Ангел в камуфляже - Серова Марина Сергеевна - Страница 29

Сказав себе, что теперь — можно, я добыла из пояса и выбросила в окно использованный шприц и деревянный пенальчик — на погибель под автомобильными колесами. Порадовалась, представив себе то небольшое количество пыли и пара, в которые они превратятся всего через каких-то несколько десятков минут.

А через десяток минут я обеспокоилась видом машины дорожного милицейского патруля, обогнавшей меня на темном участке дороги и красиво поморгавшей на прощанье батареей разноцветных огней на крыше. В голову полезли дурные мысли о возможности остановки меня их коллегами для проверки документов и машины. А в машине — девица, и не простая, а дочь сиятельного начальника, в глубоком наркотическом опьянении. И не страшно ничего, кроме того, что при таком навороте невозможно скоро доехать до места жительства Владимира Степановича Шадова, с нетерпением ожидающего, в соответствии с моими инструкциями, изложенными ему сегодня по телефону с набережной, Татьяну Иванову с его чадом на руках. И так эти мысли меня допекли, что, согласившись пожертвовать временем, я свернула с магистрали и, плутая по спальным районам, добиралась до места неуклюжей черепахой. Какая уж при таких условиях может быть педаль газа! Но как ни осторожничала, а раза два Наташа у меня чуть не свалилась с сиденья на пол.

По всему по этому к дому Шадова я подъехала значительно позже запланированного времени. Машина Бориса была, конечно, здесь, стояла на дорожке так неудачно, что я едва сумела протиснуться мимо. Признаться, во мне теплилась глупая надежда, что они уехали куда-нибудь еще и выгрузка Натальи и транспортировка ее в отцовские хоромы пройдет без лишних хлопот и огорчений.

Впрочем, огорчений не предвиделось или ожидалось гротескно много, потому что все трое — Шадов и Синицыны встречали нас на улице, у подъезда. Впору было на сигнал нажать, подъезжая, для вящей торжественности, и долго не отпускать его. Принимая во внимание позднее время, я отказалась от этой затеи.

Вышла из машины, и Шадов шагнул мне навстречу. Братья с интересом наблюдали за нами, стоя поодаль.

— Как она? — по-настоящему взволнованно спросил Владимир Степанович, вглядываясь через мое плечо в недра салона.

— Жива и здорова! — ответила ему так же тихо. — Продолжайте играть роль скорбящего родителя.

Я поддержала его под локти, будто опасаясь, что подкосятся отцовские ноги от душераздирающего зрелища. Но Шадов не мог даже играть слабость, настолько она была противна его натуре.

— Эти ублюдки рассказали мне все, включая свои планы на будущее. — Голос его дрожал искренним чувством, не приличествующим, правда, моменту. — Как вы были правы, Татьяна Александровна, а я ведь глупость имел сомневаться в ваших словах!

— Умоляю, держите себя в руках! — воскликнула я жалостно и во всеуслышанье, уступая ему дорогу.

— Не беспокойтесь! — буркнул он через плечо, открывая дверь к Наталье.

Он достал из машины бесчувственное тело дочери, обращаясь с ней, как с драгоценностью. Впрочем, как с драгоценностью достаточно тяжелой. Видно было, что ему тяжело ворочать ее в тесноте салона. Борис сунулся было помочь, но, отпрянув, чуть не упал от грозного генеральского рыка:

— Руки прочь, подонок!

Тот отошел в сторону, пожав плечами.

На этаж Наташу отец поднял сам. Я шла сзади, между ним и братьями, на всякий случай страхуя его от них, хоть это и было лишним. Пинком отворив незапертую дверь, внес ношу в дом, просипев, не оглядываясь:

— Входите, Татьяна Александровна!

Братья вдруг настолько заторопились, что даже попытались потеснить меня на пороге, но позиций своих я не сдала, немного задержала даже их в прихожей.

В комнату мы попали, когда Наташа уже лежала на старинного вида тахте, покрытой длинноворсным ковром.

— Как она… — начал было Андрей.

— Молчи! — тихо пророкотал Шадов, бросив на него термоядерный взгляд.

Лицо его было багровым от восхождения по лестнице и волнений, и я опять стала волноваться за его гипертонию.

— Стой и молчи! — вздохнул Владимир Степанович. — Пока я тебя с лестницы не спустил!

Борис, зная, видно, нрав тестя лучше брата, молчал в тряпочку. Стоял и часто моргал выпученными глазами.

