помирился с Коськой Никиенко, бывшим секретарем нашей школьной комсомольской организации. Теперь мне даже кажется, что он не стал бы долго подсмеиваться над моей так жалко провалившейся попыткой учиться непременно в Ленинграде. Впрочем, что гадать, как было бы, когда все получилось иначе.

В техникум я не поступил — срезался на экзаменах. Собираясь домой, я ясно представлял себе презрительный взгляд отца, грустные глаза матери и ехидную улыбку Касьяна: он был зазнайкой, этот Никиенко, и считал себя очень умным. Так по крайней мере я думал в ту пору. А не терпел я его вот почему: в восьмом классе я подал заявление в комсомол, но Коська убедил комитет не принимать меня, и мне отказали. Я демонстративно разорвал заявление на четыре части и, напыщенно кинув: «История нас рассудит!», повернулся к нему спиной.

И черт меня дернул сказать: «История нас рассудят!» Наверно, сработала моя тогдашняя привычка к необдуманным поступкам и громким фразам.

В тот последний тоскливый вечер моего пребывания в Ленинграде я, сидя в общежитии техникума перед раскрытым окном, в который раз представлял себе сцену возвращения домой.

За окном вечерел город. По улице неслись потоки машин. Светились неоновые огни реклам. Смеясь и громко разговаривая, проходили пешеходы. Как все это было непохоже на нашу вельскую тишину.

«Что ж, сам виноват! Значит, прощай романтика огромного, интересного города! Прощайте, мечты…» — думал я.

Какие-то девушки, проходя мимо, посмотрели на меня и рассмеялись:

— Молодой, красивый, а сидит один, как бабушка в окошке, — услышал я задорную фразу. — Шел бы лучше на танцы.

И решение было примято. Вскоре я, человек, совершенно не умеющий танцевать, стоял в наскоро выутюженных брюках перед кассой самого большого в Ленинграде танцевального зала. Денег у меня в кармане было немного — всего пять рублей, но это меня не беспокоило. Зачем мне много денег? Куплю входной билет, сяду в уголке и буду смотреть на танцующих. И слушать музыку…

— Эй, корешок! — чья-то рука тяжело хлопнула меня по плечу. — Нет ли у тебя закурить?

Слегка покачиваясь на расставленных по-матросски ногах и улыбаясь уголком рта, на меня глядел невысокий, крепкий молодой моряк. Рядом с ним стояли еще двое, тоже молодые, щеголеватые, в матросской форме, и смотрели на меня откровенно выжидающе. Видно, им очень хотелось курить.

— Есть! — Я сунул в карман руку и достал купленные для солидности папиросы. — Закуривайте.

— Вот это по-нашему! За это люблю! Ай да ты! «Казбек», да?

Широкое лицо крепыша расплылось в улыбке.

Вытащив из коробки две папиросы, он широким жестом протянул ее товарищам.

— Закуривай, братва! Там еще много! — Затем, отдав мне пачку обратно и пряча одну из двух папирос за ремешок новенькой морской фуражки, подмигнул:

— Сам понимаешь, а?

Мне поправились эти ребята. Пока они прикуривали, я успел хорошо разглядеть их. К ним очень подходило бытовавшее у нас в Вельске словечко «шикарные».

С особой небрежностью надетые суконные рубахи, матросские воротники, вылинявшие от соленой воды и штормов, широченные брюки, начищенные до блеска медные с якорями пряжки на ремнях. На фуражке у крепыша козырек был похож на клюв кондора — длинный и сильно загнутый книзу. На двух других были бескозырки с ленточками. Ни одна девчонка в Вельске не прошла бы мимо этих парней, не засмотревшись. От них так и веяло удалью и настоящей моряцкой грубоватой бесцеремонностью.

Прикурив, крепыш протянул мне короткопалую широкую ладонь:

— Валентин с «Адмирала Нахимова». А это Коля и Толя. Ребята — гвозди! Все трое с одного кубрика.

Ребята-«гвозди» пожали мне руку и тут же отвернулись. Видно, по мере того как утолялось их желание курить, интерес к моей особе падал. А мне вдруг очень захотелось побыть еще в компании таких удальцов. Даже пойти с ними вместе на танцы! Так, чтобы девушки оглядывались на нас и думали, что я тоже моряк, вот только не захотел сегодня надеть форму.

— Идемте на танцы, ребята! — Стараясь держаться посвободнее, я слегка хлопнул по плечу Валентина и натянуто улыбнулся. — Пошли, а?

— Денег нет! Пинензов! Понимаешь?! Шайбочек нет! Думаешь, мы бы тут стояли, с тобой развлекались? — смерив меня взглядом, Николай отвернулся.

— Так у меня же есть деньги! Вот пять рублей. Хватит?

Лица моряков засияли.

— Вот это удача!

— Кассир, на пять без сдачи, — протянул деньги в окошечко Валентин.

«Ничего, — подумал я, — до общежития доберусь пешком, на поезд билет есть, а там… как-нибудь!»

Глава вторая. Драка у подъезда

Но в общежитие техникума я в этот вечер так и не попал. Ночевать мне пришлось в милиции, а на следующее утро… Впрочем, лучше расскажу все по порядку.

Танцевальный зал, в который я вместе с моими новыми друзьями поднялся по широкой дворцовой лестнице, назывался «Мраморным». Мне не раз приходилось бывать в танцевальном зале Вельского городского дома культуры — там обычно проходили все наши школьные вечера, — но у него не было даже отдаленного сходства с этим залом. «Мраморный» зал был великолепен!

Светлые, темные, длинноволосые, стриженые головы колыхались в такт музыке. В зале было, наверное, не меньше двух тысяч человек. Нет ничего удивительного в том, что я растерялся. А растерявшись, потерял моряков. Валя, Коля и Толя исчезли. Искать их в этом многолюдном зале не имело, конечно, смысла. Настроение у меня испортилось. Я решил найти свободное кресло, сесть и смотреть на танцующих. Передо мной, словно в калейдоскопе, мелькали пары. Медленными волнами по залу красиво скользили желтые, синие лучи прожекторов.

— …Вчера увели две бухты медной проволоки да ящик с маслом. Всего рублей на пятьдесят…

Эту фразу тихо сказал только что севший рядом, спиной ко мне, пестро одетый пышноволосый парень. Я стал прислушиваться. Мешала музыка, на эстраде артист в черном костюме пел в микрофон под оркестр неаполитанскую песню, он тоже мешал, и все же я услышал почти весь этот необычайный для меня разговор.