Темперамент. Характер. Личность - Симонов П. В. - Страница 37

Итак, реакция на смешное — это прежде всего рассогласование, несоответствие, курьез. Нам смешон персонаж комедии, который осторожно пробирается в комнату, где (как знаем мы) никого нет. Смешон невежда, считающий себя мудрецом. Смешна Моська, лающая на Слона, и Лягушка, решившая сравняться с Волом. Число подобных примеров можно умножать до бесконечности. Но рассогласование с приростом вероятности удовлетворения потребности — это универсальное правило возникновения любой положительной эмоции. Значит, тайна смешного кроется не в этом правиле, а в качестве той потребности, успешное удовлетворение которой знаменуется смехом. Что же это за потребность?

К поискам ответа на поставленный нами вопрос, в сущности, сводится вся история исследования смешного.

Австрийский психолог Зигмунд Фрейд связывал чувство юмора с половым инстинктом, поскольку множество анекдотов, острот и шуток имеют сексуальную окраску. Даже в тех случаях, когда смешными оказываются положения и объекты, казалось бы, не имеющие отношения к сексу, Фрейд усматривал в них замаскированное стремление к удовлетворению половой потребности, намек на нее. По мнению этолога Конрада Лоренца[114], юмор есть одна из форм социально приемлемой агрессивности, а смех представляет собой разновидность агрессивного поведения. Вместо того, чтобы атаковать противника, мы высмеиваем его, разряжая свою агрессивность столь мягким (по сравнению с буквальным нападением) способом. Что же побуждает нас к замене агрессивности юмором, иронией, смехом? Ф. М. Достоевский полагал, что в основе такой замены лежит не осознаваемое субъектом чувство сострадания. Возбуждение сострадания, по мысля Достоевского, и есть тайна юмора.

Еще более сложную социально детерминированную мотивацию юмора предполагал Н. Г. Чернышевский. Комическое пробуждает в нас чувство собственного достоинства — это утверждение Чернышевского кажется весьма правдоподобным. Потребность «занимать место», т. е. обладать определенным общественным статусом, пользоваться уважением и признанием со стороны других членов сообщества — одна из сильнейших социальных потребностей человека. Относясь иронически к какой-либо ситуации или определенному лицу, «я» тем самым де114 Lorenz К. On aggression. N. Y.: Bantam Book, 1967, p. 288.

монстрирую себе и другим свое превосходство, свою силу и неуязвимость. Правда, вышучивать можно и того противника, которому ты явно уступишь, если конфликт будет решаться другими средствами социальной борьбы (слово «борьба» мы употребляем в широком смысле: это может быть и спор, и конкуренция, и размолвка близких друг другу людей)[115]. В чувстве юмора мы, как правило, имеем дело с интеллектуальным превосходством, с превосходством в понимании, в оценке событий, лиц, положений и т. п.

Итак, попробуем согласиться с тем, что в основе чувства смешного лежит сплав социальной потребности превосходства с идеальной потребностью познания (точнее, понимания). Вернувшись к рассмотренным ранее примерам, мы убедимся, что человек, осторожно пробирающийся в пустую комнату, вызывает у нас смех потому, что мы знаем то, чего не знает он. Именно наше знание действительного положения вещей делает его поведение смешным, порождает чувство превосходства над комическим персонажем. Чувство превосходства испытывает и современный школьник, смеясь над наивностью древних мудрецов, всерьез полагавших, что Земля покоится на слонах и китах. Нам смешон и наш собственный страх, когда мы обнаруживаем в темной комнате вместо притаившегося незнакомца брошенное на спинку стула пальто.

И все же вывод о чувстве юмора как удовлетворении потребности познания, понимания истинного положения вещей оставляет ощущение какой-то неполноты. Например, будучи ученым, я могу испытывать чувство 115 Ершов П. М. Режиссура как практическая психология. М: Искусство, 1972.

гордости, своеобразное удовольствие от сознания, что мне удалось превзойти своих коллег в понимании того или иного явления. Значит ли это, что меня будет разбирать смех при мысли о своем превосходстве? Что я буду веселиться, рассматривая другие, может быть, менее удачные, но серьезные и по-своему аргументированные решения трудной задачи? По-видимому, нет. Что же мы упустили в своих рассуждениях о природе смешного? Потребность в экономии сил.

