Рухнувшие надежды - Побережник Николай - Страница 71

– А вот живем как можем, стерпелися. Они поначалу под автоматами нас держали, а потом вроде обговорили все. Они нам теперь вроде как защита от всякого лихого, вот так и живем. А куда идтить-то? Жулики-то эти иногда выезжают в лес, да обманом приводят людей, кого беда миновала да выжить смог. Далеко до реки ходили, ниже по течению, говорят, есть еще люди.

– И много?

– Не сказали, я только слышал краем уха, как они с Черным говорили за это.

– Черный, это главный у них?

– Ага, – вздохнул дед, – на вид вроде тилигент, а человек шибко лютый. Ну и значит, кого обманом приводят, объявляют им, что тут они главные. Первое время охраняют, а потом люди и сами понимают, что идтить некуда.

– Сколько людей здесь, кроме бандитов? – спросил Алексей.

– Ну так если со мной и с бабкой моей-то, шишнадцать.

– И нравится вам так жить?

– А выбору-то нету, был бы я помоложе, да без бабки, может, еще и полез бы в драку.

– А кроме тебя мужиков нет, что ли?

– Есть, да как бы вам, ребятки, сказать, нет в них теперь воли… сломали их, кого как. Третьего дня хороший парнишка руки себе изрезал да помер, жалко его, молодой был совсем.

– А если поможем? Сами потом здесь справитесь?

– Ну если поможете… – дед задумался, – да поди справимся, уж на мякине не проведешь.

– Ну тогда рассказывай, где и кто находится…

После волны. День 162-й

Перед рассветом в лесу было очень тихо, только какая-то явно не местная птица монотонно гугукала каждые пять минут. Василий лежал на прежнем месте и обеспечивал нам прикрытие. Я, тихо обойдя поляну, взял на прицел дверь вагончика, что был рядом с домиком сторожа, где теперь жил Черный. А Алексей, не долго провозившись, уже придушил одинокого охранника и тихо пробирался к навесу кухни, где был еще один автоматчик, который спал, сидя за столом, положив синие от наколок руки на стол и придавив их головой. Алексей тихонько подкрался, а потом как-то очень резко проделал пару жутких, на мой взгляд, манипуляций с его головой. Бандит обмяк и был аккуратно уложен на землю.

– 22-й в канале, минус два. 11-й, блокируй выходы, прикрываю.

– Принял, – ответил я, повесил автомат на ремень и тихо пошел сначала к вагончику, где в проушины для замка вставил длинный болт, что я прихватил из коробки у трактора, где валялись какие-то запчасти. Затем вставил в дверную ручку домика сторожа черенок от лопаты, дверь открывалась вовнутрь.

– Ну кто там шкрябается?

– Старуха с косой, – вырвалось у меня.

Я услышал характерный лязг досылающего патрон затвора за дверью и сиганул… сначала в сторону, а потом отбежал за трактор, в ту же секунду в домике сторожа прогромыхали две короткие очереди через дверь, взорвав тишину утреннего леса. Спустя несколько секунд из вагончика послышались крики, затряслась дверь, зафиксированная болтом.

– Алле, че за дела? Ну-ка живо открыли, петушье! – раздался визгливый голос из вагончика.

– 22-й в канале, – услышал я в наушнике, – 33-й, две короткие по паникующим.

– 33-й, на связи, принял не четко. Две короткие куда?

– Вагончик работай.

– Принял.

Дум-дум-дум-дум… Дум-дум-дум-дум – громко шарахнул пулемет по двери вагончика. Обитая жестью, хлипкая дверь прогнулась рваными отверстиями внутрь, и из вагончика донесся дикий крик, от которого у меня даже по спине прокатилась волна холодка. Эхо выстрелов еще несколько секунд гуляло меж деревьев и потом рассеялось где-то в распадках, на минуту установилась тишина, которую прервал непонятный скулеж из вагончика.

– Стволы выбрасываем в окна, потом по команде выходим, кто не может выйти, выползает, – прокричал Леха.

– Да ты кто такой, фрае… – донеслось было из домика.

– Я тебе сейчас гранату в окно закину, урод! – перебил его Алексей. – До одного считаю!

– Тихо… не кипешуй, мент… или кто ты там, тут баба у меня, а она жить хочет… Хочешь? Ну!

– Ааа… не надо, – раздался истерический женский крик.

– Ну что, фраера, как расходится будем?

– Бабу отпускаешь и выходишь, и может, умрешь быстро.

– Ну при таком раскладе я ее только по частям могу отпустить.

– Ну как хочешь, – ответил Леха, положил автомат на землю и направился к домику.

– Серый, бегом к домику, как увидишь меня, разблокируй дверь, – зашипела гарнитура.

– Понял, – ответил я и, пригнувшись, пошел к домику сторожа.

