Российская школа бескорыстия - Харламов Евгений Васильевич - Страница 7

7

Любимой песней – гимном студентов Дерпта было стихотворение поэта Николая Языкова «Из страны, страны далекой», положенное на музыку композитором А. А. Алябьевым. Этот гимн распевал весь университет, и самого Николая Языкова все знали и любили, он был другом и Николая Пирогова. И часто Н. Языков говорил ему: «Будем любить Москву! Там русский дух! И пел «Из страны, страны далекой»:

Из страны, страны далекой,С Волги-матушки широкой,Ради славного труда,Ради вольности веселойСобралися мы сюда.Вспомним горы, вспомним долы,Наши храмы, наши села,И в стране, стране чужойМы пируем пир веселыйИ за родину мы пьем.Пьем с надеждою чудеснойИз бокалов полновесных.Первый тост за наш народ,Первый тост за наш народ,За святой девиз вперед,Вперед, вперед, вперед,Вперед, вперед!

Иван Филиппович Мойер, видя, что дружба между ними усиливается и зная, что Н. Языков – любитель частых студенческих попоек, решил, со слов студента Иноземцева, что Николай Пирогов начал пить. Он пришел к своему ученику, и как тот не оправдывался и не возражал – Н. Пирогов не участвовал в питейных сборищах – предупредил: «Вы собираетесь стать хирургом. И разум у вас всегда должен быть чистым, ясным. А руки цепкими и ни в коем случае не дрожать… Это зелье ни в коем случае нельзя употреблять». Слова своего дерптского учителя хирург Н. И. Пирогов помнил всю жизнь, хотя никогда не злоупотреблял этим. Каждая минута была на счету – и совершенно не хватало времени ни на что.

В Дерптском университете товарищей у Н. И. Пирогова было мало, были коллеги по совместной учебе. Так, первую свою научную работу он выполнял не один, с ним трудились еще несколько студентов, но темы были разные, поэтому каждый занимался своим делом. Многие учились просто так, для себя: «не выгонят, и ладно». Жизнь студентов, как правило, беззаботна, хочется веселья, пока молоды. Кутить и веселиться – таков был лозунг немецких студентов Дерпта, не берущих книг в руки годами. Например, были даже дуэли со шпагами и пистолетами. Многие русские поначалу кое-как осваивали науки и даже добивались хороших успехов в учебе, но потом неожиданно выходили из колеи.

«За исключением нас, присланных в Дерпт, уже по окончании курса в русских университетах, и двух или трех других русских, всем прочим пребывание в Дерпте не пошло впрок. Карамзины и Соллогуб едва ли вынесли что-нибудь из дерптской научной жизни, кроме знакомства с разными студенческими обычаями; другие, как например, Языков, воспитанники из учреждений императрицы Марии и приезжие из Москвы и Петербурга полурусские и полунемцы, просто спивались и уезжали через несколько лет в весьма плохом виде; только двое из них, Федоров Василий Федорович и Кантемиров, вышли было в люди, но ненадолго. Федоров, весьма дельный астроном и наблюдатель, сделал экспедицию с Парром на Арарат, потом в Сибирь, потом сделался профессором астрономии в Киеве и ректором университета, но не оставил привычки попивать и скоро умер, еще далеко не старый; Кантемиров вышел доктором медицины, был за границей, но, до крайности бескровный и худосочный, также скоро умер еще в молодых летах».

Н. И. Пирогов сумел сохранить себя и целиком посвятить науке. Здесь, в Дерпте, он сформировался как ученый, который стремится к своей цели и добивается ее упорным трудом, и как человек, который хочет служить во благо своего Отечества. Слова Василия Андреевича Жуковского, сказанные Н. И. Пирогову однажды при встрече с ним: «очень мало среди медиков русских… А так хотелось бы иметь свою, родную, российскую величину» отложились в его памяти. Тогда он поклонился в ответ, выражая свое согласие.

