В дебрях Атласа - Сальгари Эмилио - Страница 14

Рибо отпустил знаком спаги.

— Что граф? — спросила Афза, когда они остались одни.

— Пилит свои цепи. Должно быть, скоро кончит. А твой отец?

— Ждет недалеко от бледа с Ару. Махари готовы.

— Сколько? С графом бежит его товарищ

— Знаю, у нас пять великолепных бегунов. Лошадям спаги не так-то легко будет догнать их. Мы сберегли себе самых лучших.

— Будь осторожнее, Афза.

— Я готова на все.

— Он не подарит тебе свободу, то есть не даст ему бежать.

— Я покажу ему, кто такая Афза. Вы еще не знаете мавританских женщин. Проведи меня.

— Он ждет тебя с ужином.

— Я так и думала. Ну, сержант, идем…

Рибо поднялся по лестнице и остановился перед дверью, но прежде чем постучаться, сказал Афзе:

— Обдумай, на что ты решилась; блеск твоих глаз вовсе не успокаивает меня.

— Афза спокойна, — ответила мавританка. — Доложи обо мне. Сержант два раза постучался в дверь, которая тотчас отворилась

в небольшую гостиную, правда, не особенно изящную, — но какого же изящества можно ожидать в бледе, затерявшемся среди бесплодных африканских равнин?

В комнате был накрыт стол, освещенный двумя керосиновыми лампами.

Дверь отворил сам усатый вахмистр.

— Афза! — воскликнул он. — Сияющая Звезда Атласа! А я уж и ждать перестал.

— У мавританских женщин одно слово, и они умеют держать его, — ответила Афза.

Вахмистр сделал сержанту знак удалиться.

— Справедливо бедуины и кабилы назвали тебя Звездой Атласа, — сказал вахмистр, подавая стул Афзе. — Такой красавицы, как ты, я не видал во всей Берберии.

Афза слабо улыбнулась.

— Ты шутишь, господин, — сказала она.

— Отец знает, что ты пришла сюда?

— Нет, я подсыпала в табак его наргиле крошечку опиума, и отец крепко проспит несколько часов.

— Брюхо кита! — воскликнул вахмистр, крутя свои черные усы. — И мавританские девушки умеют хитрить! Хочешь поужинать со мной? Закусывая, поговорим. Мы не совсем еще заброшенные в этом проклятом бледе: есть у меня и жареная баранина, и курица, и коробка сухих фиников, только вчера присланных мне из Константины. Ах, черт! Есть и хорошее французское вино, даже бутылка шампанского! Тебе приходилось когда-нибудь пить шампанское за десертом?

— Нет, — ответила Афза, садясь за стол.

Вахмистр взял с буфета жаркое, фрукты, бутылки и поставил все перед Афзой, говоря:

— Надеюсь, что Звезда Атласа окажет честь французской кухне. Как жаль, что мы не в Марселе и не в Париже! Но я надеюсь со временем увидать эти города… И с тобой вместе!…

Решительным усилием Афза сдержала дрожь и улыбнулась.

Оба сели за стол, один против другого. Однако Афза, по-видимому, не собиралась оказать чести ни баранине, ни курице, ни сухим финикам из Константины, а тем менее вину: бокал ее оставался постоянно полным.

— Клянусь брюхом трески! — воскликнул вахмистр, евший за двоих. — Что же едите вы, мавры, в своей пустыне? Ты не прикасаешься ни к чему, а главное, не пьешь. Между тем все вина известных марок!

— Ты знаешь, господин, что арабы народ умеренный. Мы никогда не пьем, потому что Магомет запрещает пить вино и спиртные напитки, — ответила Афза.

— Это потому, что во времена Магомета не умели делать таких превосходных вин, — ответил вахмистр с некоторой досадой. — Готов поставить свои нашивки против трубки табака, что, живи он в наше время, не отказался бы от стаканчика этого прекрасного бургундского. Ах, что за бургундское!

Вино, очевидно, очень понравилось ему, потому что, не переставая есть и разговаривать, он выпил не один стакан, но вся эта жидкость исчезла будто в бездонном колодце.

Когда ужин закончился, вахмистр закурил толстую испанскую сигару, вероятно, провезенную контрабандой через марокканскую границу, откинулся на спинку стула и, заложив нога за ногу, начал:

— Теперь поговорим, Афза.

Афза в эту минуту смотрела на золотую медаль, блестевшую на груди вахмистра.