Стало тихо. И тихо было долго. И я уже вовсю принялась думать, как быть дальше, нельзя же было до бесконечности стоять вот так вот, вокруг ложа спящей красавицы! Но делу помог случай.

— Подушку! — пролепетал Борис.

Пока еще тесть глянул на него вопросительно и грозно.

— Подушку, под голову!

И получил разрешение:

— Неси!

Он принес, и я принялась пристраивать ее под голову Наташи и преуспела в этом вполне, когда, оглаживая напоследок ее волосы, услышала звук тихого вздоха.

— Владимир Степанович! — проговорила, поднимаясь на ноги.

Шадов нежным движением положил ладонь на дочернее чело, и Наташа, видимо почувствовав прикосновение по-настоящему родного человека, еще во сне, еле слышно пролепетала:

— Папа!

Приподняла и вяло закинула за голову руку.

Трогательно было до слез! Сценку можно было смело рекомендовать для любого самого бразильского сериала как одну из наиболее выигрышных, если б не сам папаша, испортивший все раз и навсегда!

— Ну что, ублюдки, теперь поговорим по-настоящему, без кривляний! — проревел он, поворачиваясь к братьям.

На ублюдков было смешно и жалко смотреть. Они поняли все, но, пораженные неудачей такого масштаба, дружно переживали состояние столбняка. Хотя по внутреннему настрою, несомненно, сильно разнились друг от друга, и это было отпечатано на их лицах. Андрей никак не мог удержать на месте отвалившуюся челюсть, а у Бориса отчаянно слезились глаза.

— Чтоб в Тарасове с этого дня никаких х-хх… «Раев»! Любую контору, от которой будет разить Прибалтикой — российской, латвийской или какой угодно, отныне буду давить в зародыше, обещаю! — Шадов сделал паузу, набрал в грудь воздуха и включился на полную громкость: — Вон отсюда, щенки паршивые! И забудьте, как выглядит Наталья Владимировна, — он сделал эффектную паузу и грянул прямо в лицо Борису: — Шадова!

В этот момент Андрей кинулся вперед, вытянув руки в направлении Наташи — ее лица или горла, времени разбираться у меня не было, потому что вдруг стала я очень занята, стараясь не промахнуться по его голове. Нет, я не промахнулась — как можно! — а поскольку внимание его было обращено не на меня, мой излюбленный боковой удар ноги он принял полностью и отлетел к стене, ухватился за нее руками, мотая ушибленным предметом.

— Ах ты, пес! — прошептал Шадов, шагнул, похоже, одним махом через всю комнату и сгреб не сопротивляющегося Андрея за шиворот, бросил на пол и поволок в прихожую.

Я поняла — сейчас спустит с лестницы.

— Что же делать, а? — пролепетал Борис, обращая ко мне залитое слезами лицо.

Вовремя он спросил, сообразил, наверное, что разгневанный отец, вернувшись, сию минуту примется за него.

— Что делать?

Договаривал он, уже двигаясь к выходу. А на выходе столкнулся с Шадовым и получил, судя по звуку, хорошую затрещину, вышвырнувшую его за дверь. И я была уверена, что это еще не все. Заказчик мой не остановится на этом, но это уже будут его проблемы, совать нос в которые я отнюдь не намерена. Мое дело сделано.

Наташа благополучно приходила в себя, и Владимир Степанович, в соответствии с ее состоянием, менялся на глазах, превращаясь совсем в другого человека. А когда она сумела встать и, придерживаясь стенки, но на своих ногах, ушла в ванную, достал откуда-то бутылку со множеством наклеек и два фужера.

— Выпьем, Татьяна Александровна, за вас с Наташкой!

— Выпьем! — согласилась я с удовольствием. 

Эпилог

Счастливый Аякс, сжимавший в каждой руке по бутылке пива, прошел воротца в чугунной ограде и, загребая ногами в раздолбанных лапотках, двинулся в мою сторону. Матерый ротвейлер, неуклюже резвившийся до этого в мокрой траве газона, будто ждал его появления — вымахнул навстречу и, в несколько прыжков оказавшись рядом, встал перед Венечкой как вкопаный, задрал к нему тупую морду, подобрав в красное жерло пасти широкий, как садово-огородный совок, язык. Под пристальным взглядом зверя Аякс вытянулся, как солдат перед майором, прижал к груди пиво и закрыл глаза. Через газон, трусцой, спешил к ним седенький хозяин пса, потрясая рукой со свернутым в кольца плетеным поводком.