Снова и снова - Саймак Клиффорд Дональд - Страница 67

41

— Странный ты парень, Вильям Джонс, — сказал Джон Генри Саттон. — Но неплохой, ей-богу. Лучше работника у меня не было с тех пор, как я завел хозяйство. Другие год, ну — два, поработают, а потом пропадают. Все куда-то торопятся…

— Мне торопиться некуда, — грустно ответил Эшер Саттон. — Некуда идти. Здесь не хуже, чем в любом другом месте.

На самом деле здесь лучше, чем где бы то ни было. думал он про себя. Здесь покой, тишина, природа — о таком в мое время забыли уже и мечтать.

Они стояли, облокотившись на изгородь и слушали, как в доме звенят посудой — близился ужин, — и смотрели, как шоссе мигает огоньками автомобилей. В темноте передвигались неуклюжие тени — коровы возвращались в хлев после дойки, довольно мычали, животные лениво ухватывали пучок-другой травы перед сном.

Из долины веял прохладный ветерок, такой успокаивающий и приятный после жаркого дня.

— Как хорошо…— мечтательно проговорил Джон Генри. — Какой бы ни был жаркий день, а ветерок всегда у нас по вечерам прохладный… Постоишь вот так, подышишь и заснешь потом как младенец… Я вот порой думаю, — продолжал он, — как легко человеку быть счастливым. Так легко, что иногда мне кажется, уж не грешно ли это? Ведь люди, по природе своей, суетливы и вечно чем-то недовольны…

— Удовлетворенность, — отозвался Эшер, — это состояние полной гармонии личности и природы и не так-то часто встречается. Но когда— нибудь и человек, и все другие.существа узнают, как достичь этой гармонии, и в Галактике воцарится мир и счастье.

Джон Генри усмехнулся

— Ты мыслишь больно широко, Уильям.

— Да, я, пожалуй, размахнулся, — смутился Саттон. — Но недалек тот день, когда человек отправится к звездам!

Джон Генри кивнул.

— Да, наверное. Наверное, скоро. Скорее, чем надо бы. Только лучше бы сначала на Земле жить научились как следует. — Он зевнул. — Пойду-ка я спать. Стар я стал, сынок. Пора отдохнуть.

— Ну а я пройдусь немного, — сказал Саттон.

— Ты много гуляешь, Вильям.

— В темноте, — тихо сказал Саттон, — земля выглядит иначе, чем в лучах солнца. Все пахнет по-другому. Все такое свежее, чистое, как будто только что вымыли… В тишине слышно такое, чего днем и захочешь, да не услышишь. Бродишь, и кажется, что ты один на всем белом свете, и весь он принадлежит тебе…

Джон Генри покачал головой.

— Нет, это не земля становится другой, а ты сам. Знаешь, Вильям, ты меня прости, но мне порой кажется, что ты слышишь и видишь что то такое, чего больше никто не видит и не слышит. Как-будто…— он запнулся. — Ну, как будто ты вроде как маленько не от мира сего, что ли?

— Мне и самому так иногда кажется, — усмехнулся Эшер.

— Запомни, — твердо сказал Джон Генри, — ты один из нас. Почти член семейства. Сколько же лет ты у нас, Вильям?

— Десять уже, — еле слышно ответил Саттон.

— Да, верно, — сказал Джон Генри. — Я хорошо помню тот день, когда ты пришел, но счет годам потерял. Иногда мне кажется, сынок, что ты тут всю жизнь жил. Порой я ловлю себя на том, что считаю тебя Саттоном…— Он прокашлялся и сплюнул на землю. — Вчера я одолжил у тебя пишущую машинку, Вильям. Мне, понимаешь, нужно было письмо напечатать. Это очень важное письмо, и мне не хотелось бы писать его от руки. Почерк у меня — не очень…

— Берите, когда нужно, — не выдавая волнения, ответил Эшер. — Рад, что она вам пригодилась.

— А ты сам что-то ничего не печатаешь последнее время, а, Вильям?

— А-а…— махнул рукой Саттон. — Бросил. Ничего не выходит. У меня были кое-какие наброски, да я их потерял. Думал, может так вспомню, да, видно, ничего не получится. И пробовать нечего.

Голос Джона Генри был добр и мягок.

— У тебя неприятности, Вильям? Беда какая?

— Да нет, не то чтобы неприятности…

— Может, помочь чем надо?

— Нет-нет, что вы!

— Если будет что нужно, ты скажи, не стесняйся, — искренне произнес старик. — Чем смогу — помогу.

— Знаете… Может настать такой день, что мне нужно будет уйти. Может быть, совсем неожиданно. Если так случится, мне бы хотелось, чтобы вы забыли обо мне, вообще не вспоминали, что я здесь был.

— Ты правда этого хочешь, сынок?

— Да. Правда.

— Как же мы тебя забудем, Вильям? Как и могу тебе обещать такое? Это просто… я не знаю… Но… если ты хочешь, мы не будем о тебе говорить. Если кто-то придет вдруг и спросит, мы никому про тебя не скажем. Так, Вильям?

— Да, — ответил Саттон. — Если вы не против, пусть будет так.

Они еще немного помолчали, глядя друг на друга в темноте, потом старик повернулся и пошел к дому, а Саттон уселся на перекладину и стал смотреть на реку, где в сказочном зеркале несбыточного горели волшебные огни…

Десять лет прошло, думал Саттон. Вот уж и письмо написано. Десять лет, условия соблюдены, теперь прошлое может обойтись и без меня. Ведь я оставался здесь только для того, чтобы Джон Генри Саттон написал письмо и чтобы через шесть тысяч лет я нашел его в чемодане, прочитал на безымянном астероиде, который достался мне в качестве трофея после победы на дуэли в заведении под названием «Дом Зага».

А «Дом Зага», усмехнулся Саттон, будет во-он там, на том берегу реки, далеко на равнине… А вон там, на холмах, подальше к северу, будет стоять Североамериканский Университет… А у слияния Висконсина и Миссисипи — вилла Адамса… А из прерий Айовы будут стартовать к звездам огромные корабли…

Там, в «Доме Зага», за рекой, шесть тысяч лет спустя, я встречу маленькую девочку в измятом фартучке… Как в книжке. Мальчик в шапочке с пером и девочка в кружевном фартучке… Мальчик — босиком, а девочка смущенно комкает фартучек и говорит, что ее зовут…

Он прижался щекой к столбу изгороди.

— Ева, — прошептал он. — Где ты?

…Волосы у нее медно-рыжие, а глаза… какого цвета глаза?

«Я за тобой наблюдала двадцать лет», — сказала она, а он подумал, что это шутка, и поцеловал ее… Он не поверил словам, но поверил взгляду, губам, объятиям… Где-то она теперь? Наверное, думает о нем, как и он о ней сейчас. А вдруг, если постарается, он сможет мысленно добраться до нее, сможет пронести свою тоску через бездны пространства и времени, даст ей знать, что помнит о ней и очень хочет вернуться!