После многочисленных опытов и экспериментов, изучения научных трудов Н. И. Пирогов на 50 листах описал все свои наблюдения, выводы и предложения о перевязке артерий. Свою работу «О перевязке артериальных сосудов» он дополнил красочными рисунками с натуры и представил профессорскому совету. Решением совета в 1829 г. его работа была удостоена золотой медали. Н. И. Пирогов становится известным и среди студентов, и среди профессоров университета. Теперь в знак поощрения его освобождают от посещения некоторых лекций, и он радуется этому Ведь и раньше, устав от работы в анатомичке или операционном зале, он пропускал лекции по другим предметам. И он задумал вообще не сдавать экзамен на докторскую степень. Но его, слава Богу, остановил болеющий за него всей душой профессор И. Ф. Мойер. Вот как об этом писал Н. И. Пирогов.

«…меня смущало то, что слушая лекции, я неминуемо краду время от занятий моим специальным предметом, который как ни специален, а все-таки заключает в себе, по крайней мере, три науки. А сверх того, я действительно тяготился слушанием лекций, и это неуменье слушать лекции у меня осталось на целую жизнь. Посвятив себя одиночным занятиям в анатомическом театре, в клинике и у себя на дому, я действительно отвык от лекций, приходя на них дремал или засыпал и терял нить; демонстративных лекций в то время на медицинском факультете, за исключением хирургических и анатомических, вовсе не было; ни физиологические, ни патологические лекции не читались демонстративно. Зачем же, думал я, тратить время в дремоте и сне на лекциях? Наконец я дошел до такого абсурда, что объявил Мойеру о моем решении не держать окончательного экзамена, то есть экзамена на докторскую степень, так как в это время от профессоров не требовали еще докторского диплома; а если понадобится, думал я, так дадут и без экзамена дельному человеку».

В свое оправдание он сказал И. Ф. Мойеру, что работает над докторской, и у него нет ни одной свободной минуты, а экзамен может выбить его из колеи и отберет время. Но профессор убедил его не отказываться от докторского диплома, тем более и хирургию, и анатомию, и физиологию Н. И. Пирогов прекрасно знал: «Не волнуйся, иди и спокойно сдавай». Так, в 1831 г., блестяще защитив докторскую диссертацию, он получил степень доктора медицины по теме «Перевязка брюшной аорты».

Годы в Дерптском университете были памятны Н. И. Пирогову не только учебой, но и встречами с друзьями, близкими ему по духу Особое духовное родство Н. И. Пирогов чувствовал к бывшему офицеру флота Владимиру Ивановичу Далю, тоже осваивавшему хирургию в Дерпте. Он удивлял и своей быстротой, с которой производил операции, и тем, что писал сказки, да какие – заслушаешься: собиралась такая толпа, когда он начинал их читать, что нельзя было протолкнуться.

В. И. Даль замечательно пел русские песни, аккомпанируя себе на органчике. Он хорошо знал природу и жизнь русского народа, собирал разные прибаутки, пословицы и частушки, легенды, сказы. Когда началась война с Турцией, В. И. Даль, прервав учебу, уехал воевать. Они с Н. И. Пироговым сердечно попрощались. «Долг велит, кто-то же должен защищать Родину», – с этими словами В. И. Даль сел в повозку, на лице его была радостная улыбка, хотя в глазах светилась печаль. Больше они не встречались.

Была еще одна встреча Н. И. Пирогова с ревельскими врачами Винклерами – отцом и сыном, с которыми он подружился будучи на каникулах в Ревеле (Таллине). Жители Ревеля уважали своих врачей, преклонялись перед их нелегким трудом. Особенно Н. И. Пирогова поразило в них чуткое и внимательное отношение к больным. Врачи разговаривали с больным на равных, как близкие друг к другу люди. Так возникало доверие больного к врачу, что способствовало благоприятному исходу в лечении болезни. Это был особенный, душевный метод врачевания. Из поездки в Ревель Н. И. Пирогов понял, что врачевание – это особое искусство, где роль слова очень высока.