— Что это такое? — спросила она.

— Это? — спросил вахмистр, выпуская облако ароматного дыма. — Этому кусочку золота я обязан своими нашивками. Не даром он дался мне. Даже не знаю, как я остался жив и состою в настоящую минуту начальником бледа.

Афза ограничилась неопределенным восклицанием.

— Хочешь послушать, как это случилось? Ведь ты не спешишь вернуться в дуар?

— Нисколько, — ответила Афза, имевшая все причины стараться, чтобы вахмистр задержал ее подольше, пока граф и его товарищ не перепилят свои оковы.

Вахмистр выпил еще стакан бургундского и начал:

— Я был в это время в Сенегале, стране, тоже завоеванной Францией, только вовсе не похожей на этот проклятый Алжир, где не найдешь и кусочка тени, чтоб вздремнуть спокойно.

Амафу, один из королей Верхнего Сенегала, в это время подавал повод к неудовольствию, и губернатор колонии отдал приказ одной колонии двинуться для усмирения этого негра, позволявшего себе обращаться с нами, сыновьями славной Франции, как со своими оборванцами-подданными.

Нами командовал генерал, не побоявшийся бы самого дьявола, — настоящий солдат в моем вкусе.

Мы уже разбили несколько племен, как в один прекрасный день подошли к широкой реке с перекинутым через нее деревянным мостом, сколоченным кое-как, однако довольно крепким, чтобы наша колонна могла перейти по нему.

Воины Амафу заняли другой его конец и открыли адский огонь, стараясь задержать нас, но… Тебе скучно слушать меня, Афза?

— Нет, господин, — ответила она. — Ты знаешь, мы любим рассказы, особенно из военной жизни. Ведь мы потомки завоевателей Испании. Продолжай, господин, я слушаю тебя…

Афза лгала. Ее вовсе не интересовал рассказ о необыкновенных приключениях храброго вахмистра, и она только делала вид, что слушает его. Ее мысли в это время были слишком поглощены другим. Она как бы следила за движением маленьких пилок, распиливавших в эту минуту цепи ее мужа и его товарища.

Лицо ее выражало крайнее напряжение. Она каждое мгновение ожидала, что вот-вот услышит крики часовых, окружавших блед, и выстрелы их вдогонку беглецам.

Вахмистр осушил четырнадцатый или пятнадцатый стакан вина и продолжал:

— Итак, мы были на мосту. Негры Амафу бились геройски, и трудно было перебраться через реку, хотя они и были вооружены дрянными ружьями, из которых вместо пуль в нас летели куски железа и гвозди, производившие большие опустошения.

Прошла ночь; мы все оставались на берегу реки и никак не могли прогнать этих проклятых дикарей.

Генерал выходил из себя. Напрасно он направил на мост пол-эскадрона спаги. Ружья негров смели его почти моментально.

Со всех сторон неслись стоны и крики вперемешку с лошадиным ржанием.

Генерал, взволнованный внезапными потерями и упорным сопротивлением этой шайки всякого сброда, в ярости ходил по берегу реки.

Вдруг прозвучал его голос, как звук трубы: «Вперед, спаги, только храбрецы! Награда тому, кто первым перейдет реку».

Один кавалерист храбро бросился в воду, но не успел преодолеть и пятидесяти метров, как поток увлек его, и он исчез вместе со своей лошадью.

«Чего бы ни стоило, а мост надо взять, — сказал генерал. — Трубачи, вперед!»

К генералу подошел молодой легионер: «Я не боюсь негров». Но я надоел тебе, Афза?

— Я уже сказала тебе, что мы, арабы, любим такие рассказы. Ведь и мы в лунные ночи слушаем тысячи рассказов.

— Правда? Но ты мне кажешься рассеянной.

— Ошибаешься, господин, продолжай…

Вахмистр снова зажег свою большую испанскую сигару, покрутил усы и продолжал:

— Генерал взглянул на юношу и спросил: «У тебя есть невеста? Пропой песню, посвященную тобой ей, и протруби в трубу». Легионер бросился на мост, схватив трубу, но вдруг остановился и, вытянув руки, полетел в реку. Его сразила негритянская пуля.

— О! — рассеянно проговорила Афза.

— Однако он успел на мгновение подняться над бешеным потоком и крикнул мне, когда я кинулся на берег, пытаясь помочь ему: «Друг, скажи невесте»…