Алексей на ходу выкручивал запал из гранаты. Плавными движениями он быстро подкрался к домику, с размаха запустил в окно гранату и затем очень быстро перебежал к двери, выхватив ТТ. Я только лишь успел дернуть черенок на себя, Алексей ногой так ударил по двери, что мне показалось, что даже окна зазвенели в этом невысоком срубе, и потом вкатился кувырком в домик. Послышалась возня, шлепки, визг… из домика выскочила полуодетая женщина, размахивая руками и как-то странно подвывая, опять крик, но уже мужской и какой-то сдавленный. Я не выдержал и ворвался в домик, готовый стрелять, но моя помощь была почти не нужна. Алексей как-то странно скрутил средних лет мужика, усевшись на нем и одной рукой схватив АКСУ бандита за ствольную коробку, удерживая затвор во взведенном положении, в второй рукой держа пистолет, утопив его ствол в глазнице противника, а тот, скалясь, издавал то ли шипение, то ли крик, беспрерывно нажимал на спусковой крючок автомата.

– Серый! Магазин, мля! – проорал Алексей.

Я подскочил к ним, выдернул магазин из АКСУ, и со всей дури наподдал бандиту куда-то в район печени ногой, и тот обмяк.

Черного и еще одного оставшегося в живых бандита три человека повели по тропе куда-то в лес, прихватив с собой канистру с керосином. А я, забрав у покойника, что лежал у кухни, торчащую из кармана робы пачку «Примы», сидел и дымил второй подряд сигаретой, рядом сидели Леха и Василий… все дымили. Молча подсел дед.

– Ребят… я это, не знал я, что Нинка… ну там, там с ним.

– Да ладно, проехали, – ответил Леха, выдохнул дым и закашлялся, – тьфу, хрень какая!

– Дед, а как звать-то тебя? – спросил я.

– Михал Михалыч… ну все Михалычем кличут.

– Ну что, Михалыч, принимай командование, – сказал Алексей, – и кипятку бы нам сообразили, а то считай второй день всухомятку… кишки слиплись.

– А сейчас сделаю ребятки, я быстро.

Пока пили чай, более-менее познакомились с местным населением, рассказали вкратце про себя, после чего сразу шесть человек изъявили желание перебраться к нам на остров.

– Ну а тут чем не нравится? – поинтересовался я.

– Не смогу я тут жить, – ответил крепкого сложения парень, – к себе не возьмете, к реке пойду, а здесь не останусь.

– Ну а мне что? Не медом, поди, тут намазано, да и опоганили они тут место, – вставил Михал Михалыч, – я тож к вам на ентот ваш остров «Буян», если возьмете.

Алексей посмотрел на меня, улыбнулся и ответил:

– Ну тогда вот, к Сергею Николаевичу на собеседование по очереди.

Забрали всех. Вывозили переселенцев в три этапа – сначала женщин, затем, вернувшись с катамараном, вывезли всю живность и троих человек сразу на Сахарный, и в последнюю очередь забрали оставшихся Михал Михалыча с женой, Полиной Андреевной, и их пожитки. Также загрузили кучу инструмента, кое-какую мебель из вагончиков и десятикиловаттную старенькую, но рабочую электростанцию, к которой на лесозаготовке уже не было топлива. Весь переезд занял 10 суток, на Сахарный прибыли не все, Иваныч забрал обратно Сашу и троих «рукастых-головастых» мужиков, помочь на нашем «эсминце», как его уже называл Иваныч.

Такое большое пополнение переселенцами опять заставило нас всех заняться хозяйственно-бытовой деятельностью. Но тут меня ждал сюрприз, в лице Михал Михалыча, который оказался весьма деятельным и разумным дедом в свои 70 лет, только вот с ногами у него было не важно – артрит. Но он не унывал, разъезжал по острову на своей гнедой кобылке и везде успевал, не то что я. А я то в одном месте зацеплюсь за решение какой-то проблемы, то в другом надо разрешить конфликт интересов. А Михалыч вечерами на хуторе, где он поселился с бабой Полей, как мы все стали ласково называть его супругу, когда я к нему приезжал, важно и деловито открывал свой «вахтенный журнал» и с чувством, толком и с расстановкой докладывал мне о проделанной работе. И в один из таких вечеров я решил назначить его «председателем» нашего «колхоза», а точнее старостой острова. Ну получается у деда, надо признать, гораздо лучше, чем у меня или кого-либо еще. Возражать этому никто не стал, даже с радостью восприняли это, его как-то быстро стали уважать, советовались, да и просто при наличии свободного у Деда (так называли его «за глаза») времени, заходили к нему в гости поболтать «за жизнь». Да и Михалыч, чувствуя свою нужность и востребованность, как-то даже помолодел… ну или бороду, что ли, подстриг поровнее.