Эта потребность занимает особое место в системе человеческих мотиваций. Она может приобрести господствующее положение и обернуться ленью Ильи Ильича Обломова, лежащего на диване своей квартиры в Гороховой улице. Но эта же потребность побуждает человека изобретать, непрерывно совершенствовать способы удовлетворения биологических, социальных и идеальных потребностей с тем, чтобы достигать своих целей с наименьшими затратами физических и умственных усилий.

Несоответствие расходуемых сил стоящей перед субъектом задаче также лежит в основе смешного, составляет важнейшую его черту.

Потребность экономии сил, как всякая иная потребность, способна породить положительные и отрицательные эмоции. Если мне не удается облегчить задачу, уменьшить затрачиваемые усилия, я буду испытывать отрицательные эмоции досады, раздражения, уныния и т. п. Если я найду более короткий и простой путь к достижению цели, это вызовет у меня положительные эмоции радости, удовлетворения, восхищения своей находчивостью. Ну, а где же здесь чувство юмора? Эффект комического возникает тогда, когда субъект (им может быть и само действующее лицо) обнаруживает несоответствие расходуемых сил реально необходимым тратам. Для того чтобы зафиксировать подобное несоответствие, надо одновременно иметь представление о размерах расходуемого (или заготовленного) и о действительно необходимом. Такое сопоставление возможно только при созерцании, при наблюдении со стороны, в том числе при наблюдении за самим собой, вот почему чувство юмора, по-видимому, недоступно животным.

Нам смешно, когда Городничий и его окружение тратят столько сил, чтобы завоевать расположение заезжего ничтожества. Когда Моська лает на Слона, чтобы прослыть грозной забиякой (что есть пустая трата сил). Когда Лягушка стремится сравняться с Волом. Когда мы собрались бороться со злоумышленником, а им оказалось наше собственное пальто. Демагог, разглагольствующий о высоких материях, до которых ему нет дела, вызывает возмущение. Вместе с тем он смешон, потому что старается впустую: ведь мы ему все равно не поверим.

Зряшное, избыточное расходование сил вызывает очень разное отношение в зависимости от того, какие сопутствующие потребности актуализируются в этот момент. Эгоистическая потребность самовозвеличивания сделает смех злорадным. Потребность прийти на помощь обернется доброй шуткой в адрес незадачливого приятеля. Потребность в справедливости наполнит смех разящим сарказмом.

Органическая связь юмора с потребностью экономии сил обнаруживается уже при анализе физиологического механизма смеха. Ведь смех — это звук человеческого голоса, прерываемый серией коротких судорожных выдохов. В то время как физическое напряжение сопровождается задержкой дыхания в фазе глубокого вдоха, выдох означает разрядку, снятие напряжения, чувство облегчения. Смеющийся человек слабеет. «Не смеши меня, а то я уроню», — говорим мы приятелю, с которым решили перенести тяжелый предмет. Иными словами, смех — это роскошь, которая позволительна при избытке сил или в момент, когда необходимость мобилизации сил уже миновала. Поскольку прогресс цивилизации означает непрерывное совершенствование средств удовлетворения разнообразных потребностей человека, старые способы и средства кажутся недопустимо расточительными, бессмысленно громоздкими и нелепыми. В результате история движется так, чтобы человечество весело расставалось со своим прошлым[116].

Поскольку потребность экономии сил универсальна и присуща всем без исключения людям, эмоциональная реакция при ее удовлетворении сама по себе не несет информации об индивидуальности данного человека. Индивидуальная окраска смеха определяется потребностью, дополнительной к потребности экономии сил. Именно она делает смех веселым, злобным, искренним, умным, глупым, именно она превращает смех в «самую верную пробу души». Распознать эту вторую потребность (или комплекс потребностей, сопутствующих избытку сэкономленных сил) чрезвычайно трудно. Даже для талантливого художника описание всех оттенков смеха — нелегкая задача, требующая тончайшей художнической интуиции.